Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт - Моррис Десмонд

Пятилетний мальчик, которого разлучили с родителями при эвакуации из Лондона во время войны, на вопрос: «Кто ты?» – ответил: «Я ничейный никто». Шок оказался для него непереносимым, но запомнятся ли его последствия на долгие годы, во многом зависит от того, подтверждает ли он результаты прошлого опыта или противоречит им. Противоречия породят в душе мальчика недоумение, которое пройдет со временем, но подтверждение еще более усугубит полученные ранее травмы.

Переходя к рассмотрению следующей фазы развития чувства привязанности, мы сталкиваемся с феноменом сексуальной моногамной связи. Любовь с первого взгляда, может быть, и не посетит каждого из нас, но это вовсе не говорит о том, что ее не существует. Процесс зарождения чувства любви обладает теми же свойствами, что и процесс импринтинга. В нем есть чувственный период (юношество), когда человек влюбляется чаще всего. Он относительно короткий, но его последствия ощущаются долгое время по сравнению со временем самого процесса, а процесс этот способен протекать даже при отсутствии видимых результатов.

Для большинства людей ранние моногамные связи, как правило, скоротечны и нестабильны. Но не следует забывать, что в период полового созревания для формирования способности завязывать серьезные моногамные отношения требуется некоторое время.

Такое замедленное достижение зрелости дает нам возможность преодолеть переходный период, в течение которого мы, если можно так выразиться, «пробуем воду, прежде чем в нее войти». Если бы ситуация была иной, мы бы все оказались жертвами первой любви. В современном обществе продолжительность естественного переходного периода искусственным образом увеличивается благодаря чрезмерной родительской заботе. Родители цепляются за своих отпрысков до последнего момента, когда, с биологической точки зрения уже давно следует позволить им жить самостоятельно. Причина этого лежит на поверхности: сложные условия жизни в людском зверинце делают невозможным выживание четырнадцати– или пятнадцатилетних индивидуумов без своих родителей.

Такая несамостоятельность превращает подростков в беспомощных детей, что побуждает отцов и матерей навязывать им родительскую любовь, хотя их отпрыски являются уже сексуально созревшими личностями. Это, в свою очередь, еще больше усугубляет инфантильность подрастающего поколения, так что процесс становления наших детей еще более затягивается. В результате мы сталкиваемся с серьезными проблемами и конфликтами между родителями и детьми при стремлении молодых людей к формированию новых моногамных отношений.

Родители не виноваты, что их дети оказываются неспособными позаботиться о себе, попадая в мир современного суперплемени; не виноваты и дети в том, что не могут не сигнализировать родителям о своем инфантилизме. Виновата во всем неестественная городская среда, которая требует более длительной подготовки молодых членов общества, чем это необходимо в соответствии с биологическими законами.

Несмотря на конфронтацию с процессом развития новых моногамных отношений, сексуальные запечатления быстро находят путь на поверхность. Юношеская привязанность обычно мимолетна, но она может быть и очень сильной – настолько сильной, что образ «детской любви» может определять выбор партнера в течение долгих последующих лет, независимо от целесообразности отношений с социально-экономической точки зрения. Даже если под влиянием обстоятельств эти первые отношения будут разрушены, они оставят свой след. Часто случается, что поиски сексуального партнера взрослым, полностью независимым человеком основываются на подсознательном стремлении воссоздать некоторые из ключевых особенностей первого сексуального опыта. Неудачный результат таких поисков может оказаться скрытым фактором, способствующим разрушению удачного на первый взгляд брака.

Феномен неверного выбора пары не определяется только особенностями «детской любви». Такое может произойти в любое время, и в большей мере это опасно для повторного брака, когда нередко происходит молчаливое (а иногда и не такое уж молчаливое!) сравнение супруга с предыдущими партнерами. Это явление также играет важную (и подчас трагическую) роль в случае, когда родительские/сыновние чувства вступают в конфликт с сексуальными отношениями. Чтобы это понять, вспомним еще раз, что значат для ребенка родительские/сыновние чувства. Они воспитывают у ребенка уверенность в трех истинах: 1) у него есть свои, родные родители; 2) он принадлежит к определенному виду; 3) он должен искать себе сексуального партнера именно среди представителей этого вида.

Первые два пункта вполне очевидны, проблемы могут возникнуть с интерпретацией третьего. Если ранние отношения с родителем противоположного пола были достаточно крепкими, некоторые из его/ее личных качеств также могут отложиться в подсознании ребенка и повлиять на его последующий выбор сексуального партнера. Вместо того чтобы жить с уверенностью, что «он должен искать себе сексуального партнера среди представителей этого вида», он интерпретирует эту истину как «я должен искать себе сексуального партнера среди представителей такого типа людей».

Подобное влияние может создать серьезные проблемы. Стремление к формированию моногамной пары, основанное на устоявшемся образе отца или матери, определяет особый способ выбора партнера, который в любом случае является неверным.

С другой стороны, если человек найдет партнера, руководствуясь полностью противоположными суждениями, такие отношения не смогут стать полноценными, поскольку его избранник (или избранница) не будет обладать теми тривиальными, но ключевыми чертами характера, которыми обладает его родитель, являющийся прообразом («Мой отец никогда бы так не поступил!» – «Но я ведь не твой отец!»).

Причина этого феномена неверного выбора пары, приносящего немало неприятностей, скорее всего, кроется в неестественно изолированных условиях жизни семейной ячейки, которые так часто встречаются в переполненном людском зверинце. Явление «чужой среди своих» отравляет атмосферу братства и социального равенства, присущую маленьким сообществам. Стремясь защитить себя, семьи стараются оградиться друг от друга, запершись каждая в своей клетке среди ровных рядов кирпичных или блочных вольеров. К несчастью, признаков изменения ситуации не наблюдается.

Закончив с вопросом о неверном выборе пары, мы перейдем сейчас к рассмотрению другого, не менее странного отклонения в инстинктах людей – человеческого лжеимпринтинга. Здесь мы попадаем в необычный мир того, что получило название «сексуальный фетишизм».

Есть небольшая по численности категория людей, для которых первый сексуальный опыт может обернуться психической травмой. Вместо того чтобы отложить в памяти определенный образ партнера, такие индивидуумы могут начать отождествлять сексуальные отношения с каким-нибудь неодушевленным предметом, увиденным в тот момент. До сих пор неизвестно, каким образом многим из нас удается забыть подобные навязчивые образы, совершенно ненормальные с точки зрения репродуктивной функции. Возможно, это зависит от глубины впечатлений, полученных при первом сексуальном опыте. Как бы то ни было, это явление порождает довольно противоречивые суждения.

Судя по доступным историям болезни, привязанность к сексуальному фетишу чаще всего развивается тогда, когда первый сексуальный опыт имел спонтанный характер или же когда индивид не имел партнера. Во многих случаях она может зародиться после первой эякуляции юноши, что часто случается без участия девушки и без предварительных сексуальных ласк. Некий типичный объект, который может находиться поблизости в этот момент, мгновенно приобретает огромную сексуальную значимость, не ослабевающую долгие годы. Получается, что вся сила инстинкта спаривания вдруг оказывается направленной на неодушевленный предмет, который в мгновение ока начинает играть основную роль в сексуальных отношениях индивидуума.

Эта странная форма лжеимпринтинга вовсе не такая уж редкость, как кажется. Большинство из нас привыкло заниматься сексом с представителями противоположного пола, не думая при этом о меховых перчатках или кожаных ботинках, и мы счастливы, что не скрываем нашу сексуальную ориентацию, будучи уверенными, что все вокруг разделяют и понимают наши чувства. Но фетишист, не способный сопротивляться собственным запечатлениям, заставляющим его быть привязанным к необычным сексуальным объектам, предпочитает помалкивать о своей странной привязанности. Неодушевленный предмет, который так важен для него, может ничего не значить для остальных, и поэтому (из боязни или от смущения) он скрывает свои чувства. Этот предмет не только ничего не значит для большинства людей, далеких от фетишизма, – он также не представляет никакой ценности для других фетишистов, каждый из которых имеет свой собственный фетиш. Меховые перчатки не возбуждают никаких чувств как у фетишиста, поклоняющегося кожаным туфлям, так и у нефетишиста. Таким образом, фетишист остается наедине с собой и своим специализированным типом лжеимпринтинга.