Со спичкой вокруг солнца - Семен Нариньяни

— Деньги, по-моему, следует возвратить кассирше.

— Я хотел, а кассирша вместе с бухгалтером обхамили меня. Кричали на весь операционный зал, будто я пропил деньги, проспал их с горничной!

— Вот я и напишу об этом. Поставлю вопрос принципиально. Может ли один советский человек хамить другому советскому человеку, если тот кидается в воду, чтобы вызволить его из беды?

— Простите, — говорит доктор наук, — а при чем тут «если»? Хамить не нужно даже в том случае, когда и один советский человек и другой советский человек не тонут, а стоят на твердой земле, скажем, в очереди на автобус.

— Совершенно правильно, и все же мне жалко кассиршу. Ее посадят в тюрьму, а у нее, может быть, дети.

— Если бы кассирша обсчитала не себя, а меня, попал бы в тюрьму я. И хотя у меня не может быть, а в самом деле есть дети, вы бы не заступились за меня. Сказали бы: «Сам виноват. Деньги нужно считать не отходя от кассы». Что я хочу? Чтобы был суд и чтобы вы вместо судебного отчета написали фельетон, рассказали читателям, как одна малоприятная женщина сама себя посадила в тюрьму.

Все, что говорил доктор наук, было справедливо, и все же мне было жаль и кассиршу, и ее детей, если они, конечно, были у нее.

— Значит, вы против того, чтобы строго наказывать служащих, банка за их грубость и хамство?

— Я — за! Только давайте дадим кассирше возможность самой решить свою судьбу. Давайте проведем маленький эксперимент. Мы пойдем в банк вместе. И если старшая кассирша встретит нас по-хорошему, мы тут же вручаем ей пятнадцать тысяч. Если же она будет грубить, хамить и на этот раз, то вы отдаете деньги в пользу сирот, и я пишу фельетон на вашу тему: как одна малоприятная женщина сама себя в тюрьму посадила.

— Согласен, — говорит доктор наук, кидает свои пачки назад в портфель, и мы быстрым солдатским шагом отправляемся в банк.

Окошко старшего кассира. Рафик Айрапетович стучит. Окошко на секунду приподнимается и тут же с грохотом падает вниз. По операционному залу разносится голос Ксении Борисовны:

— Я так и знала, он снова пришел.

— Кто?

— Тип, который обвиняет нас в обсчете.

— А вы не разговаривайте с ним.

— Я и не разговариваю.

— Ну? — спрашивает меня Рафик Айрапетович. — Пойдем или вы будете продолжать свой эксперимент?

— Терпенье, — говорю я и сам стучу в окошко кассы.

Сначала тихо, потом громче. Старшая кассирша наливается красным, но окошка не открывает. Я стучу еще громче. Окошко чуть приподнимается, и в образовавшейся щели показываются два рыбьих глаза.

— Вам что?

— Я пришел с товарищем Мугурдумовым.

Окошко снова захлопывается, и по операционному залу разносится громкий смех старшей кассирши.

— Ну, что теперь?

Счетоводы и бухгалтеры, сидящие за стеклом по ту сторону барьера, ждут свежих сообщений с места боя.

— Этот тип пришел не один, с собутыльником, — докладывает старшая кассирша.

— Все равно не разговаривайте с ним!

— Конечно, не буду!

Я снова стучу в окошко. В окошке снова образуется щель, и к двум рыбьим прибавляются два бульдожьих глаза.

— Вы кто?

— Бухгалтер Квакша.

«А-а, та самая», — думаю и говорю:

— Рад познакомиться. Я корреспондент областной газеты Арк. Поскокин.

Ни моя фамилия, ни место работы не прибавили теплоты в голосе Квакши, и она тем же неприязненным тоном говорит:

— Корреспондент не должен заступаться за пьяниц.

— Мугурдумов не пьяница.

— Он клеветник и склочник.

— Доктор наук — человек доброй души, вы только выслушайте его.

— Деньги нужно проверять, не отходя от кассы, — говорит Квакша, и окошко снова с шумом падает вниз.

— Ну? — вторично обращается ко мне доктор наук.

А я все еще продолжаю считать, что и старший кассир и бухгалтер Квакша, несмотря на малоприятную внешность, душой обе и добрые и хорошие. Вот только сегодня на них обеих нашло какое-то затмение. Но я не теряю надежды вызволить все доброе и хорошее, что есть в них, наружу и продемонстрировать его начальнику комплексной археологической экспедиции. С этой целью я снова стучу — и снова по той же восходящей. Громче, еще громче, очень громко.

Окошко сердито взлетает вверх, и кроме двух бульдожьих глаз я вижу еще и две бульдожьи ноздри.

— А ну дыхните?

— Это зачем?

— Все ясно, корреспондент пьян. Сара, идите за управляющим. Маша, пишите акт.

И бухгалтер Квакша тут же начинает диктовать текст, из которого явствует, что двое неизвестных, оказавшиеся один начальником комплексной археологической экспедиции Мугурдумовым, а второй корреспондентом областной газеты Поскокиным, в пьяном виде…

— Мы не пьяны, — говорю я.

— Вас проверят на Рапопорта.

— Кто такой Рапопорт? — спрашивает Мугурдумов.

— Врач, — объясняю я. — Методом врача Рапопорта милиция устанавливает степень опьянения у набедокуривших шоферов.

— «…вымогательски требовали у старшей кассирши якобы недополученные деньги», — продолжает диктовать Маше бухгалтер Квакша.

Я перебиваю Квакшу:

— Мы не требуем у старшей кассирши денег.

— А что вы требуете у старшей кассирши?

— У нее, у вас, Мугурдумову все равно. Он просит уделить ему минуту, выслушать…

— Деньги нужно считать не отходя от кассы.

— Выслушайте его сейчас, чтобы не жалеть потом.

— Вы угрожаете?

— Прошу по-товарищески.

— Нет, вы угрожали. Девочки могут подтвердить. Девочки, вы подтверждаете?

И девочки дружным хором отвечают:

— …ждаем! …ждаем!

Сверху к нам спускается управляющий областным отделением банка.

— Вот эти типы, — говорит старшая кассирша.

— Оба в стельку, — добавляет Квакша.

— Ш… ш! — шикает на Квакшу управляющий и, не спросив ни у меня, ни у Мугурдумова, кто мы, зачем пришли, с ходу заявляет:

— Деньги нужно проверять, не отходя от кассы.

У управляющего, как у знаменитого французского шансонье Мориса Шевалье, шепчущий баритон мягкого, ласкового тембра. И хотя управляющий не сказал нам ничего нового, он сразу расположил меня к себе.

— Арк. Поскокин, корреспондент областной газеты.

— Нехорошо, товарищ корреспондент, — шепчет мне на ухо управляющий.

— Доктор наук Мугурдумов, — говорю я.

Управляющий и Мугурдумову шепчет на ухо:

— Нехорошо, товарищ доктор наук.

— Что нехорошо? — начинает сердиться Мугурдумов.

— Вот и сердиться нехорошо, — доверительно шепчет двойник Мориса Шевалье.

Но этот доверительный шепот предназначен не одному Мугурдумову, а всем присутствующим в операционном зале. Управляющий знает, что присутствующие слушают его, и продолжает шептать;

— И пить вино нехорошо. А уж если мужчина выпил, мужчине нужно идти не в банк, а домой и лечь бай-бай.

— Нэ правда!.. Ми нэ пили! — кричит Мугурдумов.

Мугурдумов — человек интеллигентный, образованный. Он окончил два факультета МГУ: исторический и филологический. Знает два мертвых языка и пять живых. По-французски доктор наук говорит, как француз, по-русски, как русский. Но это только до тех пор, пока Рафик Айрапетович спокоен. Достаточно только, однако, какому-нибудь дураку рассердить ученого, как он тут же забывает, что жил и учился в Москве, и начинает говорить по-русски, как житель Араратской долины, никогда не выезжавший за границы своей деревни. На первой стадии возмущения доктор наук путает «е» с «э». На второй «и» с «ы». Вместо «мыло» говорит «мило»; вместо «мило» — «мыло». А при третьей стадии Рафик Айрапетович, по примеру своего деда Тиграна, который, в отличие от внука, не кончал двух факультетов МГУ и не знал семи мертвых и живых языков, бил дурака обидчика кулаком в челюсть.

Зная за собой такую слабость, доктор наук никогда не ждал, пока вторая стадия возмущения перейдет в третью, и спешил еще за минуту до этого момента ретироваться с места боя.

Так и сегодня. Сказав управляющему: «Нэ правда!.. Ми нэ пили!», доктор наук понял, что в нем просыпается дедушка Тигран, и, пока его правая рука не успела еще войти в соприкосновение с челюстью шепчущего баритона, доктор наук заспешил к выходу.

— Куда? — визжит Квакша. — Остановите его, не выпускайте. Пусть он сначала подпишет акт.

Если минуту назад я еще не видел разницы между шепчущим баритоном и визжащим сопрано, то теперь увидел. «Шепчущий» берет у «визжащей» акт, рвет его, кидает в корзину.

— Давайте договоримся, — говорит управляющий мне на ухо, но так, чтобы слышали все. — Мы не станем портить вам биографию, не дадим хода акту, а вы берете назад свои претензии к банку и идите домой бай-бай,

Я делаю последнюю попытку спасти старшую кассиршу от неприятностей и говорю:

— Я уйду, только у меня просьба. Уделите доктору наук полминуты. Я догоню, верну его.