Наша фантастика, №3, 2001 - Андрей Дашков

Александр Громов не гонится за крутизной сюжета и за внешними эффектами: у него совсем другая задача — поставить перед читателем серьезную проблему и заставить его задуматься над ее решением. Автор при этом не дает готовых ответов, давая возможность читателю самому найти ответы на поставленные вопросы. И когда перевернута последняя страница книги, образы и герои, созданные воображением писателя, еще долго не оставляют читателя, живут в его душе, и читатель невольно снова и снова переживает ситуации, в которые Громов поставил своих героев, чтобы вместе с ними попытаться отыскать-таки выход из, казалось бы, совершенно безвыходного положения. Но в конечном итоге приходит понимание, что никакого выхода действительно нет.

Читая произведения Александра Громова, невольно вспоминаешь Альбера Камю, французского писателя-экзистенциалиста, утверждавшего, что человек изначально, самим фактом своего рождения, поставлен в безвыходное положение, ибо у него нет выбора — в первую очередь выбора между жизнью и смертью. С одной стороны, человек волен выбирать — жить ему или покончить жизнь самоубийством. Но по существу, такая дилемма в действительности выбором не является, ибо жизнь дается человеку извне — как, впрочем, и смерть. Человек не может выбрать ни жизнь, ни смерть, ибо его бытие искусственно ограничено рамками, которые Альбер Камю называл «стенами абсурда». С точки зрения Камю, абсурдны и жизнь, и смерть…

Не берусь судить, насколько Александр Громов знаком с литературным и философским наследием французского писателя, но в его творчестве из книги в книгу красной нитью проходит мысль, высказанная великим французом: человек — посторонний в этом мире, и поэтому у него нет свободного выбора. В своем бытии человек ничего не может изменить, так как находится в тесных, заданных рамках своего экзистенциального существования.

«Выхода нет» — таков лейтмотив всех повестей и рассказов, вошедших в сборник. Выхода нет, потому что нет выбора…

Нет выхода у героя заглавного рассказа («Вопрос права»), который поставлен в такие узкие рамки, что, с одной стороны, он имеет все права как представитель человечества, а с другой — не может реализовать ни одного из них, так как их реализация вступает в противоречие с правами его невольного спутника, который, в свою очередь, пытается реализовать свое право — право на общение с себе подобным. И кибернетический «судья» считает именно это последнее право более приоритетным — такая вот юридическая казуистика, выбраться из которой невозможно, если неукоснительно соблюдать установленные обществом правила игры.

Нет выхода и у бравого космического вояки Лемана (рассказ «Уступчивые»), сбитого над «бесхозной» планетой, которая не представляет интереса ни для одной из участвующих в звездной войне сторон. Чтобы выжить, Леман должен подчиниться неписаным законам негостеприимной планеты, основным из которых является «уступчивость» — по большому счету, умение жить в обществе так, чтобы твои права и желания не диссонировали с правами и желаниями окружающих. Аксиома демократии? Это было бы так, если бы «неуступчивость» не каралась смертью — право человека на жизнь в мире «уступчивых» не является основополагающим. А если учесть, что выбраться с этой планеты невозможно и надежды на спасение нет, то читателю, наблюдающему за злоключениями «неуступчивого» героя, может прийти в голову крамольная мысль: а стоит ли игра свеч? В том смысле, что не лучше ли проявить «неуступчивость» и быть сброшенным со скалы в пропасть, чем прозябать всю жизнь вдали от благ цивилизации… Заметьте: о самоубийстве речь не идет, у Лемана даже не возникает мысли броситься в пропасть самостоятельно. Данная ситуация писателем не рассматривается, ибо — тут опять следует вспомнить Альбера Камю — самоубийство не есть выход за «стены абсурда».

Впрочем, человек — существо разумное, и из двух альтернатив — умереть стоя или жить на коленях — он, скорее всего, выберет жизнь.

Но это — лишь в том случае, если выбор есть. У безымянного героя рассказа «Вопрос права» и у Лемана из рассказа «Уступчивые» иллюзия некоторого выбора есть, тогда как у героев «доисторического» рассказа «Багровые пятна», людей Болотного племени, его нет вообще. Племени суждено погибнуть от смертельной болезни — и это отнюдь не Божья кара за грехи, а банальная эпидемия смертельной болезни, которая уравнивает всех — и святых, и грешников. Рассказ первоначально воспринимается как забавная безделушка, всего лишь как любопытная история из жизни (не такой уж и «доисторической»), однако затем понимаешь, что рассказ этот гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд: можно верить в сотни языческих богов, можно верить в единого Бога — но, когда приходит настоящая беда, человек остается с ней один на один и должен рассчитывать исключительно на свои силы. Он должен бороться, если даже ясно осознаёт бессмысленность этой борьбы.

Подобные мысли порождает и повесть «Менуэт святого Витта», в которой также идет речь о выборе между жизнью и смертью. Писатель исследует традиционную — и не только для фантастики — тему: как поведут себя подростки, оказавшись в экстремальной ситуации, между жизнью и смертью? Также можно предположить, что Громов вступает в заочную полемику с Владиславом Крапивиным, утверждавшим в середине 80-х годов: «Дети никогда не воюют с детьми». Но еще Сергей Лукьяненко в начале 90-х опроверг крапивинский постулат, убедительно доказав: воюют, еще как воюют (роман «Рыцари сорока островов»), Громов, очевидно, придерживается сходной точки зрения.

Земной звездолет с переселенцами гибнет на планете, атмосфера которой населена вирусами, смертельно опасными для взрослого человека. Все взрослые пассажиры и члены экипажа погибают, в живых остаются лишь дети, которые никогда не вырастут: вирус затормаживает рост. Допущение кажется не совсем научным, даже надуманным, однако перед нами совсем не традиционная НФ, в которой не должно быть никаких научных противоречий — такая фантастика давно вышла из моды. После катастрофы проходит сорок лет, а выжившие внешне по-прежнему похожи на детей и подростков. (Вот она, реализация крапивинской формулы — «всегда двенадцать»!) Однако, не став взрослыми физиологически, дети повзрослели духовно, переняв весь положительный и отрицательный опыт земной цивилизации. В результате на планете установилась жесткая диктатура сына капитана корабля, который правит своими подданными железной рукой. Вполне естественно, что в народе зреет недовольство, которое выливается в бунт, бессмысленный и беспощадный, результатом которого становится смена власти. Но когда на троне воцаряется новый вождь, он не торопится даровать своим подданным свободу и демократию. И совсем не потому, что он в душе тиран, — просто он понимает, что только при тирании можно выжить в чужом и враждебном мире детям, которые не только никогда не станут по-настоящему взрослыми, но и никогда не вернутся на Землю. Демократия погубит маленькую колонию маленьких землян.

В повести «Менуэт святого Витта» писатель прямо говорит, что диктатура не всегда суть зло, что бывают ситуации, когда нет выбора, кроме одного: железной рукой вести к счастью если не все человечество, то хотя бы малую его часть — во имя сохранения жизни. Писатель моделирует ситуацию, в которой диктатура оказывается благом.

Впрочем, ситуацию можно моделировать и дальше. Как бы ни хотели подростки спастись и выжить, они лишь отдаляют неизбежный финал. «Стены абсурда» не выпустят их за пределы искусственно созданного бытия, единственный выход из которого — смерть. Как говорится, шаг влево, шаг вправо — и упрешься в стенку.[7]

Рассказ «Я, камень» первоначально воспринимается как забавная пародия на романы-фэнтези. Писатель высмеивает присущие данному жанру штампы. Казалось бы, автор напоследок решил развлечь читателя. Но Громов не был бы Громовым, если бы ограничился незамысловатой пародией. Так что надеждам читателя расслабиться не суждено сбыться.

В финале рассказа главный герой Камень осознает, что мир, в котором он живет, кем-то создан «ради забавы», а он сам является персонажем компьютерной игры. Реальный мир превращается в ирреальный, осознание этого приводит к душевному потрясению, и герой рассказа задается вопросом, который беспокоил еще Альбера Камю: как теперь жить, когда ты понял, что являешься марионеткой, которой двигают другие? И стоит ли жить вообще?

Герой рассказа, который при определенных условиях может становиться то человеком, то камнем, принимает решение навсегда остаться камнем — то есть решает не жить. Таков его выбор. Но выход ли это? «Стены абсурда» по-прежнему окружают мир…

Автор не дает ответа на этот вопрос.

Да и есть ли на него ответ?

Алекс Бор

Дяченкам можно все!