Графиня Козель - Юзеф Крашевский

Комендант недолюбливал его, но расстаться не хотел: Вурм, так звали солдата, умел держать людей в повиновении.

– Господин комендант, – проговорил Вурм, – разрешите доложить о важном происшествии…

– Что такое? Пожар? – вскрикнул срываясь с места Веелен.

– Нет, ваш племянник собрался удрать с графиней из замка. Ха-ха-ха!

Старый комендант, словно обезумев, кинулся к двери.

– Э, не извольте беспокоиться, – дико захохотал Вурм. – Я давно этого ждал, выслеживал, знал, что так оно будет, а значит, будет и награда.

– Наглая ложь! – закричал комендант. – Как ты смеешь…

– Я свой долг выполнил, – невозмутимо возразил Вурм, – солдаты стерегут их в галерее за часовней, теперь капитану Генриху, – а он не раз, озлясь, бивал меня по морде, – не сносить головы, это уж точно.

Отмщенный вахмистр торжествовал. А комендант, дрожа всем телом, то за оружие хватался, то за ключи, не зная, что предпринять. Беспокойство за судьбу любимого племянника, казалось, лишило его рассудка.

– Капитан Заклика! – обретя дар речи, закричал он. – Спасите меня, спасите его!

– Поздно, – вмешался вахмистр, – завтра об этом узнает весь город, пронюхают при дворе, королю донесут. Слишком много свидетелей было. Да, недурно я это дельце обстряпал. Отомстил знатно, а ежели вы мстить за него будете, что ж, я не боюсь.

В это время из подземелья семиярусной башни послышался шум. Солдаты с криками вывели во двор беглецов; графиня, бледная, со стиснутыми губами, шла впереди, за ней – связанный Генрих; он ранил себя выстрелом из пистолета и, наверно, лишил бы себя жизни, если бы солдаты не скрутили ему руки.

Козель в бешенстве и отчаянии без оглядки побежала к башне. Генрих остановился… Старый комендант ломал руки и рвал на себе волосы. Заклика шел за ним, исполненный сострадания к бедному юноше, так нелепо угодившему в ловушку. На торжествовавшего, издевательски усмехавшегося Вурма никто даже не взглянул.

Дядя должен был взять племянника под стражу и немедленно послать донесение о случившемся в Дрезден. Но старый, солдат был не в состоянии написать его: он весь дрожал, из глаз его текли слезы; пришлось призвать на помощь писаря. Трудно было разобрать перемежаемые рыданиями и проклятиями слова рапорта, в котором Веелен осуждал племянника, но молил снизойти к его молодости, учесть его, коменданта, старые заслуги и прежде всего винил себя самого за слепоту; написал он также, что Вурм – предатель, ибо вел себя бесчестно: вместо того чтобы предотвратить беду, он выжидал, надеясь извлечь для себя выгоду.

Караул возле башни удвоили, ночь прошла в бодрствовании и волнении.

Вурма комендант тоже отдал под арест. С донесением послали в Дрезден курьера. Взошедшее солнце осветило столпенский замок, еще более печальный и безмолвный, чем всегда. Козель билась в истерике.

Около полудня мрачной тучей из Дрездена налетели генерал фон Бодт и несколько чиновников с приказами короля.

Старый Веелен, не говоря ни слова, протянул шпагу, но ее не взяли. По королевскому приказу осуждены были капитан Веелен и вахмистр Вурм. Еще до захода солнца смертный приговор должен был быть приведен в исполнение. Напрасно старый комендант плакал и молил о помиловании, о том, чтобы хотя бы повременили с исполнением приговора.

Услышав выстрелы, Козель вздрогнула, предчувствие подсказало ей, что влюбленный юноша заплатил в этот миг жизнью за свою любовь к ней.

Заклика был бледен как покойник.

Веелен написал письмо королю и в тот же день оставил службу. Вурма, закованного в кандалы, сослали на каторжные работы в Кенигштейн.

12

Так неудачно кончилась первая попытка графини Козель вырваться на свободу. Она скорбела о бедном юном безумце, отдавшем за нее жизнь, и о себе. Графиня велела служанке узнать, где похоронен Генрих, и отнести на его могилу все цветы из садика. После этого случая в Столпене произошли большие перемены. Вместо Веелена комендантом был назначен жестокий и бездарный Бирлинг; вспыльчивый, грубый, надменный и своевольный, он обладал всеми пороками старого солдафона, которому в жизни незаслуженно повезло. В крепости ввели еще более строгие порядки. Графине запретили выходить из башни, в замок был прислан новый гарнизон, и Заклике велели возвратиться в полк.

Воспользовавшись тем, что новый комендант каждый вечер, приняв ключи, напивался до беспамятства и валился на кровать, Заклика пошел перед отъемом проститься с графиней Козель. Вид у нее был безумный, слезы мешали ей говорить.

– Как, и ты покидаешь меня? Ты? Испугался? – воскликнула она с негодованием.

– Я покидаю вас не по своей воле, – понизив голос, ответил Заклика. – Мне приказали вернуться в полк. Но я ухожу отсюда, чтобы лучше служить вам.

– А мне ждать до скончания моих дней? – Анна зарыдала. – Умирать медленной смертью?

– Приказывайте, – печально молвил Заклика, – я ради вас на все готов.

Когда после недолгого раздумья Анна встала, глаза у нее были сухие.

– Так тому и быть, – сказала она. – Ступай, обдумай, что делать, ты знаешь это лучше, меня покинул рассудок, бог, люди; но помни, если и ты мне изменишь, я призову на твою голову месть, прокляну тебя!

Времени для долгих разговоров не было; с минугы на минуту могла явиться служанка, и тогда не миновать беды. Графиня сообщила Заклике, что перед отъездом из Пильниц она зарыла под деревом небольшую шкатулку с очень ценными бриллиантами. Она поручила Раймунду откопать шкатулку, продать драгоценности, а деньги держать наготове, на случай, если побег удастся. Едва Заклика успел выслушать распоряжения графини, как на лестнице послышался шум, и он поспешно удалился.

Прошло несколько лет, а верный слуга ничем не мог облегчить участь несчастной, лишь время от времени он подавал о себе вести через бродячего торговца. Судьба узницы, быть может, изменилась бы к лучшему, если бы не новая, очень похожая на первую, попытка к бегству, которая закончилась столь же плачевно.

На этот раз графиня не сомневалась, что побег удастся, и велела Заклике ждать ее на границе в условленном месте с лошадьми и деньгами. Капитана это известие встревожило, и он нашел предлог поехать в Столпен, чтобы повидаться с графиней.

С ней обращались теперь не так строго, и все еще красивая графиня использовала предоставленную ей свободу на то, чтобы покорить без памяти влюбленного в нее поручика Гельма. Несчастный поручик любил Анну более возвышенно и пылко, чем юный Веелен, его чувство прошло испытание временем: два года приглядывалась к нему Анна, прежде чем решилась еще раз попытать счастья.

Поручик Гельм пленился не только красотой графини, но и ее умом, красноречием, возвышенностью мыслей. Ибо в то время Козель, углубившись в Библию, зачитываясь пророками, увлекшись этой священной книгой, сама словно уподобилась вдохновенной провидице-прорицательнице. Речь, одежда, жесты, взгляд – все изобличало недюжинный ум, сочетавшийся с такой уверенностью, с такой непоколебимой силой и величием, что она могла увлечь и повести за собой не только слабого человека, но целые толпы.