Танец Арлекина - Том Арден

Джем почти не слушал капеллана. Лица перед его глазами расплывались и таяли. Он понимал, что до сих пор не оправился после пережитого. Он ожидал, что тетка пригласит к нему досточтимого Воксвелла, но когда он прямо спросил, придет ли к нему врач, Умбекка резко, почти грубо объявила, что нет, не придет. На её взгляд, в этом не было никакой необходимости. Но Джем не сомневался, что отрава от ваганского платка до сих пор действует на него. Джем подумал о ваганском злодее и ощутил прилив гнева. Этот негодяй мог сделать с ним в лесу все что угодно. Капеллан сказал, что Джем должен быть счастлив и рад, что хотя бы его зубы остались при нем.

И глаза.

И все же почему все казалось каким-то нереальным? С того дня, как синемундирники принесли Джема в замок, единственной реальной вещью юноше казались костыли, на которых он сейчас стоял. Он помнил ту страшную беспомощность, которую ощутил, когда солдаты опустили его на диван. А потом тетка подплыла к нему черной тучей, и в руках её были костыли. «Я берегла их для тебя, Джем, — сообщила она дрожащим голосом. — Они лежали на тропинке, на том самом месте, где тебя украли ваганы». Милая, милая тетя Умбекка! Как же Джем был ей благодарен!

— Простой калека! — вещал тем временем капеллан. — Однако этот юноша — не простой калека! Напротив: все обитатели здешних равнин должны быть благодарны юному бастарду Джемэни, ибо ужасное происшествие, пережитое им, послужит путеводным светом истины для всех нас и откроет нам глаза на истинную личину ваганов. Многие эпициклы мы, граждане Эджландии, подвергались нападкам со стороны этого порочного племени. Они морочили нам головы, воздействовали на нас своими чарами и не давали нам познать истинной меры их греховности. Недалек тот день и час, когда их пороки предстанут перед нашими очами во всей красе. Не будем забывать, что любой из ваганов — это последователь Короса и, как этот темный бог, всякий ваган темен душой. Он опасен! Женщины и мужчины Ириона! Давайте же возрадуемся тому, что этот злобный ваган сейчас встретит свою смерть, ибо он заслужил ее!

Барабаны разразились дробью.

А глаза Джема заволокло слезами, когда из-под ног вагана выбили табуретку.

ГЛАВА 46

ПОЛТИ В ЧЕРНОЙ ДЫРЕ

Полти был в отчаянии.

Он не понимал, куда его отвели. После того как его выволокли из «Ленивого тигра», верзилы-синемундирники не только связали его по рукам и ногам, ему еще и глаза завязали и для верности как следует стукнули по башке. Это было нечестно, поскольку молодой пьяница не мог оказать никакого сопротивления. Он только чувствовал, что его непрерывно пинают, толкают, тянут куда-то. Потом стучали копыта, скрипели колеса повозки, потом чьи-то тяжелые каблуки топали по каменным ступеням. Кто-то грубо хохотал. Кто-то хамским образом ущипнул Полти между ног. Полти готов был заорать во все горло, но тут понял, что во рту у него кляп.

Хлопнула массивная дверь. Полти потерял сознание.

Теперь же он не мог понять, сколько прошло времени. Он лежал на соломе в сырой вонючей камере, прикованный цепями к стене. Свет в темницу не проникал. Время от времени до парня доносились голоса стражников с другой стороны двери, однако, дверь была слишком прочной, и слов Полти не разбирал.

Нашлись бы некоторые, кто сказал бы, что новая жизнь Полти мало чем отличалась от прежней. Будучи свободным человеком, он жил в темноте и вони. Теперь, угодив в темницу, он жил почти точно так же. Так что вообще-то, если синемундирники хотели пленить Полти, могли бы ограничиться тем, что поставили бы стражника около двери его комнаты в «Ленивом тигре».

Да и этого не потребовалось бы.

Ибо все же все было не так. И теперь, когда Полти лежал здесь, в другой темноте, и вдыхал другое зловоние, он мало-помалу начинал понимать, в чем заключалась разница. Валяться на кровати в комнате Нова-Риэля — это он выбрал сам. Теперь он ничего выбирать не мог. А это большая разница!

Кроме того, и еще кое-что было по-другому. И для Полти это было ничуть не менее важно.

Ему было нечего пить.

И нечего есть.

— Это ты, сводная сестра моя? Что стряслось?

На этот раз, когда пророчица явилась в Вольверону, она не возникла из-за деревьев бесшумной тенью, как в прошлый раз. Она вбежала в пещеру и бросилась к ногам старика. Тело её содрогалось от рыданий.

Старик испугался, потому что никогда прежде не видел свою сестру в таком состоянии. Но и он сам сейчас пребывал в отчаянии. Он долго ждал Ксал у пещеры, сидя на пне. Он думал, что она придет в ответ на его призыв. Теперь же Сайлас видел, что у сестры — свои муки, свои терзания. Сайлас переборол охватившие его сомнения, взял сестру за руки и сжал их. Силы уходили от Сайласа, и он далеко не сразу ощутил боль родного человека. И понял, в чем причина этой боли.

Конечно.

Человек, который был повешен за кражу мальчика.

То был её сын.

Содрогаясь, Ксал рассказала брату о том, как пришли синемундирники в табор в утро казни.

— Когда я услышала, как на лужайке бьют барабаны, я думала, что сердце мое разорвется. Еще тогда, когда мы шли сюда от хариона, я почувствовала, что близится час гибели моего сына и что это случится в Тарне. Но Сайлас! Такая смерть! Я знаю, что все муки, все страдания, которые нам суждены в нынешние времена, предсказаны. Я знаю, что все должно случиться и миновать. Но теперь я вижу, что мой дар пророчества — не помощь мне в моем горе. Я прокляла его, Сайлас! Я прокляла и пророчество, и нашу судьбу!

Слезы потоком хлынули из глаз Ксал. Слепец поднялся с пня, опустился на колени, обнял старуху пророчицу — пусть неуклюже, но крепко. Над ними в сером небе кружились желтые листья. Когда рыдания Ксал немного унялись, Сайлас сказал сестре слова, которые давно собирался сказать:

— О сводная сестра моя, ты пришла посмотреть, как я сыграю свою роль. Теперь я сыграл ее. Я старик, слабый и немощный. Теперь я редко выхожу в Диколесье, потому что боюсь заблудиться. Теперь я не вижу ничего из предсказанного. Я потихоньку тлею здесь, окутанный моим прошлым…

Сестра крепче сжала руку Сайласа.

— Сайлас, — негромко проговорила она, — впереди великие дела, и ты еще воспламенишься!

Старик простонал.

— Не говори мне об этом, сестра. Я больше не в силах! Для меня уже ничего на свете не существует, кроме этого уголка в лесу. Но, Ксал, почему вы не уходите отсюда? Почему твое племя не уходит?

— Брат мой, и вправду пророчество в тебе угасло! Наша судьба здесь еще не завершена. Я не могу уйти. Но, Сайлас, дело не только в этом. Некоторые наши пытались уходить, гнали фургоны по белесой дороге. Но все дороги стерегут солдаты-синемундирники. Они грозят нам расправой и велят поворачивать назад. Мы нужны им здесь, Сайлас. Они хотят, чтобы мы никуда оттуда не уходили.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});