Корона клинков - Елизавета Берестова

— Тебя прислал мой брат? — казалось, недоверия в голосе за калиткой только прибавилось, — и где сейчас этот бродяга? Ещё не двинул кони на своей треклятой службе?

— Снорри жив и здоров, — ответил легат, — после победы над некромантами он собирался выйти в отставку и отправиться домой. Сказал, что навоевался, собирался таверну открыть.

Почему-то слова насчёт таверны, которую собирался открыть никому из остальных неизвестный Снорри, произвели на его брата впечатление. Смотровое оконце закрылось, глухо звякнули запоры, калитка отворилась, и прозвучало короткое приглашение:

— Заходите.

Перед ними стоял низенький мужичок, ширина плеч которого могла бы посоперничать с его ростом. Широколобый, с нечёсаной гривой каштановых волос, собранных в небрежный хвост, он из-под густых бровей недобро поглядывал на пришельцев. Очевидно, по крайней мере один из его родителей был гномом.

— Ну, с чем пожаловали? Коли от Снорри и ко мне за помощью, видать, ваши дела совсем плохи. Но для начала надо бы узнать, с кем я имею честь, — тут гном криво усмехнулся, — представьтесь, что ли.

— Я — легат Первого Безымянного легиона, Марин Туллий Осокорь.

— Ага, — не то крякнул, не то кашлянул гном. — Уж не вы тот центурион, а за тем трибун Осокорь, о котором писал мой правильный брат?

— Он самый, но с тех пор я получил повышение.

— Как я понимаю, вы ко мне не по долгу службы? — гном покосился на двух громадных собак, серыми тенями застывшими в отдалении, — мне не придётся жалеть, что я впустил вас в дом?

— Поверьте мне, не придётся. Возможно, вы ещё и выгоду сможете извлечь из нашего неожиданного знакомства.

— Лады, — гном наклонил лобастую голову, — тогда я, Бур Пасечник, к вашим услугам.

— Очень приятно, — чуть наклонил голову Брэк, — мы …,

— Да не утруждайтесь выдумыванием имён, я ведь прав, вы не хотите, чтобы я знал, кто вы? Не беспокойтесь, у меня бывают гости, и не редко, которые тоже не любят раскрывать инкогнито. Идёмте в дом, поужинаете вместе со мной.

Аэция заинтересовали собаки. Он никогда раньше не видел таких: высокие, поджарые с грубой жёсткой шерстью и квадратными мордами. Морды эти, отнюдь не дружелюбные, украшали немаленькие зубы в обрамлённых чёрным пастях.

Увидев, что гости с опаской проходят мимо них, Бур Пасечник рявкнул с притворной сердитостью:

— Свои! А ну, захребетники, марш на место, не то к зиме на шапки пущу!

Собаки синхронно повернулись и бесшумно исчезли в глубине неухоженного, заросшего высокой сорной травой сада. Аэций с любопытством и удивлением оглядывался вокруг. У деда Антония был близкий друг, который водил пчёл и с гордостью называл себя пасечником. Но он совершенно не походил на этого лохматого грубого Бура, во всём обширном саду которого не было даже намёка на ульи.

Петлявшая дорожка вывела к приземистому каменному дому с весёлой красной черепичной крышей. Собаки безмолвными изваяниями застыли у входной двери. Обстановка внутри дома оказалась неожиданно богатой, но с налётом холостяцкого аскетизма. На стене висела внушительная коллекция секир и топоров, а накрытый к ужину стол радовал глаз простым деревенским изобилием. Хозяин не спеша наполнил кружки пивом и пробасил:

— Угощайтесь, чем боги послали, не тушуйтесь, у меня всё по-простому. — Он залпом выхлебал пиво, утёр пену с пышных усов и, хитро прищурившись, сказал: — догадываюсь, почему легат Первого Безымянного пожаловал ко мне.

— Не думаю, что ваша проницательность столь велика, — Осокорь поставил кружку на стол и потянулся к розовому салу.

— Хоть я и на отшибе живу, но слухи до меня кое-какие доходят: например, о том, что маги Ордена спалили вашего шефа Бестию вместе с его шикарной галерой.

— Подумаешь, новость, — протянул Осокорь, отправляя в рот очередной кусок сала, — эту новость по всем трактирам империи обсуждают.

— Есть и ещё кое-что, — гном налил себе пива, отхлебнул с ужасающей громкостью и сказал: — волнения в Рие. Всё из-за неизвестно откуда взявшегося наследника Барса. А началось это после одного предсказания. Да слыхали, поди?

— Нет, о предсказании мы ничего не знаем, — за всех ответил Ясень, — мы несколько месяцев не были в столице.

Бур Пасечник уселся поудобнее, закурил длинную трубку и с явным удовольствием начал рассказ:

— Руда — чародейка и предсказательница, надо сказать, баба знающая, из наших, ворожила некоему вельможе. Сей осмотрительный тип личность свою под маской спрятал, однако ж осмотрительность его немного однобокой вышла, потому как для гадания он предъявил ни больше, ни меньше, как императорский перстень с орлом.

— Благородная шпинель особой огранки в красном золоте? — уточнил старший из эльфов.

— Он самый. Тут Руда, бабёнка головастая, догадалась, что за блондин судьбой бедного брата интересуется. Она провела обряд честь по чести, и вышло из того гадания, что пропавший без вести брат жив и здоров, что ждут его клинки и корона. Одним словом, всё указывало на младшего принца Аэция, которого раньше считали умершим. Руда обсказала клиенту почти всё, но кое-что утаила. По ходу ритуала она точно узнала, что наш уродец-регент и Аэций — не братья, даже вообще не родственники.

Осокорь бросил украдкой взгляд на Брэка, пытаясь угадать, был ли он в курсе дела.

— Гадание это каким то образом стало известно многим, в армии волнения, поговаривают о введении комендантского часа. Мои страшно недовольны. Нам комендантский час ни к чему.

— Ваши? — не выдержал Аэций, на которого рассказ Бура произвёл сильное впечатление, — чем пчёлам может помешать комендантский час?

Гном посмотрел на Аэция с недоумением, но потом оглушительно расхохотался.

— Юноша, — проговорил он сквозь слёзы, — вы серьёзно считаете моими подопечными пчёл?

— Ну да, — насупился принц, — ведь вы — пасечник.

— Да, Пасечник, — продолжая смеяться, согласился Бур, — только пасу я отнюдь не пчёл, а сынов человеческих.

— Когда-то наш радушный хозяин действительно занимался разведением пчёл, — разъяснил Осокорь, — Снорри говорил, что именно этому факту он и обязан своим прозванием. Но уже давно он зарабатывает себе на хлеб иным образом.

— Я руковожу преступным миром Рии, юноша, — не без гордости заявил гном, но потом из скромности поправился, — по крайней мере, немаленькой его частью. Что, удивлены? Но ведь кто-то должен следить за поступлением контрабанды и не позволять ворам слишком зарываться. Благодаря мне мелкая преступность на улицах Рии практически вообще перестала существовать, — важно закончил он.

Торки, сидевший возле Осокоря и заведший глядя на него обширные залысины, воскликнул:

— Я слышал о вас, господин Бур!

— Польщён, польщён, — заулыбался хозяин, — но что ж мы всё обо мне. Давайте-ка лучше поговорим о том, чем я могу вам помочь.

— Нас устроит крыша над головой на пару дней, — сказал Осокорь, — и ещё понадобится кое-что из старой одежды. Придётся выйти в город в маскарадном виде и посетить одного знакомца.

Гном поскрёб бороду и довольно произнёс:

— Это и всего-то? Конечно, и одёжу подберём, только вот вам, господин хороший, сложновато переодеться будет. Внешность уж больно приметная, и рост высокий.

— Я в город не пойду, — ответил Брэк, — Осокорь Дурынду с собой возьмёт.

— Это другое дело. Молодого человека нарядим в лучшем виде.

— Ему-то как раз переодевание не потребуется, — улыбнулся легат.

— Интересно, — Бур прищурил круглые карие глаза под набрякшими веками, — да ты, парень, никак фавн?

— А если и фавн, то что? — заносчиво произнёс Торки, — вам-то что за дело? — он побаивался реакции окружающих и терпеть не мог, когда его разоблачали.

— Везёт тебе, парень, — со сладким вздохом заметил Бур, — счастливчик, можно сказать. Я вот в былые времена знавал одного фавна. Знатный домушник был, ас из асов. Мог озолотеть, жить не хуже патриция.

— И что? — Торки заинтересовала судьба талантливого по части воровства собрата.

— Шибко жаден оказался, стал крысятничать, то бишь, утаивал заработанное. Пришлось зарезать. И нечего смотреть на меня такими глазами, юноша, — это уже относилось к Аэцию, — у нас в преступном мире дисциплина не хуже чем в армии должна быть. Пришлось, хоть и жаль парня было до слёз. Талант погубил. Так что, коли тебя, Дурында, хозяин твой прогонит, приходи. Ремеслу лично обучу, по высшему разряду.

— Нет, — одновременно воскликнули Осокорь и Ясень, опередив фавна.

— Если его услуги станут господину без надобности, я его в своё ведомство пристрою, — заявил Осокорь, — так что вы, господин Пасечник, нашего парня воровской романтикой не соблазняйте. Иначе власти могут ведь перестать закрывать глаза на вашу деятельность в Рие.