Повернуть судьбу вспять - Анастасия Вихарева

И обрадовалась, слегка напугавшись, когда в дверь постучали с улицы.

Она повернула щеколду, открыла дверь, и несколько опешила, заметив двух волшебников… Быстро отогнула рычаг, убирая покрышку и освобождая лестницу, чтобы впустить их.

Расстроенными они не выглядели, но оба покачали с укором головой.

— Надо было между ног коленом… Забыла? — волшебник усмехнулся, похлопав Игоря по плечу.

— Вы?! Где вы были?! — взволнованно воскликнула Любка. — Я вас так ждала!

— На восходе и на закате, там, где заканчивается один мир и начинается другой. В начале пути, — ответила волшебница, проследовав в вагон.

Любка поплелась за нею следом.

— Кажется, нам негде присесть… Выйдем на свежий воздух, — развернулась она.

— А поезд без меня не уйдет?! — испугалась Любка.

— Этот? Он будет стоять вечно! — усмехнулась она, разворачивая ее за плечи и подталкивая к выходу.

— Но как же…

— Нынче все поезда стоят, — рассмеялась волшебница. — Иногда бывает полезно остановиться и подумать о чем-нибудь своем… На этот раз ты не стала передвигать стрелки, а просто остановила часы…

— Это я?! Я остановила?! — не поверила Любка, внимательно взглянув на волшебника, который уже стоял на траве и смотрел куда-то вдаль.

— Ну конечно! Кто бы кроме тебя смог еще?! — радостно согласилась с нею волшебница. — Значит, сила твоя возвращается…

— Эта?! — Любка недовольно махнула рукой в сторону поезда, попробовала усмехнуться, но усмешка получилась кислой. — Как теперь это запустить?! И людей…

— Проще пареной репы, — рассмеялся волшебник. — Попробуй испугаться так же сильно еще раз!

— Я пробовала! — тяжело вздохнула Любка. — У меня не получается.

— Там была угроза нападения, а тут ты поняла, что самой тебе ничего не угрожает, — объяснил волшебник.

Волшебники не замедлили собрать хворост, развели костер, пристраиваясь на брошенных на землю плащах, поманив с собой Любку, которая помогала им.

Она долго думала, прежде чем сеть. Волшебники одно, она другое — плащ мог запачкаться.

— Похвально, что беспокоишься о моем плаще, но ему ничего не будет, — успокоил ее волшебник. — Ему столько же лет, сколько вселенной.

Любка присела, любуясь огнем.

— Я уже ничего не понимаю, — призналась она. — Может быть, вы объясните? И что у меня с ногами?! — почти выкрикнула она.

— Знак земли и неба, древо и змея. Это два подпространства, которые образуют обе вселенные. Первое — основание, второе… Сложно объяснить. Если брать человека, то это то, что привносит в его жизнь образ. Начало и конец.

— Первый раз ты усыпила вселенную на четыре месяца, когда еще была в чреве матери. Тебя рассердили звуки плохого пищеварения. Люди очень испугались, когда поняли. Но тогда сон вселенной был некрепким, планеты и звезды двигались.

— Они действительно такие сильные? — Любка рассматривала знаки на обеих ногах в изумлении.

— Нет, сами знаки ни при чем, они лишь указывают, что сила возродилась и снова охраняет тебя. Но из того же источника пьет Голлем. Если силу проклятия не разрушить, он будет противостоять тебе с такой же силой. И мы пришли предупредить.

Любка сжалась, испуганно вглядываясь в лица волшебников. Они были серьезны и задумчивы, взгляды их отрешенно смотрели в огонь, который только один и оставался живым.

— Меня будут ненавидеть люди?

Волшебник и волшебница какое-то время молчали. Потом волшебник заговорил.

— Не совсем. То, что ты сделала, ни добро и ни зло. Голлем, сам по себе, лишь сгусток живой информации, которая обращается к человеку. Уговаривает, обещает, объясняет. На уровне подсознания, пробуждая в человеке все, что есть у него темного. Тот, кто не имеет в себе страха или злобы — своего Голлема, это необязательно сам человек, нечто, оставленное людьми или ему, или его душе, с которым он связан единым пространством, как другая вселенная, — чувствует себя некомфортно, он убегает, закрывается. Тот, кто имеет темное и злое, приникнет к нему своим ухом — и будет творить зло. А есть люди, которые как ты, будут мучимы своим злом. В мир пришла беда. Без Голлема ты могла бы любить людей, поднимать их, подниматься вместе с ними. Но Голлем противостоит тебе, следовательно, все злое, что в них накопилось, выйдет наружу. И они станут убивать, и насиловать, и торговать друг другом. И те, которые не имеют зла, будут противостоять им, но большая часть закроется в себе.

— Ну! — не поверила Любка. — Так можно свалить на меня все зло! Войны и рабство были и без меня.

— Это Зверь, он все еще здесь. Он как Голлем. И силен, но лишь потому, что есть многие люди, которые служат ему, чтобы удовлетворить свои амбиции. И здорово пугаются, когда зверь поворачивается против них самих.

— Когда-то у людей была магия, они знали, как устроен человек, как подчинить его, как украсть или заставить отдать добро. И как вылечить и доказать вину насилия. Но потом пришел Зверь, поменял знания, придав им новое звучание, и знания стали недоказуемыми. Догматы не несут в себе ничего такого, с чем столкнулся бы человек в жизни, они приятны на слух и ласкают надежду и веру человека в лучший мир. Казалось бы, простой догмат: Бог есть, и он любит тебя, ибо дал Сына. Верь. И страшная правда уже никогда не откроет человеку глаза, хотя правда всегда вокруг него и рядом. Бог не добрый и не злой, есть определенные правила, когда он любит, а когда уже не считает человека своим другом. У него не может быть детей, он не животворит, а управляет материей, которая сделает все по его слову, и судит, и обличает, и наказывает.

— А вы? — удивилась Любка.

— Мы его руки, в этом мире я правая рука, а он левая, — сказала волшебница. — А в том, он правая, а я левая. А духи — наши пальцы.

— Зачем же он дал мне… — Любка запнулась, обдумывая продолжение, — такую силу?

— Он подумал, что если дать людям человека, который сильнее Зверя, они поверят или начнут сомневаться, и будут искать ответ. Нет, здесь ты уже ничего не сможешь сделать, сила Зверя на земле столь велика, что даже если бы у тебя не будет Голлема, люди не станут разбираться, откуда идет твоя сила. Но в том мире Зверь родился одновременно с тобой. И Бог надеялся, что ты найдешь его и раскроешь его секрет, предав на осмеяние, и он не рыскал бы по свету, перестраивая ум человека.

— Мне нельзя говорит тебе о будущем, человек сам творит судьбу, но серое твое израненное вещество помнит ужасы и в страхе. Если ты не убьешь Голлема, каждый твой день станет приносить тебе боль и разочарование. Надо вспомнить все, что делали маги, все, чем снабдили Голлема.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});