Священный любовник (ЛП) - Уорд Дж. Р.

— Нет, не согласованно. — Фьюри покачал головой. — Нет.

Король напрягся всем телом. Низким, жестким голосом, он спросил у Избранной:

— Что было согласованно?

Когда собравшаяся в комнате толпа переводили взгляды с одного на другого, Джон не отрывал глаз от Фьюри. В случае если хватка Рейджа ослабнет, Джон снова накинется на Брата. И неважно (и не имеет значения), кто стоит в первых рядах ринга.

Морщась, Фьюри медленно сел, его лицо уже начало опухать.

— Не лги, Кормия.

— Последуй своему собственному совету, — отрезала она. — Праймэйл не сделал ничего плохого…

— Кормия, это чушь собачья! Я взял тебя силой…

— Ты не…

Кто-то снова начал спорить. Даже Джон вступил в дело, губами ругая Фьюри, и напрягаясь под убойной массой Рейджа.

Роф потянулся к столу, поднял тяжелую хрустальную пепельницу и запустил ее в стену. Стекло разлетелось на тысячи осколков, оставив на штукатурке вмятину размером с человеческую голову.

— Я сделаю тоже самое со следующим, кто скажет еще хоть одно долбанное слово, усекли?

Все разом умолкли. И не открывали ртов.

— Ты… — Роф указал Джона. — Уходи отсюда, пока я разбираюсь в проблеме.

Джон покачал головой, не беспокоясь о пепельнице. Он хотел остаться. Ему нужно было остаться. Кто-то должен защитить…

К нему подошла Кормия и взяла за руку, крепко ее сжимая.

— Ты — достойный мужчина, и я знаю, ты уверен в том, что защищаешь мою честь, но взгляни в мои глаза и узри правду о том, что произошло.

Джон посмотрел на Кормию. В ее лице читалась грусть, больше похожая на горечь, какую испытываешь, когда находишься в печальном настроении. А также решимость и непоколебимость.

В ее взгляде не было страха. Душащего отчаяния. Ужасающего стыда.

Она не была в том же состоянии, что и он после насилия.

— Иди, — мягко сказала она. — Все в порядке. На самом деле.

Джон посмотрел на Рофа, который кивнул в ответ.

— Я не знаю, что ты видел, но я это выясню. Позволь мне разобраться с этим, сынок. Я буду справедлив в отношении Кормии. А сейчас все — вышли.

Джон сжал руку Кормии, и вышел вместе с Рейджем и остальными. В момент, когда они оказались в коридоре, дверь закрылась, и за ней раздались приглушенные голоса.

Он ушел не далеко. Просто не смог. Он доковылял до кабинета Рофа, и когда его колени взяли тайм-аут, рухнул в одно из антикварных кресел, расставленных в коридоре. Убедив остальных, что он в порядке, Джон опустил голову и медленно задышал.

Прошлое ожило в его голове, словно реанимированное ударом молнии от того, что он увидел в комнате Кормии.

Он закрыл глаза, но это не помогло. Он постарался отвлечь себя, не спасло и это.

Пытаясь вновь зачехлить свои скелеты, Джон осознал, что в последний раз выходил на лесную прогулку с Зейдистом недели назад. Беременность Бэллы развивалась и требовала все больше внимания, и их с Зи ночные гулянки, во время которых они бродили по лесу в молчании, становились все реже и реже.

Сейчас он нуждался в свежем воздухе.

Подняв голову, он взглянул на коридор со статуями, задаваясь вопросом, был ли Зейдист вообще в особняке. Вероятно, нет, ведь его не было в комнате, когда разыгралась драма. Принимая во внимание произошедшую этой ночью резню, Братство, без сомнений, заняло его по полной на поле боя.

Джон встал и направился в свою комнату. Закрывшись там, он растянулся на кровати, написал Куину и Блэю о том, что его клонит в сон. Они получат сообщения, когда вернутся из туннеля.

Уставившись в потолок, он подумал о… цифре «три». Плохие события связаны с этой цифрой, и не обязательно со смертью.

В этом году он трижды выходил из себя. Трижды терял самообладание и нападал на кого-то.

Дважды — на Лэша. Один раз — на Фьюри.

Ты не стабилен, подсказал внутренний голос.

Ну, у него же были причины, причем веские. В первый раз Лэш наехал на Куина. Во второй — он получил по заслугам. А в этот, третий раз… косвенные доказательства были столь ошеломляющими, да и какой мужчина, обнаруживший женщину в таком состоянии, ничего не предпримет?

Ты не стабилен.

Закрыв глаза, он попытался не вспоминать ту лестничную площадку в грязном многоквартирном доме, где он жил совсем один. Попытался не вспоминать топот по ступеням кроссовок того, кто настиг его. Не вспоминать запах застаревшей плесени, свежей мочи и потного одеколона, который проникал в его нос во время сотворенного с ним.

Он не мог избавиться от воспоминаний. Особенно от запахов.

Плесенью пахла стена, к которой его прижали лицом. Моча была его собственной, она текла по внутренней стороне его бедер к штанам, спущенным вниз. Потный одеколон принадлежал нападавшему.

Воспоминание было таким же реальным, как и то место, где он сейчас находился. Тогда он чувствовал свое тело также четко, как и сейчас, видел лестничную площадку, как и комнату, в которой сейчас находился. Свежее… свежее… свежее… и на этом молочном пакете с ужасным эпизодом его жизни не было срока годности.

Не нужно иметь степень по психологии, чтоб понять, что его взрывной темперамент берет начало в том, что он держит внутри себя.

Впервые в своей жизни, он захотел поговорить с кем-то.

Нет… точнее, не так.

Он хотел, чтобы вернулся тот, кто был его. Он хотел снова видеть своего отца.

* * *

После выступления Джона в лучших традициях Оскара де ла Хойи[81], Фьюри казалось, что его лицо поджарили на шампуре и положили на свежевскопанное дно.

— Слушай, Роф… не злись на Джона.

— Это было недоразумение, — сказала Кормия королю. — И ничего больше.

— Что, черт возьми, произошло между вами? — спросил Роф.

— Ничего, — ответила Кормия. — Абсолютно ничего.

Король не купился на это, что доказало, что их бесстрашный правитель отнюдь не дурак, но в этот момент Фьюри уже сник и не спорил с правдой. Он просто продолжал вытирать разбитую губу своим предплечьем. Роф все говорил, а Кормия по-прежнему защищала Фьюри, один Бог знает, почему.

Роф сердито посмотрел из-за своих очков.

— Так, мне нужно разбить что-нибудь еще, чтобы вы перестали нести чепуху? Черта с два, ничего не произошло. У Джона горячая голова, но он не…

Кормия оборвала короля.

— Джон неверно истолковал увиденное.

— И что он увидел?

— Ничего. Я сказала, что ничего, так и было.

Роф окинул ее взглядом, будто высматривал синяки. Потом перевел взгляд на Фьюри.

— Что, мать твою, ты можешь мне сказать?

Фьюри покачал головой.

— Она неправа. Джон не неверно истолко…

Голос Кормии звучал резко.

— Праймэйл безосновательно облекает себя в грехи. Моя честь не была задета никоим образом, и я уверена, что мне судить об этом, не так ли?

Спустя минуту, король склонил голову.

— Как пожелаешь.

— Спасибо, Ваше Высочество. — Она низко поклонилась. — А сейчас я прощаюсь с вами.

— Мне попросить Фритца принести тебе что-нибудь из еды…

— Нет. Я покидаю эту сторону. Я возвращаюсь домой. — Она снова поклонилась, и ее волосы, все еще влажные после душа, скользнули с плеча, коснувшись пола. — Желаю вам обоим самого лучшего и выражаю добрые пожелания всем домочадцам. Ваше Величество. — Она снова поклонилась Рофу. — Ваша светлость. — Она поклонилась Фьюри.

Фьюри подскочил с кровати и в панике кинулся к ней… но она испарилась прежде, чем он достиг ее.

Ушла. Без причин и объяснений.

— Оставь меня одного, — сказал он Рофу. Это прозвучало отнюдь не просьбой, но Фьюри было плевать.

— Я действительно не думаю, что тебе следует сейчас быть в одиночестве, — сказал Роф мрачно.

За этим последовал незначительный разговор, который, должно быть, каким-то образом успокоил короля, потому что тот вышел.

После его ухода Фьюри продолжал стоять в комнате, словно статуя, разглядывая вмятину от пепельницы на стене. Изнутри его скрутила боль, но снаружи он абсолютно не двигался. Душащий плющ разрастался под его кожей, а не на ней.