Бессердечный принц. Раскол - Яна Мелевич

на губах перебивал неприятное жжение в том месте, где пуля задела плечо. Царапина ерундовая, маленький чертенок по имени Слава остановил кровь и быстро перевязал рану. Главный лекарь во дворце отвесил несколько скупых комплиментов нелюдю, затем подрядил своих помощников наложить специальные мази под повязку.

— Красиво, — не то услышал, не то нафантазировал тихий шелест чужого голоса. Впервые на моей памяти жнец подошел настолько близко. Обычно они держались на расстоянии или стояли за спиной, чтобы маг не мог причинить им вреда.

Хотя кто в состоянии убить слугу Смерти?

— Россия — красивая страна, — я выдохнул дым и глянул на датчик под потолком. Ничего. Извещатель помалкивал.

— Ты любишь ее?

Жнец встал полубоком, а из-под капюшона показался лысый череп.

— Что за глупые вопросы? — я усмехнулся и отвернулся, разглядывая внутренний двор. — Это моя страна, мой народ, мои земли. Конечно, я их люблю. Нет в мире места, которое я бы еще называл домом.

— Тогда держи крепко, — внезапно огорошил меня жнец. — В кулаке. Никому не отдавай, не позволяй врагам разрушить ее до основания. Каких бы благ они ни сулили в будущем.

— О чем ты?

Он повернулся, и я на мгновение застыл. В пустых глазницах клубилась тьма, но я вдруг отчетливо увидел, как вместо скелета на меня смотрит живой человек. С глубокими чертами, темной гривой кудрявых волос. Поросль на лице скрывала мягкий подбородок, а прямой нос намекал на благородное происхождение.

Внешнее сходство с изображением на иконах заставило вздрогнуть, я отвел руку с зажатой между пальцами сигаретой. Потянулся к жнецу и невольно моргнул от едкого дыма. Видение исчезло, череп вновь спрятался за слоем темной материи капюшона. Но догадка, такая мощная, что пронзила молнией от макушки до пят, вылилась в один-единственный вопрос:

— Почему?

«Проклятие, Алексей, оно не убивает. Оно сковывает душу и превращает нас в рабов самой Смерти. Уж минуло четыре сотни лет, как гибель юного агнца на виселице терзает наш род страшной виной. Мы превращаемся в бессмертных стражей, которые вынуждены переходить грани миров и забирать души: родных, друзей, знакомых, простых смертных. Каждый раз мы возвращаемся на землю, чтобы выполнить навязанное нам предназначение».

Костлявый палец коснулся ворота моей ночной рубашки, затем скользнул ниже. Остановился там, где должно биться сердце и немного надавил. В этот момент я испытал всю гамму эмоций: от страха до бурлящей эйфории, по моим венам прокатилась чужая сила. Острыми лезвиями она раздирала плоть, проникала глубже, под слои тканей и добиралась до внутренних органов.

Теперь я понял, что испытывали маги. Невероятное ощущение всемогущества, когда в груди полыхает источник. Только мой, как появился, так и погас. Потому что никогда мне не принадлежал. Но я все-таки почувствовал, какую власть получали в свои руки жнецы, когда превращались в самих себя после смерти.

«Наша сила — наш род. Пока он жив хоть в ком-то, мы способны на многое. Не только брать, но и отдавать. Жнецы хранят завесу от чудовищ пустоты, а Романовы на троне — покой своих граждан. Если линия прервется, страна рухнет в смуту и хаос, пока кто-то вновь не возьмет бразды правления и не установит новый порядок. Через кровь, боль и страдания народа».

Жнец отошел и неспешно поплыл к выходу, а я безуспешно глотал воздух. Он толчками врывался в легкие, отчего дышать было тяжело и больно. Тлеющие остатки сигареты упали на ворс, но темный туман погасил алеющий кончик.

— Если действительно радеешь за страну и народ, никогда не принимай решений сгоряча на эмоциях, — услышал я холодный голос жнеца. — Руководствуясь сердцем, не забывай про разум. Потому что любовь не только созидает. Она разрушает нас.

Моргнув, я понял, слуга смерти исчез. Шум за дверьми и лютый холод напомнили, что я по-прежнему во дворце на подоконнике у окна. И чтобы не слечь в ближайшие недели с лихорадкой, лучше бы его прикрыть да поскорее.

Стоило мне об этом подумать, как в покои постучалась прислуга. Дела не терпели отлагательств, поэтому пришлось поторопиться, потому что назревал сложный день.

***

Когда я предположил, что планы нарушит сила извне, то не ошибся.

Стоило спуститься к завтраку, как мой пронырливый секретарь сразу перехватил меня по дороге в столовую. Вежливо поклонившись, он пожелал мне доброго утра, рассыпался в комплиментах по поводу моего внешнего вида и доложил, что погода сегодня дюже хороша: на улице легкий морозец, а солнце сияет, как будто мы не в Петербурге.

— В чем дело, Илья? — раздраженно спросил я, стряхнув невидимую пылинку с пиджака.

Сегодня никаких официальных визитов не планировалось, выход к народу тоже не стоял в расписании. Я перепроверил все в телефоне, после чего приказал домовому принести мне самый обычный костюм. Никаких мундиров, галстуков и бабочек. К черту эполеты, бриллиантовые запонки и дорогие аксессуары — полная свобода выбора.

Поэтому настойчивое внимание Ильи Корфа, летающего вокруг меня с доставучестью коршуна. Страшно раздражало. Если он умудрился о чем-то забыть и не сообщил мне о смене планов, пусть катится в бездну. Я не собирался тратить день на очередное бестолковое мероприятие, когда в кабинете меня ждала кипа неподписанных и непросмотренных бумаг, а про творящийся хаос в электронной почте я вообще уже молчал.

— Э-э-э, ваше императорское высочество, — Илья стиснул руки перед собой и подался ко мне, понижая голос до шепота, — ко двору прибыла ваша тетушка, великая княгиня Екатерина Павловна вместе с графиней Олсуфьевой и баронессой Фредерикс. С ней так же приехали организаторы, прислуга и чернорабочие для помощи.

— Какой помощи? — не понял я.

— Бал, — еще тише подсказал Илья и чуть не вжался в меня всем телом. — Большой бал в честь открытия сезона.

Всевышний. Я совсем забыл, что отец доверил Андрею организацию, а я предложил эту роль его матери. При воспоминании о «любимой» тетушке даже зубы заболели, так сильно я сжал челюсти.

Когда ее светлость находилось своем поместье в Московской губернии, дышалось легче и жилось проще. Но нелегкая принесла Екатерину Павловну в столицу, и с этим пришлось смириться. Я кивнул, затем приказал Илье подать завтрак позже. Где-то через час: очень надеялся, что этого времени хватит на обсуждение всех вопросов.

— Простите, ваше императорское высочество… — второй раз за утро меня остановили.

— В чем дело? — я развернулся на каблуках и сунул руки в карманы брюк, глядя прямо на стушевавшегося Илью.