Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли

В тот вечер, когда возвратилась поисковая партия, мы до глубокой ночи беседовали о всем пережитом. Восхождение на Эребус отложили на один-два дня, чтобы еще пообщаться с товарищами, а Гран и Хупер тем временем подготовились к путешествию.

Второго декабря мы дошли до мыса Ройдс, откуда намеревались атаковать гору. Продуктов взяли на две недели, и именно столько продлился поход. Задержались всего лишь на два дня на высоте 5 тысяч футов [1525 м] над уровнем моря, выжидая, пока рассеются низкие облака под нами, остальное же время неуклонно поднимались вверх. На пути к старому кратеру исследовали нунатак [97] и дали ему название "Пик Дмитрий" [98], а восьмого декабря стали лагерем внутри кратера. Здесь мы провели несколько дней, затем Дебенхэм и Дикасон остались, чтобы закончить нанесение местности на карту, остальные же четверо разделили между собой необходимое снаряжение и пятидневный запас продуктов и начали крутой подъем ко второму кратеру. Стараясь держаться как можно ближе к скалистым ребрам горы, мы поднимались без особого труда, и за три часа дошли до второго кратера на высоте 11,5 тысячи футов [3507,5 м]. Здесь поставили палатку, но из-за холодного южного ветра со снегом были вынуждены на сутки отложить все работы. Примечательно, что на уровне моря температура в эти дни неизменно держалась около -20° [-28,9°С], у нас же в лагере она колебалась между -15° и -36° [между -26°C и -37,8°C]. Иными словами, мы испытывали воздействие температуры на 68° ниже точки замерзания, и это в разгаре лета, тогда как профессор Дейвид застал здесь даже осенью несколько более высокую температуру.

Двенадцатого декабря в первом часу ночи меня разбудил Гран и сообщил, что погода ясная. Я выглянул из палатки и убедился, что это действительно так, и если мы хотим взойти на вершину, то это самый подходящий момент. На небе ни облачка, только красивый султан пара вздымается кверху, говоря о том, что вулкан действует. Недаром предыдущей ночью нас разбудил грохот настоящего извержения.

Из-за разреженного на такой высоте воздуха мы двигались с большой осторожностью и через каждые несколько ярдов останавливались, чтобы не перегрузить сердце и легкие. И все же медленно, но верно мы одолели две или три мили [3,2-4,8 км] до действующего конуса и в 6 часов утра взошли на вершину горы, на высоту 13 тысяч футов [3965 м] над уровнем моря. Попытались определить высоту по барометру, но он не работал, а при сильном ветре, не имея надежного укрытия, нельзя было зажечь спиртовку и вскипятить воду. Сделав несколько снимков и положив под камень записку, мы не мешкая подготовились к спуску, так как Хупер жаловался, что не чувствует своих ног. Это означало, что они отморожены, и я отправил пострадавшего в сопровождении Абботта домой, сам же вместе с Граном не спеша спускался к лагерю, собирая по пути образцы пород.

Футов пятьсот [152,5 м] уже осталось за нами, когда, меняя пленку в фотоаппарате, я обнаружил с досадой, что записка лежит у меня, а вместо нее под тур на вершине горы положена баночка с проявленной пленкой. Гран вызвался сбегать наверх и поменять баночки. Едва он добрался до тура и водворил на место истинную записку, как произошло извержение. Гигантский выброс пара сопровождался грохотом взрыва, в воздух взлетали большие глыбы пемзы. В основном они падали обратно в кратер, но некоторые ложились вокруг Грана. Он пригнулся к земле, чтобы избежать ядовитых испарений, и остался цел и невредим, если не считать тошноты. При первых звуках извержения я бросился наверх, продвигаясь короткими перебежками от укрытия к укрытию, и когда был уже у самой вершины, из облака пара вынырнул очень веселый Гран, переполненный впечатлениями от всего виденного.

После этого небольшого приключения мы продолжили путь к своей стоянке, собирая все время геологические образцы, несколько часов отдыхали в палатке, затем сняли лагерь и на склоне горы запаковались. Спуск был значительно быстрее подъема - теперь мы не только не избегали снежников, а напротив, искали их, найдя же, ложились на снег плашмя и скользили вниз, регулируя скорость движения ледорубами.

Одно лишь несколько омрачало наше возвращение на мыс Ройдс: Гран неважно себя чувствовал - несомненно, из-за того, что во время извержения он надышался сернистыми испарениями. По дороге мы взобрались на спящий вулкан, названный впоследствии горой Хупер, и тщательно его исследовали. Несмотря на эту задержку и короткую остановку из-за метели, мы шли так быстро, что уже 15 декабря ночевали на старой зимовке Шеклтона. Там мы застали Кемпбелла, заканчивавшего нанесение мыса на карту, я отчитался перед ним о походе, и мы вместе вернулись на мыс Эванс.

До конца декабря Дебенхэм, Уильямсон, Дикасон и я производили съемку района мыса Ройдс, рождество и Новый год все вместе праздновали в хижине Шеклтона.

Второго января мы вернулись на мыс Эванс и стали ожидать прибытия корабля. Никто не терял времени даром - подготавливали экспонаты для зоологических коллекций, вычерчивали карты, собирали и обозначали наклейками образцы пород и т.д. Восемнадцатого января пришла "Терра-Нова", мы сообщили печальные вести офицерам и команде. После нескольких часов тяжкого труда погрузили на борт снаряжение и личные вещи и распрощались с мысом Эванс навсегда. По пути на север "Терра-Нова" зашла на мыс Ройдс, в бухту Гранит, на морену "Врата Ада" за припрятанными образцами; там же по просьбе Кемпбелла был оставлен большой продовольственный склад. Затем нос судна решительно повернулся на север, и в начале февраля, после короткого спокойного плавания на горизонте появилась Новая Зеландия. Прежде всего мы зашли в порт Акароа, бросили там якорь и стояли до тех пор, пока не была отправлена роковая телеграмма, поведавшая миру об успехе экспедиции и ее тяжкой утрате. На следующий день мы пришли в Литтелтон, где находилась Новозеландская база экспедиции. На этом закончилась история Северной партии и всей экспедиции в целом.

В этой истории много необычного, и мы полагаем, что оправдали свое существование на белом свете хотя бы тем, что доказали: партия, отрезанная от своей базы, фактически лишенная источников питания, может прожить на одних лишь скудных местных ресурсах, правда без комфорта, но и без особой опасности для ее участников. Зима 1912 года бесспорно оставила свой след на всех нас, никому не хотелось бы вновь оказаться в таком положении [99]. И все же для меня, да, наверное, и для других участников партии, Зов Юга остается непреодолимой силой, действие которой скорее усилили, чем уменьшили перенесенные невзгоды. Лишения и тяготы лишь научили нас воспринимать простые блага обычной жизни как изысканные удовольствия, сплотившее нас чувство товарищества помогало переносить трудности и радоваться радостям. После того как мы присоединились к товарищам на мысе Эванс и затем на "Терра-Нове", отношения между членами нашей партии служили неиссякаемым источником шуток для остальных участников экспедиции. "Их водой не разольешь" - говорили о Северной партии. Это и в самом деле так. Ведь, наверное, никому никогда не было дано так хорошо познать своего ближнего, как нашей шестерке, которая семь месяцев прожила в самой настоящей "снежной дыре".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});