Духовная культура средневековой Руси - А. И. Клибанов

Перед нами оригинальный памятник публицистической мысли середины XVI в., имеющий в центре своем политические события 1553 г.

Что можно сказать об авторе памятника на основании самого памятника? Живой отклик автора как на общегосударственные дела, так и на домашние (при всем их значении) печали и радости Ивана IV выдают в нашем авторе человека, более или менее близко стоявшего к царскому двору, деятельного и, судя по форме его «Глав», обладавшего литературным даром.

Далее, выясняется религиозно–церковное направление, в котором мыслил публицистически настроенный автор. В этом отношении он глубоко отличен, например, от И. С. Пересветова.

Более того, автор обнаруживает большую осведомленность в библейских текстах, искусство в подборе их для обоснования своих идей, что позволяет предполагать в нем профессионала, обладавшего большой специфической образованностью.

Концовка главы 10 «Ко всякому человеку и о скорби и о радости» с ее обращением: «Сие чадо разумевай. Бог же мира да будет с тобою вовеки», — могла быть написана лицом, считавшим себя духовным отцом верующих. Отсюда обращение к «чаду». Можно высказать предположение и о месте, занимаемом нашим автором в церковно–иерархической лестнице. В том единственном обращении к архиепископам и епископам, которое имеется в «Главах», оно оканчивается словами: «Бог же мира да буди с тобою, господини мой, вовеки». Так не мог писать ни архиепископ, ни епископ, обращаясь к равнопоставленным духовным лицам. Для этого существовала определенная формула, а именно: «Святейшому и бого- любивому и о святом дусе брату и сослужебнику…» (ср., например, послания архиепископа Геннадия к епископу Прохору, к епископу Нифонту, к архиепископу Иосафу[769]). Обращаясь не к конкретному лицу, а вообще к «архиепископам и епископам», т. е. в таком случае, как это имеет место в нашей «Главе», писали: «Святейшим и боголюбивым братии нашей архиепископом и епископом…» (ср. послание архиепископа Геннадия собору епископов в 1490 г..[770] И только обращаясь к вышепоставленным иерархам, духовные лица писали: «Господину государю преосвященному владыце…» (ср. послание Иосифа Волоцкого епископу Нифонту[771]), или, как, например, в обращении Геннадия к митрополиту Зосиме: «Господину отцу моему…»[772]

Наш церковнослужитель обращается к архиепископам и епископам не как к «братии», но со словом «господини», что в нем самом позволяет предполагать священника.

Далее этот близкий ко двору священник, обращавшийся с литературными произведениями к царю, вельможам, церковным иерархам и просто «ко всякому человеку», был, как показано, современником казанских событий.

Писателем–публицистом, церковно образованным, стоявшим во время казанских событий близко к царскому двору, был, по предположению И. Шляпкина, «протопоп Спасской с дворца Ермолай», упоминаемый под 1555 г. в Никоновской летописи. Кстати заметим, что единственное летописное свидетельство о спасском протопопе Ермолае связано именно с казанскими событиями. В 1555 г. состоялось поставление игумена Селижарова монастыря Гурия в архиепископы вновь образованной казанской архиепископии. В ряду иерархов, участвовавших в богослужении по поводу поставления первого казанского архиепископа, мы застаем спасского протопопа Ермолая. На церемонии поставления, свидетелем которой был Ермолай, присутствовал Иван IV. Можно продолжить параллель между автором «Глав» и спасским протопопом, позднее монахом Ермолаем–Еразмом. Оба они имеют сочинения, написанные в форме обращений к царю. О «Главах» как серии литературных обращений к царю мы уже говорили. Напомним теперь о двух литературных обращениях к царю Ермолая–Еразма. Одно из них — его знаменитая «Благохотящим царем правителница и землемерие», другое — «К царю моление». Если, приняв во внимание указанные параллели, учесть, что «Главы» нашего автора мы узнаем из сборника сочинения Ермолая–Еразма, им самим составленного и, по мнению В. Ф. Ржиги, им самим написанного, то следует признать, что в этом последнем пункте «параллели» пересеклись и что, следовательно, в лице автора «Глав» мы имеем дело с самим Ермолаем, «протопопом Спасским с дворца».

Разумеется, нельзя пренебречь доказательствами формального характера. В сочинениях Ермолая–Еразма имеется характерное словоупотребление: «руссийстея земля». В первой редакции «Повести о Петре и Февронии Муромских» читаем: «Се убо русистей земле…»[773], в «Правительнице»: «Зде же в русийстей земле…«[774], в повести «О граде Муроме…»: «…бяше в росийстей земли…»[775] «Главы» близки к особенности еразмовского словоупотребления. На л. 273 читаем: «…за русийскую землю»[776].

Выше мы уже обращали внимание на излюбленную Ермолаем–Еразмом формулу величания Иоанна Крестителя как «свидетельствованного от Христа, большего в рожденных женами». В этом случае имеются в виду евангельские тексты (Матф., 2, 11; Лука, 7, 28): «не воста в розжденных женами болий Иоанна Крестителя». Однако формула эта хотя и имела хождение, но не была ни обязательна, ни общепринята в XVI в. Иосиф Волоцкий называл Иоанна Крестителя Иоанном Крестителем[777]. Так же называл Иоанна Крестителя Максим Грек (иногда просто Иоанном)[778]. Столь же бесхитростно называет Иоанна Крестителя Зиновий Отенский[779]. Митрополит Даниил именует Иоанна Крестителя «великим пророком, предтечей, крестителем Господним»[780]. Но Ермолай–Еразм писал в своей книге о Троице «от Христа свидетельствованнаго болшаго в роженных женами Иоанна Предтечи Христова и Крестителя», эту же формулу Ермолай–Еразм повторил в «Слове к верным…» Эту именно формулу мы встречаем и в «Главах» нашего автора: «Предтеча и креститель Христов Иоанн, свидетельствованный от Христа, болший в роженных женами…» (л. 276 об.).

Сошлемся на близость отрывков главы «О победе на враги ратныя» и повести Ермолая–Еразма о Василии Муромском, в которых говорится о крещении Руси Владимиром. Наконец, последняя из наших «Глав» — «Ко всякому человеку и о скорби и о радости» представляет собой тему, встречающуюся в других сочинениях Ермолая–Еразма. В «Слове о Божии сотворении тричастнем» имеется глава, названная Ермолаем–Еразмом «О радости и о скорби»[781].

Уже при поверхностном ознакомлении с содержанием сборника в нем обнаруживаются тематические разделы.

Около двух третей общего объема сборника (первые 175 листов) занимает раздел так называемого обличительного богословия. За ним следует раздел так называемого нравственного богословия (л. 176—211). Особняком стоит политическое сочинение «Благохотящим царем правителница и землемерие». За ним идет раздел сочинений, относящихся к церковно–богослужебной практике. Он содержит правила расчисления пасхальных праздников и те тропари и кондаки на празднование памяти святых, которых не нашлось в святцах[782].

На первый взгляд, перед нами систематизированный сборник специально богословского назначения. Однако при ближайшем рассмотрении сборника его богословские интересы отступают на задний план, а на переднем плане оказывается система социально–философских и политических идей. Что касается «Правительницы», то она не только не является в сборнике чужеродным телом, а, напротив, занимает место политического вывода из тех социально–философских рассуждений, которые содержатся в предшествующих ей сочинениях.

Первый раздел сборника (л. 1—175) в богословских по форме и непосредственной цели (полемика с еретиками) сочинениях ставит своей задачей определить наиболее универсальный философский принцип всяческого бытия и указывает этот принцип в гармонии. Троичное единство в понимании автора и есть не что иное, как возведенная в божественное достоинство гармония. Это значит, по его мнению, что ничто в мире не может существовать как независимое, отдельно взятое, само по себе. Подобно Троице, всякое существование есть всегда сосуществование, а вне последнего никакое существование невозможно. Противоречия и контрасты суть незаконные порождения. Самое существование Троицы как любовного союза Бога — Отца, Сына, Духа — является всеконечным осуждением контрастов и противоречий.

Эта идея согласного, общного существования проецируется нашим автором на окружающий мир. Природа существует как совокупность общностей. Таковы общность света, сумрака, тьмы, существование которых взаимообусловлено. Таковы же общности солнца, звезд, луны или, например, грозы, молнии. И так далее.

Человек тоже существует как общность: внутренне — ума, слова, души, внешне — головы, туловища, конечностей. Но ни одна из частей, образующих ту или иную общность, не обладает самостоятельным существованием. Если человек есть общность, состоящая из головы, туловища, конечностей, то в свою очередь общностями являются голова (лицо, лоб, подбородок), туловище (гортань, грудь, бедра), конечности (трехчленны). Если голова есть общность, состоящая из лица, лба, подбородка, то и они в свою очередь являются общностями. Лицо, например, состоит из рта, носа, глаз. Но и таковые суть общности: рот состоит из верхнего нёба, нижнего нёба, языка и т. д. и т. п.