Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека - Михаил Попов

Профессор не был ни тем, ни другим. В жизни законной являлся рядовым завлабом в одном ничего не значащем, но академическом институте; в жизни тайной сделался средним бандитским авторитетом. Ни с одною из жизней он порывать не хотел. В наше время подобных судеб полно. Такое раздвоенное состояние накладывало отпечаток на все замыслы профессора, придавая им несколько вычурный, почти абстрактный характер. От обычного преступника он отличался, как шахматный композитор от практикующего гроссмейстера. Его мало радовала победа, добытая ввиду грубого зевка неуклюжего противника. Радовала, но мало. Он никогда бы не признал свою «шахматную» идею ошибочной только потому, что хам, сидящий напротив, вдруг бы взял да шарахнул его доской по голове и был за это объявлен победителем.

Короче говоря, высадив Руслана у входа в психиатрическую больницу, известную в городе под именем Соколовки, он проехал еще с полсотни шагов, выбрался наружу и осторожно двинулся вслед за вооруженным влюбленным.

Чем дольше он предавался слежке, тем отчетливее понимал, что Руслан выбрал самый разумный вариант отмщения злобному сутенеру.

Быстро найдя десятое отделение (браво, Лариса, доходчиво обрисовала маршрут), легко и незаметно перелез через ограду. Не сделав и сорока шагов по территории, обнаружил ту самую беседку, занятую той самой парочкой, окутанных паром беседы безумцев. Сориентировался на местности, легко определил, откуда могут воспоследовать подозрительные взгляды, и принял меры визуальной предосторожности. Приблизился к беседке на максимально возможное расстояние. Еще раз огляделся. Достал из футляра винтовочку свою полуигрушечную. Прицелился, превратившись в момент прицеливания из мешковатого увальня в нечто на зависть молодцеватое и справное. Выстрелил, убедился, что попал, и исчез из возможного поля зрения.

Тут профессор, начавший думать о своем молодом друге со своеобразным уважением, цокнул языком. Он понял, что Руслан в чем-то просчитался. Никита придал значение внезапной боли в левой ягодице и начал быстро понимать, что это такое. А Руслан самоуверенно позволял себе этого не видеть.

Впрочем, разочарование профессора было кратким. На самом деле ему было выгодно, чтобы раненый зверь отыскал охотника. Об этом шла речь выше. Пристроившись у щели в заборе, профессор азартно кусал губы.

Гибель Руслана была близка в этот момент, и весьма. Громадная смутная фигура вывалилась из беседки и куда-то двинулась. Почти не прихрамывая. Не куда-то, а именно к тому кирпичному углу, за которым стрелок паковал свое оружие.

Напрасно, наблюдая за этой сценой, снисходительно улыбался профессор, думая при этом какую-то чушь, вроде того, что как мало порой знает обычный человек об истинных мотивах своих иногда даже самых важных поступков. Не пройдет и полгода после изложенных здесь кое-как событий, сам господин завлаб станет жертвой заурядной оплошности, заключающейся в недооценке противника, и его голова в издевательски приклеенных очках будет найдена в одном из майских мусорных ящиков.

Да и Руслана он похоронил рано.

Оказалось, что за время путешествия от беседки до скрывающих Руслана туй Никита успел понять не меньше, чем очень умный человек, обладающий всею информацией по данному случаю. И жажда мести уступила в нем жажде освободиться от навязанной ему собачьей участи. Находясь рядом с медицинским учреждением, он кинулся к его дверям. Ему был нужен скальпель или что-нибудь в этом роде, чтобы собственноручно распороть себе задницу и выковырнуть кристалл отравы, прилетевшей из казавшегося ему совершенно фантастическим рассказа перепуганного Дин и.

Двери в психушках просто так не открываются, даже в привилегированных отделениях.

Известные своей силой кулаки обрушились на тупо запертую дверь. Никита сотрясал ее ударами и требованиями, чтобы ему немедленно открыли.

Тихие местные больные, собравшиеся вернуться с прогулки, стояли в туманном полумраке у крыльца. О том, что они живы, можно было догадаться только по струйкам пара, сочившимся из ноздрей. Поняв, что с дверью ему не справиться, Никита повернулся к ней спиной. Когда он обводил взглядом депутацию тихого помешательства, она перестала дышать. Сколько они друг другом любовались бы, сказать трудно, когда бы не появилась медсестра, та самая, что давеча аккуратно избивала обрывок рельса в глубинах сырого тумана. Она белым бодрым призраком просочилась сквозь рощу серых памятников и выступила на первый план.

— В чем дело?! — был ее звонкий и прямой вопрос.

Никита, на ходу расстегивая штаны, кинулся к ней.

Психиатрические медсестры люди каленые, никакими эффектными извращениями их с толку не собьешь. Халат не шелохнулся, шапочка не дрогнула.

— Вот, вот, вот! — хрипел и подвывал Никита, сдирая с себя штаны, трусы и выставляя на всеобщее обозрение раненую плоть, — мне нужны нож, скальпель, пинцет. Скорей, только скорей! Ты меня понимаешь?!

Никита попытался посмотреть в глаза медицинскому существу.

— Понимаю, — спокойно, но не душевно ответило оно.

— Я ранен, понимаешь, ранен!

— Куда?

Никита понял, что договориться будет труднее, чем это казалось, исходя из идеи всеобщего братства людей. К тому же вид раны столь туманным вечером не впечатлял.

Пока он подбирал новые, неотразимые слова, раздался щелчок за спиной. Открылась дверь в отделение, и на пороге появились два рослых санитара. Раненый обратил руки к своим штанам, но он бы не успел одеться до нападения на него смирительной рубашки, если бы не отец!

Из-за двухэтажного дома скорби раздались жуткие рыдающие вопли. Рыдающие и нечленораздельные. Все, даже изготовившиеся санитары, посмотрели в ту сторону — кто это так плачет там?!

Очень скоро все увидели широкую, выбредающую из тумана фигуру со слепо расставленными руками. Она шла, покачиваясь, отражая линзами очков свет фонаря над входом в отделение и взывая.

— Сынок, где ты, сынок! Ты все-таки пришел!

— Отец! — закричал Никита и бросился бежать к калитке. Он проделал все так стремительно, и в сердце его кипело столько мрачной радости, что удержать бы его не смог никто, не то что толстые санитары.

Руслан, запыхавшись, влетел в электричку. Он был свидетелем сцены у входа в десятое отделение, покинул территорию психбольницы сразу после ее окончания и всю дорогу до вокзала проделал в самом стремительном темпе. Ни в метро, ни в трамвае его не оставляла лихорадочная, перемешанная с тошнотою дрожь.

Это не был страх в чистом виде, но что в этом состоянии было не от страха, Руслан не взялся бы определить. Думать не хотелось, было только одно отчетливое желание — убраться как можно дальше от красной больницы. Ему казалось, что нелепое истерическое действо у запертых больничных дверей осталось там, на широких ступенях, навсегда, чтобы повторяться снова и снова. И расстегнутые штаны, и раненая ягодица, и нечистые санитарные ангелы, и чудище, выбредающее из тумана. И уверенность, что это именно так, не ослабевала у Руслана, несмотря на то, что он видел, как Никита убегал к дыре в больничном заборе, чтобы сойти с ума посреди грязного ручья и издохнуть.

Стоя в тамбуре, Руслан вытер со лба ненормально обильный пот и прислонился к стене, успокаивая дыхание. Насквозь мокрая рубаха липла к худой спине, даже в ботинках что-то хлюпало. Но на душе стало легче, словно большая часть хмари была исторгнута из организма вместе с потом.

Итак, что же произошло? — попытался задать себе вопрос стрелок, поставив футляр на пол. Целый хор наглых призраков сбежался на осторожный зов рассудка. И профессор, и Лариса, и Диня, и Светлана Савельевна, и даже мать. Им всем требовалось такое количество его внутреннего мира для размещения, что Руслан сразу почувствовал себя банкротом. Он был неспособен оплатить чистым здравым смыслом их сумасшедшие запросы. Потом! Все потом! А сейчас… Руслан оттолкнулся спиной от гудящей стены и, подхватив «кобуру» с «хантером», вошел в вагон. Он просто спасался бегством с места, где на него навалилась толпа отвратительных вопросов. На время перемещение в пространстве помогло. Сидя на изрезанном сиденье, Руслан изо всех сил пялился в потрескавшееся окно. Он хотел максимально возможную часть себя вытолкнуть наружу и заняться исследованием мелких, мельчайших и гаснущих подробностей пейзажа, чтобы настигающему кошмару нечего было захватывать внутри него, несчастного, запутавшегося школьника.

Такая уловка облегчала жизнь минут на пять. Потом приходилось снова спасаться бегством — он пересаживался, все дальше продвигаясь по полупустому вагону.

Наконец и вагон кончился, пришлось перебираться в следующий. В этом вагоне свободных сидений, стоящих по ходу поезда, не было, пришлось подставлять отвратительному будущему спину. Руслан уселся, положил рядом с левым бедром футляр и невольно пробежал глазами по фигуре соседа.