Я беду от тебя отведу - Ульяна Динова

— Да случилось… много чего… — безжизненно произнесла я, не желая углубляться в подробности своих злоключений. Медсестра понимающе кивнула.

— Здесь у нас тоже не всё хорошо… — сказала она. — Точнее сказать, совсем хреново. Пойдём, проводи меня до дома: заберёшь то, что оставила тебе бабушка, и заодно поговорим по дороге.

Дом Людмилы находился недалеко от моего, в конце нашей улицы.

Я собиралась последовать за ней, но неожиданно кое-что вспомнила.

— Подождите, я должна отдать вам деньги за похороны…

Сцепив зубы, чтобы не расплакаться, я пошла в дом за деньгами.

Выходя, я увидела, как Бальдерик Рэй, расстелив одеяло на земле, завернул в него моего друга и, бережно взяв его на руки, понёс в поле через задний двор. Я зажмурилась, чтобы удержать слёзы, но они всё равно хлынули из глаз.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Людмила.

— Ничего… — сказала я, открывая глаза и делая глубокий вздох. — Джека убили. Подстрелили из охотничьего ружья, когда он пытался меня защитить. Люди сошли с ума…

— Джек был здесь? — удивилась она. — Странно, как же это он тебя почуял? Я несколько раз пыталась покормить его, но после смерти Анны Михайловны он совсем одичал, убежал в тот же день, и с тех пор никто его не видел. Говорят, с волками бегал.

— А давно здесь появились волки?

— Трудно сказать. Они то появлялись, то исчезали. Недавно охотники приезжали, поставили по краю леса флажки — и вроде бы отпугнули стаю.

— Понятно…

— Ну вот и мой дом. Ты… подожди здесь, хорошо? — немного замявшись, попросила она меня у своей калитки. — Я вынесу сюда, а то моя мать… видишь ли, она тоже попала под какое-то нехорошее влияние… Но не все в этом городе к тебе плохо относятся. По крайней мере, я не в их числе. Лично я желаю тебе только добра, поэтому… лучше уезжай, пожалуйста, как можно скорее. Не обижайся и пойми меня правильно…

Людмила ушла в дом и тут же вернулась, держа в руках что-то прямоугольное, завёрнутое в плотную почтовую бумагу. Она отдала свёрток мне. На нём стояла сургучная печать и была подпись: «лично в руки Матвеевой Майе».

Через полчаса машина Бальдерика Рэя тихо и осторожно выехала на трассу, увозя меня из негостеприимного спящего города.

Мы ехали, не разговаривая друг с другом; лишь увидев знак, перечёркивающий название моего родного города, теперь ставшего мне совершенно чужим, я произнесла с отчаянием:

— Прощай, Велиж! Теперь уже навсегда!

Ничто меня в нём больше не держало. Отец, мать, бабушка, Джек… все они мертвы. Лес, речка? Что мне теперь с них? Найду другие! Будьте вы все прокляты — разрушившие мой мир и покой!

Глава последняя ПРИМИРЕНИЕ

Сладко потянувшись, я открыла глаза и некоторое время удивлённо разглядывала высокий потолок просторной комнаты, лёжа на широкой чужой кровати и пытаясь понять, как я здесь очутилась. Последнее, что я припоминаю, — это как я перебралась на заднее сидение автомобиля, чтобы хоть немного вздремнуть после бессонной ночи, и… наверное, в какой-то момент отключилась. Но куда делись все мои вещи? Сейчас на мне была только чистая мужская рубашка и больше ничего… Боже мой! Да ведь я же в квартире Б. Р. Не может быть, чтобы я так крепко спала, что не заметила, как он вытащил меня из машины, принёс в свою квартиру и вдобавок… вновь посмотрев на своё облачение, я залилась краской. Неужели он осмелился раздевать меня? Я встала с кровати и подошла к окну. Улица по-праздничному искрилась снегом, в магазине напротив служащие наряжали ёлку и украшали витрину новогодними гирляндами.

Я покосилась на свою сумку, стоящую на комоде, — из неё выглядывал уголок свёртка, который отдала мне Людмила перед отъездом. Разрушив сургуч и развернув бумагу, я извлекла на свет очень старую, сильно потрёпанную временем книгу вместе с конвертом. «Моей дорогой внучке от бабушки» — прочитала я надпись на конверте. Отложив в сторону книгу, я вскрыла конверт.

«Доченька, прости меня за то, что не рассказала тебе о своей болезни, я ужасно виновата перед тобой. Я долго хранила молчание, чтобы не сделать тебе больно, потому что моя болезнь — из тех, что ты не можешь вылечить. Но сейчас я уже чувствую сильную усталость и понимаю, что времени у меня осталось немного. Поэтому, перед тем как я уйду в мир иной, мне необходимо сделать одно важное признание, связанное с твоим появлением на свет. Я не хотела раскрывать тебе эту тайну, но ты имеешь право знать правду.

Ирина не является твоей биологической матерью — вот отчего ты так сильно не похожа на неё. Извини, мне трудно писать, и глаза мои совсем плохо видят. Я не знаю, кем была та бедняжка, которая тебя родила, и как она выглядела, но Феликс — действительно твой родной отец. Он многое не рассказывал мне о своей жизни вдали от дома, и я, наверное, ещё много чего не знаю; могу лишь только сказать, что история, связанная с твоим рождением, — очень странная и запутанная, а также, возможно, в ней таится какая-то опасность. Что же касается твоей настоящей мамы, то она скончалась при родах, и Феликс принял сложное решение воспитать тебя вместе с Ириной. Как много значила та женщина для моего сына — увы, мне не известно. На самом деле Феликс не погиб в день твоего рождения, как ты привыкла считать. В тот день он вёз тебя домой в Велиж, из далёкого северного города, с другого конца России, когда тебе уже было полтора месяца, и ты ехала вместе с ним, на руках у кормилицы, в том самом поезде, в котором его убили. Та кормилица, узнав об убийстве Феликса, сильно испугалась и несколько дней скрывалась с тобой в Смоленске, перед тем как решилась прийти к нам и поведать эту ужасную историю. Правда, рассказала она совсем немного, взяв с нас клятвенное обещание ни в коем случае никому не говорить, что она находилась с твоим отцом в том поезде (по договорённости с ним она ехала тайно, в другом вагоне), потому что очень боялась, что её найдут и убьют тоже. Также она наотрез отказалась раскрывать какие-либо подробности твоего рождения, сказав лишь, что ты не совсем обычный ребёнок; и, чтобы вывезти тебя из какого-то закрытого научного центра, им пришлось имитировать твою смерть, но если об этом узнают очень влиятельные и страшные люди, то они сотрут в порошок и её, и нас. Мы дали ей немного денег на дорогу и посадили в автобус. У Ирины, несмотря на её легкомысленный характер, была добрая душа, и она решила тебя удочерить. Она очень любила твоего отца и согласилась принять его ребёнка от другой женщины из любви к нему. У тебя не было свидетельства о рождении. Мы с Ириной придумали простую историю: будто бы неизвестная женщина подбросила младенца к дверям нашего дома, а мы захотели взять его себе, чтобы не отдавать в дом малютки. После недолгих и безуспешных поисков горе-матери подкидыша власти дали нам добро. Дальнейших проблем с твоим удочерением не возникло. Ты часто спрашивала, чем занимался твой отец. Так вот, он был историком-археологом, участвовал в поисках следов древнейших цивилизаций, но по каким-то причинам его деятельность была тщательно засекречена органами государственной безопасности. Несколько раз он упоминал о том, что работает на скрытых от посторонних глаз объектах, имеющих важное научное и стратегическое значение. Книга, которую ты держишь в руках, должно быть, принадлежала твоей настоящей матери. Так нам сказала кормилица, отдав её вместе с тобой. Это единственная вещь, уцелевшая при пожаре. Я не знаю, какова её ценность и что в ней содержится. Возможно, она очень древняя…»

Мои руки задрожали, я выронила листок и взялась за книгу. Она показалась мне странной и даже отталкивающей. Её пожелтевшие листы, непохожие на бумагу, скорее были пергаментом или папирусом. На полуистлевших страницах прочитать что-либо не представлялось возможным, поскольку язык текста, написанного вручную, был мне совершенно не знаком, хотя и отдалённо напоминал латынь. В книге также содержалось множество иллюстраций непонятных существ — по большому счёту уродливых и вызывающих чувство брезгливого внутреннего неприятия.

Я вздрогнула от неожиданно раздавшегося звонка в дверь. Бросив обеспокоенный взгляд на своё легкомысленное одеяние, я на цыпочках подкралась к входной двери и, заглянув в глазок, повернула замок.

На пороге стоял Бальдерик Рэй. Вид у него был немного растерянный, хотя на губах его, едва заметная, играла хитрая улыбка. Он что-то тщетно пытался спрятать за пазухой, поскольку… оно шевелилось.

— Конечно же, она не заменит тебе утраты, поскольку невозможно заменить одного друга другим, но я подумал, что тебе нужно отвлечься, и вот… может быть… — тихо пробормотал он, не глядя на меня.

— Она?

Вместо дальнейших объяснений он достал из-под пальто маленький пищащий комочек. Щенок… Моё сердце дрогнуло.

— Её полное имя — «Афина со святых островов», — сказал Б.Р. — Это чистокровная немецкая овчарка, — по крайней мере, так написано в её родословной. Но ты можешь назвать её по-другому, как сама захочешь. Может быть, Ласточка? Ей полтора месяца.