Испытание - Николай Алексеев

– Вызывайте «Утес»! – шепнул он ей и назвал волну армии. Он с замиранием сердца следил за вздрагивающей стрелкой, за показателем волн, за каналом, за тем, как Вера уже в который раз нажимает на ключ, сказав, что переходит на прием. Вот она еще раз повернула выключатель. Но «Утес» по-прежнему молчал.

– Что? – подавшись всем телом к Вере, спросил Бойко.

– Молчит…

– Вызывайте прямо «Утес»! «Утес» вызывайте! – повторил он.

Ему не хотелось верить, что армия их не слышит. Сомнений в исправности рации не могло быть, станция работала отлично: во время настройки он сам слышал немецкую речь…

«Неужели с армией то же, что и с нами?.. Тогда гибель!.. – мелькнуло в его голове. – Ведь мы расстреливаем уже последние патроны и снаряды. Люди еле волочат ноги, уже давно живут впроголодь!..»

А Вера монотонно вполголоса повторяла в микрофон:

– «Утес»!.. «Утес»!.. «Утес»!..

– Громче! Громче! – попросил Бойко. Ему казалось, что она говорит слишком тихо и поэтому армия ее не слышит.

Вера прикрыла микрофон рукой.

– Ну как же громче? Ведь услышат!.. – сказала она.

Бойко с досадой махнул рукой.

Вера чуть повысила голос. Но через некоторое время опустила микрофон:

– Не отзываются. Надо подождать. Может быть, выключились…

– Чего же ждать? – полным отчаяния голосом проговорил Бойко. Ведь это для него была последняя надежда.

– Давайте вызывать кавкорпус, – предложила Вера. – А Вихорева будет вызывать «Утес». – И, не дожидаясь согласия Бойко, приказала Ане и Василию развернуть другую станцию, а сама стала настраиваться на волну кавкорпуса.

С правой стороны, под гаснущей Полярной звездой, снова глухо загрохотала артиллерия. Вера сняла наушники, прислушалась и с волнением взглянула на Бойко. Бойко понял ее взгляд, посмотрел на часы и кивнул головой:

– Все идет по плану!..

– Что значит «по плану»? Они все еще там?

– Нет, Вера Яковлевна, не там.

– А что же там грохочет?

– Там грохочет Гречишкин, да десятка два таких же, как и он, удальцов.

– А дивизия?

– Дивизии там уже нет… Связывайтесь скорее с кавкорпусом, а то нам уже пора уходить.

Вера стала быстро стучать ключом, вызывая кавкорпус. Бойко неотрывно следит за выражением ее лица. Наконец на ее губах появилась улыбка…

– Кавкорпус слушает, – сказала она.

Бойко дернул за штанину лежавшего сбоку шифровальщика:

– Бельдюгин, вставай! Кавкорпус!..

Но вдруг лицо Бойко и шифровальщика помрачнели. Бойко безнадежно махнул рукой.

– Мы с ними разговаривать не можем. У нас нет их кода. – Бойко был изумлен беспечной улыбкой Веры. – Вот как нехорошо складываются наши дела, Вера Яковлевна!..

Вера улыбнулась в ответ, и Бойко с удивлением посмотрел на нее.

– Можете разговаривать, – сказала она. – Кавкорпусу фронт сообщил ваш код!

Шифровальщик подсел ближе к щитку рации и, пользуясь ее светом, стал быстро переводить то, что диктовал Бойко, на цифры. Вера передавала их в эфир.

Время от времени она выключалась, чтобы гитлеровцы не засекли работу их станции. В один из таких перерывов она прочитала письмо отца: «Верушка! Целую. Радуюсь твоему подвигу. Благодарю за всех. Скоро увидимся. Папа».

Вера вертела в руках листок бумаги, всматриваясь в неровный почерк и пытаясь хотя бы по почерку узнать еще что-нибудь.

Светало. Бойко продолжал диктовать Бельдюгину. Впереди него стоял часовой, держа автомат наизготовку. Когда Вера подошла к ним, все тревожно обернулись. Бойко поднялся и протянул ей листок бумаги. Увидев этого человека при утреннем свете, Вера не могла проронить ни слова.

Она встречала Бойко, когда зимой прилетала к отцу, – это был красивый, энергичный здоровяк. Сейчас же перед ней стоял другой человек, будто тень прежнего Бойко, – истощенный, обросший щетиной, с вытянувшейся шеей и громадным кадыком. Казалось, стоит ему сделать шаг – и он свалится, чтобы никогда не встать. Лишь в глазах его светился живой огонек, да надорванный голос звучал по-прежнему властно.

– Пожалуйста, срочно передайте фронту! – попросил Бойко, отдавая Вере кодограмму. – Будет еще продолжение.

Но Вера по-прежнему глядела на него и никак не могла прийти в себя. Бойко по-своему истолковал ее взгляд. Он кивнул в ту сторону, откуда доносилась артиллерийская стрельба, и сказал:

– Не волнуйтесь! Они молотят по пустому месту.

– Так, значит, они скоро могут…

– Ничего не могут! – перебил ее Бойко. – Там Тарасов нас прикрывает. Передайте еще и эту, – он взял у шифровальщика вторую кодограмму, – потом будем сниматься с места.

Теперь станции и запасное питание к ним несли радисты и бойцы. Их путь пролегал через топкое болото.

– Почему мы идем на северо-запад? – спросила Вера у Бойко.

– К дивизии идем.

– Это я знаю… Но ведь мы удаляемся от фронта и от кавкорпуса.

– Правильно, Вера Яковлевна. Это искусство вашего папаши! – сказал Бойко с такой гордостью, как будто он сам придумал план выхода из окружения. – Это наиболее надежный путь.

«Куда же теперь пойдет дивизия? – думала с тревогой неискушенная в военном деле Вера. – Ей надо торопиться! Гитлеровцы могут перерезать пути… А как же будет с храбрецами Тарасова? Их немного, и их легко могут окружить!.. Бойко сказал: „Это искусство вашего папаши!..“ Но какое же это искусство? Оставить людей на явную гибель?.. Значит, искусство в геройстве этих людей?..»

Вера вспомнила, как говорил на занятиях начальник курсов: «Сила нашего военного искусства не только в полководческом таланте и умении наших военачальников, но и в беспримерном геройстве и выносливости наших воинов!» Если тогда на занятии эта фраза показалась ей высокопарной, то сейчас, уже в иных условиях, Вера ощутила ее подлинный смысл. Ведь перед ней были люди – и Бойко, и Груздев, и другие незнакомые ей воины – герои, которые всеми своими действиями подтверждали правильность этих слов.

Часа через полтора они наконец ступили на твердую землю. В сапогах хлюпала вода. Идти было трудно, но Бойко торопил всех. Наконец и ему самому стало невмоготу. Он приказал всем переобуться. Потом еще около часа до заросшей лесной дороги шли глухим бором. Здесь Бойко остановился и посмотрел на карту. Потом они еще с километр прошли по этой дороге до просеки.

– Привал, товарищи. Отдыхайте! – скомандовал Бойко, приказал всем спрятаться за можжевельником, а сам с двумя бойцами вышел туда, где дорога перекрещивалась с просекой. Один из бойцов влез на сосну, второй перешел через просеку и спрятался в кустах, а Бойко прислонился к сосне. Привыкшие к такой обстановке, радисты облокотились на рации и сразу же заснули. Вера и Аня прижались друг к другу, стараясь согреться. Василий застыл с автоматом возле поросли можжевельника, поглядывая в ту сторону, где в кустах скрылся красноармеец.

Вскоре Вера услышала голос Василия: он с кем-то объяснялся. Она прислушалась. Голос второго человека показался ей знакомым.

Вера поднялась, крадучись в кустах можжевельника, почти вплотную подошла к говорившим, осторожно приподняла ветки и вздрогнула: напротив Василия стояли Куделин и разведчик с автоматом за спиной и винтовкой в руках.

Отступив на несколько шагов, Вера сложила ладони вместе и свистнула, вызывая Василия. Василий сразу же подошел. Вера рассказала ему, что это тот самый солдат, с которым она вчера встретилась, и велела немедленно доставить его к Бойко.

– Чего ты боишься? Он свой человек! – возразил Василий.

– Откуда ты знаешь? – Вера строго взглянула на него. – Он не должен видеть меня. Он не должен знать, кто мы. Понимаешь ты это?

– Откуда он узнает? Ему не до этого. Он принял меня за партизана и боится, как бы его не расстреляли, – успокаивал ее Василий. – Кроме того, он ранен и еле стоит на ногах.

– Гуманность гуманностью, а наша служба требует осторожности! Пусть с ним разберется подполковник Бойко.

Василий нехотя подчинился и вместе с разведчиком повел Куделина к Бойко.

Куделин прекрасно разыгрывал из себя изнуренного бойца, он еле волочил ноги. Увидев Бойко, он сделал вид, что напрягает последние силы, подошел к нему и, тяжело ворочая языком, по всем правилам доложил, кто он и почему здесь оказался.

– Если бы не он, – Куделин показал на бойца, – то я бы, наверно, снова попался в лапы к этим людоедам! – тихо произнес он и ничком упал на землю.

Василий и солдат подхватили Куделина под руки и усадили его. Бойко расстегнул ему полушубок и, когда Куделин открыл глаза, хотел его расспросить поподробнее, но в это время наблюдатель крикнул:

– Наши!.. Наши!..

– Где? – подбежал к сосне Бойко.

– Там! – наблюдатель показал в сторону просеки.

Снова вернувшись к Куделину, Бойко с огорчением взглянул на него:

– Что же мы будем с тобой делать?

– Я, товарищ подполковник, пойду с вами, а если не смогу, то вы меня бросите, – ответил Куделин и, обхватив сосну, стал подниматься на ноги.