Десятый самозванец - Евгений Шалашов

— Да нет, — ответил гетман. — В колледже нас такой дурости не обучали. Все больше на философию да на иностранные языки налегали. А книжку про Цепеша я как-то в Варшаве прочитал. Цепеш-то, говорят, упырем был. Кровь он человеческую пил, — усмехнулся Выговский.

— Тьфу ты, пакость какая! — поморщился Акундинов. — Да неужто правда?

— Враки, — хладнокровно отозвался гетман. — Никакой он крови не пил, зато турок бил в хвост и в гриву! А живой-то Дракула страшнее был любого упыря.

1651 год от Рождества Христова.

Шведское королевство.

— Йоханн, ты уже прочитал «Гамлета»? — спросила Кристина, поворачиваясь лицом к Тимофею.

— Ага, — кивнул тот, пытаясь поцеловать ее в плечо.

— Мне кажется, что Гамлет — это ты, — сказала девушка, с нежностью посмотрев на любовника. — Читаю и тебя представляю…

— Ну, не знаю… — задумался Тимофей. — В Англии не бывал. Да и в Италии вроде бы Шекспиров не встречал.

— Смешной, — засмеялась Кристина, принявшись теребить его волосы. — Шекспир умер сорок с лишним лет назад. А легенду о Гамлете он вычитал у хрониста Саксона Грамматика.

— А, ну тогда да! — изрек Акундинов, попытавшись обнять Кристину. Та увернулась и, проводя ладонью по его лицу, заявила:

— Я прикажу написать с тебя портрет.

— И назовешь сию парсуну «Русский Гамлет»! — усмехнулся он.

— А что! — загорелась она идеей. — Можно заказать прекрасный портрет.

— И буду я писаный красавчик, — проворчал Тимофей. — С оттопыренной-то губой.

Эта губа всегда доставляла мучения. Помнится, в детстве его даже дразнили губошлепом. Уж чего он только с ней, с губой-то этой, не делал — и спал вниз лицом, и веревочкой привязывал. А уж прикусыванье и по сию пору осталось вредной привычкой. Как-то раз подпоил коновала, которого отец нанимал холостить кабанчика, чтобы тот сделал два надреза по краям рта. Пьяный «медикус» уже начал резать, но тут пришла мать и устроила такое…

Что такое «писаный красавчик», произнесенное по-русски, девушка не поняла. А вот услышав по-немецки про губы, только усмехнулась и поцеловала Тимофея в эту самую губу. Потом Кристина вдруг загрустила:

— Только у нас живописца хорошего нет. Ни в Стокгольме, ни в Осло. Ну разве что в Копенгагене поискать. Нет, — ответила она сама себе. — Там тоже нет. Если только в Париже. Если сегодня отправить письмо, то во Франции оно будет дня через два. Ну, пока живописца ищут да пока нанимают. Недели две нужно, а то и все три. Хотя, — опять заспорила девушка сама с собой, — лучшие живописцы все равно в Италии! Как считаешь, из Италии он долго будет ехать?

— Ну, — протянул Тимофей, прикидывая расстояние. — Месяц. Это в лучшем случае. А скорее всего — два.

— Ну, тогда не очень долго, — легкомысленно сказала Кристина. — Сегодня же и распоряжусь.

— Еще неизвестно, захочет ли ехать, — изрек Акундинов. — Живописцы да богомазы — народ балованный. То им не так, это не нравится. Пока найдут, то да се… А он возьмет да и откажется.

— Не откажется! — усмехнулась девушка. — Ты же знаешь, что любой художник, хоть и самый талантливый, хочет кушать. И не только луковую похлебку, но и курочку. Да еще желательно с вином. Если ему хорошо заплатить, то сам прибежит.

— Слушай, — вдруг спросил Тимофей. — Если ты говоришь, что Шекспир вычитал о Гамлете у этого Грамматика, то не лучше ли летопись и читать?

— Саксон Грамматик, как бы тебе сказать… — задумалась девушка. — Он писал очень скучно. Ну, жил такой принц, у которого отняли трон. И, чтобы его не убили, стал он тогда кричать петухом и спать со свиньями. А когда все решили, что принц сумасшедший, то он взял да и перебил всех своих недругов.

— Вот молодец! — одобрил Тимофей. — Знал, что делать… И чего это я, дурак, не догадался? Пошел бы в юродивые. Ну, — стал он объяснять, — это такие сумасшедшие, что блаженными считаются.

Поняв, что и сам запутался, пытаясь объяснить по-немецки, кто же такие юродивые, попытался выкрутиться:

— В общем, такие святые, которые с придурью. Бродил бы себе по дорогам. А потом бы раз — и перебил всех…

— Ты шутишь? — удивилась девушка. — Как бы ты мог перебить всю охрану, а потом всю армию царя Алексея?

— Конечно, шучу, — успокоил Тимофей подругу, которая, как и все особы с немецкой кровью (пусть и шведы), не отличалась особым чувством юмора. Пожалуй, это было единственное, чего не хватало ему в девушке.

— Жаль, что у меня нет Шекспира на английском языке, — вздохнула Кристина.

— Была бы она на английском, так я и не понял бы ничего. Еще хорошо, что немецкий немного знаю. Да и какая разница?

— Ну, — вытянула губки Кристина. — Разве переводчик сможет правильно передать всю красоту языка? Да ты и сам знаешь, что переводчики всегда ошибаются. Напишет поэт: «Стрела вонзилась в круп оленя!», а получится что-нибудь…

— Попала пуля в зад козлу! — договорил за нее Тимофей, немедленно получив сначала легкий тычок в бок, а потом — поцелуй.

— Вот послушай, — сказала Кристина и принялась читать:

Достойно льСмиряться под ударами судьбы,Иль надо оказать сопротивленьеИ в смертной схватке с целым морем бедПокончить с ними?

Закончив, девушка перевела взгляд на любовника и спросила:

— Если я не знаю языка подлинника, то откуда же я буду знать — хорошо это звучит или плохо?

— Традитторе — традутторе! — произнес Акундинов, оторвавшись от губ девушки, и перевел на немецкий: — Переводчики — предатели!

— Хочу выучить итальянский! — уже не в первый раз заявила Кристина. — Почему ты не хочешь меня учить?

— Ну куда ж тебе, солнышко мое, еще и итальянский-то знать? — попытался усмирить девушку Тимофей. — Ты же и так вон сколько языков-то знаешь…

— Не так уж и много. Знаю, — стала загибать пальчики Кристина, — само собой — шведский и немецкий да еще датский, норвежский, английский, голландский, испанский и французский. Ну, разумеется, древнегреческий и латынь. Да, могу сказать несколько слов по-русски.

— Правда? — удивился Тимоха.

— Знаю па-руски немношка, нескалька слоф, — медленно, с запинкой проговорила девушка. — Как старовье его царскага величества? Как пошиваете, каспадин пасол? Тавольны ли препыванием в Свейском каралефстве?

— Ух ты, умница моя! — восхитился Тимоха, обнимая Кристину, но та, отстранившись, вновь спросила:

— Ты мне так и не ответил! Почему ты не учишь меня итальянскому?

— Не хочу, потому что учить тебя должен не русский, который плохо знает итальянский и еще хуже — немецкий, — уже в который раз объяснял Тимофей.