Наследницы - Элизабет Адлер

Ханичайл смотрела на себя в зеркало расширенными от мрачного предчувствия глазами, когда Гарри постучал в дверь. Он вошел и с восхищением посмотрел на Ханичайл.

— А ты действительно хорошенькая, — заметил он и положил руки ей на плечи, улыбаясь их отражению в зеркале. — Не помню, говорил ли я, леди Локвуд, что люблю вас?

Ханичайл почувствовала некоторое облегчение: в конечном счете все будет хорошо.

— Ложись в постель, дорогая, — сказал Гарри, направляясь в гардеробную. — Я вернусь через минуту.

Лежа в постели, Ханичайл слышала, как Гарри напевает мотив из последнего мюзикла. Он появился спустя несколько минут в дорогой шелковой пижаме, и она подумала: уж не говорила ли ему мать то же самое, что ей тетя Софи? Как бы то ни было, их теперь двое, двое людей в дорогом ночном белье — два незнакомца в одной постели.

Гарри поцеловал ее, затем выключил свет и сказал:

— Дорогая, я не могу ждать. — Он снова поцеловал ее, уже в темноте.

Гарри ласкал ее грудь, целовал шею, плечи. Она ждала большого эмоционального всплеска, волны любви и страсти, в то же время понимая, что они отсутствуют у обоих.

Гарри был нежным: острая боль пронзила Ханичайл, когда он осторожно вошел в нее, и это было единственной эмоцией, которую она ощутила. Через некоторое время Гарри поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, затем отодвинулся на свою сторону постели и сразу заснул, а Ханичайл лежала с открытыми глазами, глядя в темноту и думая об Алексе и той ужасной ошибке, которую совершила.

Она напомнила себе, что Гарри был рыцарем в сияющих доспехах, который пришел ей на помощь. Он любил ее и заслуживает лучшего. Их брак навсегда, и Ханичайл поклялась себе, что будет хорошей женой.

И именно по этой причине спустя несколько дней, сидя в юридической конторе Джока Ламонта, она не задумываясь отписала половину своего состояния мужу.

Как только документ был подписан, Гарри незамедлительно отправился в поход по магазинам. Правда, первая вещь, которую он купил, предназначалась для нее: бриллиант, «такой же большой, как и его любовь», как он ей обещал — пятнадцатикаратный, в обрамлении изумрудов, чистой воды солитер в платиновой оправе. Ханичайл чуть не задохнулась, когда услышала цену, но он раздраженно заметил:

— Ради Бога, дорогая, мы теперь богаты. Давай по крайней мере получим удовольствие от нашего богатства.

Он позвонил своим портным в Эвилл-Роу и заказал несколько костюмов и три разных фрака, и еще ботинки ручной работы от Лобба и две дюжины ручной работы сорочек из Парижа. После этого совершил набег на нью-йоркские магазины, купив белые обеденные пиджаки для Палм-Бич, куда он планировал повести Ханичайл, и снова рубашки, галстуки и прочие модные вещи, включая и комплект огромных бриллиантовых запонок, на фоне которых подаренные ею запонки с единственной жемчужиной выглядели очень дешево. Ханичайл даже не подозревала, что Гарри такой павлин.

Он упрекнул ее в том, что она немодно одета, и отправил ее к парижскому кутюрье в «Бергдорф-Гудмэн» купить себе модную дорогую одежду. В конце концов Ханичайл убедила себя, что она сейчас леди Локвуд и должна соответствовать своему новому положению. Но новые вещи не приносили ей большого удовольствия; она с тоской вспоминала о походах по магазинам с тетей Софи и поймала себя на мысли, что ей хочется повернуть обратно колесо своей жизни.

Позже Гарри позвонил лорду Маунтджою и извинился за свое возмутительное поведение.

— Все, что я могу сказать в свое оправдание, сэр, — сказал Гарри, стараясь быть как можно искреннее, — я люблю Ханичайл, и она сама хотела убежать со мной.

Старый Маунтджой сомневался в искренности слов своего новоявленного родственника, но все же неохотно пожелал всего хорошего и наказал Гарри заботиться о Ханичайл, а затем попросил подозвать ее к телефону.

Он не стал спрашивать Ханичайл, почему она это сделала, а просто сказал, что у нее, должно быть, были на то свои причины и теперь, когда дело сделано, он уверен, что она будет хорошей женой и не опозорит имя Маунтджой. Он не сказал «больше», но Ханичайл была уверена, что именно так он думает.

— Я скучаю по тебе, Ханичайл. Мы все скучаем, — сказал в завершение разговора старый граф.

У нее было такое чувство, что он хотел сказать, что любит ее, но он этого не сделал и повесил трубку прежде, чем она успела ответить, что тоже любит его и тоже скучает по нему, Лауре и даже по этому старому дракону тете Софи, скучает, как никто в мире. Скучает по всем, за исключением Анжу, которая разбила ее мечты.

Вскоре Гарри настоял на покупке городского дома и потратил на это целое состояние. Он просто не мог остановиться и продолжал тратить деньги; он был похож на ребенка в магазине сладостей с полным карманом денег. Вскоре он снова начал играть в карты.

Сейчас Ханичайл сидела в их спальне, ожидая, когда он вернется домой и расскажет ей, где провел всю ночь.

Она перебрала в памяти события предыдущих ночей, пытаясь понять, в чем ее ошибка. Они ходили обедать, и ресторан был почти пустым, чего Гарри ненавидел, так как ему всегда хотелось, чтобы вокруг него бурлила жизнь. Он говорил, что любит себя показать и на других посмотреть, и что, черт возьми, в этом плохого?

— Все, у кого есть хоть капля мозгов и достаточно денег, проводят уик-энд за городом, — пожаловался он. — Или в своих загородных домах, или на море. — Внезапно в его голову пришла идея. — Я точно знаю, что нам нужно, Ханичайл. Загородное поместье. Возможно, в Ньюпорте. Я слышал, что все нормальные люди ездят туда, чтобы покататься на парусниках. Мы можем купить парусник, а может, даже яхту. — Он посмотрел на нее с улыбкой, которая вовсе не была похожа на улыбку, и добавил: — Конечно, она должна быть внушительных размеров. Гораздо больше, чем у Алекса Скотта.

Ханичайл посмотрела на вкусную еду на ее тарелке, удивляясь, почему она стала такой неаппетитной.

— Почему тебе всегда надо упоминать его имя? — спросила она.

Отрезая кусочек жареной утки, он ответил:

— Возможно, потому, что я часто спрашиваю себя, как далеко зашли отношения моей жены с ним?

Он жевал утку, наслаждаясь как ее вкусом, так и выражением боли на лице жены.

— Не начинай все сначала, Гарри, прошу тебя.

— Почему нет? — Гарри отрезал себе еще кусочек утки. — В конце концов, мужчина имеет право знать правду о своей жене. — Он насмешливо посмотрел на Ханичайл. — Интересно, было ли правдой то, что ты мне тогда сказала. В тот вечер, когда выскочила из дома Алекса Скотта и попала прямо в мои объятия?

— Давай сменим тему, — резко оборвала мужа Ханичайл, наблюдая, как официант наливает вино в его стакан. К своему вину она почти не притронулась. — Не думаю, что нам надо покупать загородный дом, особенно в Ньюпорте. Я просто буду там не к месту.