Ученье – свет, а богов тьма - Юлия Жукова

– Это тебя маршал так вдохновил, что ли? – спрашиваю я, не зная, что и чувствовать.

– Он скорее окончательно меня убедил, так-то я давно уже об этом думаю. Но сама посуди, нельзя же избавиться от стереотипа, если постоянно ему следовать. И потом, это ведь не болезнь, со мной ничего плохого не случится от того, что я не сведу шрамы окончательно, и мне это ничем не мешает. Так что если тебя, Лиза, это не очень смущает…

– Меня смущает, что ты на пляже в рубашке ходишь и боишься лишний раз кого-нибудь потрогать. Так что либо меняй отношение, либо внешность.

– А, ну, кстати, руки и грудь-то, может, и стоит долечить, тут ты права. Но, как ты говоришь, не обязательно же все.

– Ну ладно, – пожимаю плечами. – Если тебя все устраивает, пожалуйста. Мне-то, в общем, все равно, есть у тебя шрамы или нет, лишь бы ты был с собой в мире.

– Вот и отлично. – Азамат приобнимает меня и целует в макушку.

Кир закатывает глаза.

– И этот человек еще что-то имеет против татуировок.

– Мне немного страшновато, что тебе скажет Алтонгирел по этому поводу, – замечаю я.

– Алтонгирел предпочел бы, чтобы я всегда был таким, как в двадцать лет, – отмахивается Азамат. – Не только во внешности, но и в характере и в глазах людей. А этому не бывать никогда, даже если меня вдвое омолодят. Я изменился и рад этому, и я не хочу меняться обратно. Алтонгирел, конечно, поскандалит, но в итоге он поймет, на то он и духовник, в конце концов. И я не для того перевыбирал бормол, чтобы теперь тянуться к прошлому. Я сейчас лучше, чем был в двадцать пять, и моя жизнь мне нравится гораздо больше.

Как ни удивительно, но я вполне уверена, что он говорит искренне, и это не жертва во имя политики, а действительно просто таково его желание, как будто он наконец понял правила игры и увидел, что по ним все же можно выиграть. Я вижу в его глазах новый азарт, новый источник силы бороться за то, чтобы мир стал лучше. И я влюбляюсь заново, в очередной раз, как всегда, когда он превосходит себя, когда потускневший прежний фитиль сам собой обновляется и светит в сто крат ярче, согревая всех, кому повезло быть по пути с этим удивительным человеком.

– Рыба готова! – объявляет дедушка, моя руки. – Если вы закончили выяснять свои отношения, то я пойду призову Артемиду к порядку, иначе она ужин пропустит.

– Кого? – не понимает Азамат.

– Бабушку, – поясняю я.

– А ее можно призвать к порядку? – осторожно интересуется Азамат.

Я киваю на дверь, мол, пошли, увидишь.

Вслед за дедушкой мы выползаем в гостиную, где бабушка по-прежнему конопатит мозг подуставшему уже Ажгдийдимидину.

– Ужин готов, – мирно произносит дедушка.

– Погоди, ты не видишь, я занята! – возмущается бабушка.

– Артемида.

У дедушки есть какая-то специальная интонация, с которой он произносит это слово, но на бабушку действует мгновенно.

– Впрочем, на сегодня можно и закончить, – резко переменяет мнение она. – Завтра повторим пройденный материал.

Духовник сонно кивает и с любопытством поводит носом. На запах стекаются и прочие гости и обитатели – Унгуц с внуком, мама с Сашкой и Умукх с Ирнчином, вернувшиеся с осмотра лабораторного комплекса, где Умукху предстоит жить. Возвращается и Янка, проводившая кастинг на девичник.

– А где Тирбиш? – внезапно вспоминает Азамат. – Почему не он Алэка укладывал?

– А он вчера в музее познакомился с девушкой, – доносит Янка. – Она промышленная альпинистка и еще занимается какими-то единоборствами. Короче, про Тирбиша можно временно забыть.

Кир многозначительно двигает бровями и перемигивается с Унгуцем, который еще успевает строить намекающие рожи Сычу, мол, и ты бы давно бы так бы.

– А ну-ка все руки мыть перед едой! – командует бабушка, прерывая пантомиму.

Мы дружно тянемся в ванную, пропуская вперед замученного духовника. Он аккуратно снимает браслет и кладет на раковину, потом закатывает рукава. Дедушка вносит ужин.

– Ажгдийдимидин, – без запинки окликает бабушка, – как на всеобщем называется то, что мы сейчас будем есть?

– Рыба, – не задумываясь отвечает духовник.

Ничего не происходит.

Видимо, тоже это заметив, Старейшина оборачивается и озадаченно смотрит на бабушку. Потом вдруг на меня и старательно выговаривает на всеобщем:

– Иди сюда.

Я стою, где стояла, ничего не почувствовав.

Немного подождав, духовник повторяет свое повеление на муданжском, и хотя делает он это шепотом, меня швыряет к нему так, что я еле успеваю затормозить об бортик ванны и не полететь головой вперед.

Он спешно надвигает обратно браслет.

– Что ни день, то открытие. Выходит, на чужом языке сила не работает?

– Я бы не удивился, – заявляет Унгуц. – На чужом языке ругань не так обидна, ужасы не так сташны и чувства не так сильны. Вполне может быть, что и сила в чужие слова не просачивается. А, что скажете, Умукх-хон?

– Ой, я не знаю, – улыбается Умукх, потесняя духовника у раковины. – Но ведь почему-то раньше у людей было принято гуйхалахи составлять на древнем языке. Может быть, чтобы на обычном можно было говорить, не творя чудес.

Все наконец-то вымыли руки и уселись за стол. Дедушка принялся обносить нас чудом своего производства.

– Если так, то это решает проблему с Айшей, – замечает Ажги-хян, отрываясь от изумительной рыбы. – И да, профессор Гринберг, как вы думаете, у вас будет возможность со мной еще позаниматься то время, что я здесь?

Бабушка поджимает губы и вытирает их салфеткой.

– Будет, но за полмесяца язык не выучишь, даже если круглые сутки заниматься. – Она переходит на родной и обращается к маме: – Ирма, у тебя есть еще то экспериментальное средство по программе?

– Есть, а как же. Там его много было.

– Что за средство? – навостряю уши я.

– Наш факультет участвует в разработке одного препарата, – поясняет бабушка, – смысл которого в том, чтобы повысить когнитивные показатели, а именно память и скорость обработки данных у изучающих язык. Ирма вон записалась в эксперимент и принимала его, пока учила муданжский, и, несомненно, ей это пошло на пользу.

– А как оно работает? – интересуется Азамат.

– Ну ты глотаешь капсулу, ждешь десять минут, а потом час занимаешься языком или просто разговариваешь с человеком, – объясняет мама. – И ты при этом помнишь вообще все, что когда-либо видел и слышал на этом языке, и все, что тебе говорят, запоминаешь очень хорошо. Чувство такое странное, как будто мыслей в голове слишком много, и все лезут, и никак от них не избавиться. Зато вспоминаешь все на свете – что по радио слушала когда-то, что видела в новостях, что сама говорила, и вообще не задумываешься, когда говоришь. Только подолгу его принимать стремно, так и рехнуться недолго.

– А можно попробовать разок? – загорается мой муж.

– Тебе-то зачем? – удивляется бабушка, подставляя деду свою тарелку за добавкой. – Ты и так неплохо справляешься.

– Любопытно, – улыбается Азамат.

– Это нарушит ход эксперимента, все капсулы учитываются, – начинает бабушка, но мама уже сняла с полки коробочку.

– На, одну-то можно.

– Нельзя! – возмущается бабушка. – Ты что, не слышишь меня?!

– Артемида, – включается дедушка и улыбается Азамату.

– Ну делайте что хотите. – Бабушка вытягивает лицо и снова углубляется в рыбу.

Азамат глотает капсулу и продолжает ужинать как ни в чем не бывало. Мы все засекаем десять минут, а Умукх загадочно улыбается.

Однако в наш микроэксперимент врывается помеха в виде двух джентльменов в пиджаках и с большим кубическим чемоданом, содержащим несколько новейших моделей оцифровщиков мыслей.

– Это под вашу ответственность, вот тут распишитесь, пожалуйста, – протягивает один из них Азамату планшет. – Завтра в то же время приедем забирать.

– Премного благодарен за оказанный почет, такое дело, солидарен, надо ставить на учет, – внезапно выдает Азамат.

Джентльмены переглядываются и смываются, пока не поздно.

– Вот так, напугал неповинных людей, а все от потешных научных затей, – продолжает он, сам себе удивляясь.

– Сколько, говоришь, это длится? – спрашиваю маму.

– Около часа…

– А, ну повеселимся.

Азамат так и продолжает говорить стихами, причем со свойственной ему педантичностью использует стихотворные приемы, характерные именно для того языка, на котором говорит, то есть на муданжском он рифмует начала строк, на моем – окончания, а на всеобщем обходится аллитерациями. Бабушка, смирившись с творящимся беспорядком, решает превратить проблему в точку роста и записывает Азаматово творчество на телефон для последующего анализа.

– Почему ж я-то стихами не говорила? – ворчит мама. – На родном хотя бы?

– Потому что ты со словом обращаться не умеешь, – отрезает бабушка. – Данный объект тем и интересен, что весьма подкован не только в практике, но и в теории словесности. Ну довольно об этом, давайте опробуем приборы, у нас вскоре будет конференция по цифровым интерфейсам мозга, не хотелось бы пропустить демонстрацию.