Летний шторм - Сергей Чекоданов

   Пристроившись в тени плаката, высмеивающего расовую доктрину Розенберга, Гюнтер свернул самокрутку, не такая уж и великая наука, хотя поначалу не получалось, и закурил. Отсюда ему было неплохо видны двери КПП, с которого должен был появиться его русский знакомый, но довольно трудно было рассмотреть самого Гюнтера. Вполне возможно, что стоило бы вообще уйти отсюда, следуя солдатской мудрости русских - быть подальше от начальства. Но тогда трудно будет договориться о следующей встрече. К тому же, ничего особенно незаконного он не совершал. Право относительно свободного перемещения по лагерю в рабочее время ему давал его ранг бригадира. Немаловажную роль играли и погоны гауптмана, оставленные русскими при обустройстве на данную работу.

   Гюнтер в очередной раз осмотрел плакат, изображавший верхушку Германии в карикатурном виде под подписью "истинные арийцы". Конечно, русские преувеличили. Гитлер чересчур низколоб, у Геббельса слишком кривые ноги, а брюхо Геринга превышает реальное чрево рейхсмаршала. Но возразить трудно. Из этой троицы только Геринг в какой-то степени может подойти под описание арийца.

   Раздражённые неудачами солдаты против данного плаката не возражали. Сами они в сердцах и не такое говорили по поводу фюрера и его соратников. Сам же Гюнтер относился к Гитлеру с полным равнодушием. Тот Гитлер, который для гауптмана Шульце был фюрером немецкого народа, закончился в развалинах Ковно, где оставил своих солдат на верную смерть. Остался Гитлер - политик и демагог. А политикам Гюнтер не верил, какие бы красивые слова они не говорили.

   Выглянул из дверей русский, которого ожидал Гюнтер, бросил торопливые взгляды по сторонам и устремился к немцу.

   - Принёс? - Русский явно опасался неведомого начальства.

   Гюнтер протянул шкатулку. Русский открыл, осмотрел содержимое и довольно улыбнулся. Товар был неплох. За последнее время Мюллер восстановил изрядно подзабытые навыки краснодеревщика и сейчас мог одним ножом создавать такое, что удивление брало. По крайней мере, трубки изготавливал такие, что любой поклонник курения трубочного табака отвалил бы за них не один десяток марок. В той, прежней, Германии. А чего они стоят теперь, стоило только догадываться. Трубок, впрочем, было только две. Сколько и просил пронырливый русский сержант. Как говорил он в прошлый раз, заказывал их какой-то из его начальников, закрывавший глаза на коммерческие дела своего подчинённого. Жене русского офицера предназначалась шкатулка. Когда-то подобная была у Лотты, только узор отличается и цвет лака. Мюллер говорил, что шкатулку нужно покрыть не меньше чем тремя слоями лака, но времени хватило только на два. Да и то лак был плохонького качества. А вот древесину Мюллер хвалил, утверждая, что с таким хорошим буком он работал всего шесть раз за свою жизнь.

   Но основным товаром были, несомненно, мундштуки. По утверждению русского они неплохо расходились. Оценили их достоинство и сами немцы, курить крепкую русскую махорку без мундштука могли только самые заядлые курильщики. Гюнтер привыкал к ней довольно долго, как и большинство солдат из его бригады.

   А русский сержант извлёк из своего вещмешка довольно объёмистый свёрток.

   - Как и договаривались. - Сказал он, упаковывая принесённую Гюнтером шкатулку. - Махорка и несколько газет. А для тебя две пачки ваших сигарет. Честно говоря, дерьмо. И как вы их курите?

   За время плена Гюнтер довольно хорошо научился понимать русскую речь. Язык трудный, но не сложнее польского, а его он в небольшом объёме знал с детства. Говорил и по-польски, и по-русски Гюнтер намного хуже, но для примитивного обмена вещами вполне хватало.

   - Командир просил ещё одну шкатулку сделать. - Продолжал русский. - Только скажи своему мастеру, чтобы точно такую же не мастерил. Бабы, сам понимаешь, они жутко не любят, когда вещи одинаковые.

   С этим Гюнтер был полностью согласен. До сих пор помнит, как расстроилась Лотта, обнаружив, что подаренное мужем платье, точно такое же, как у её подруги. И платье было хорошее, и стоило оно немалых, для Гюнтера, денег, но надевала его жена только в те места, где не было её подруги Марты.

   - Хорошо, сделаем другую. - Ответил Гюнтер, давая русскому понять, что уяснил смысл его речи.

   - Вот и хорошо, капитан. В следующий раз встречаемся здесь же, через неделю.

   Русский закинул вещмешок за спину и поспешил по своим делам. Гюнтер перехватил поудобнее свёрток и направился в сторону столярной мастерской. Его подчинённые уже должны приступить к работе, Мюллер, оставшийся за старшего, свои обязанности исполнял со всем тщанием. Гюнтер не был уверен, что он вообще тут нужен в качестве руководителя. Но русские, предложившие ему возглавить бригаду, преследовали какие-то свои цели. Не совсем понятные Гютеру, как командиру батальона Вермахта гауптману Шульце, но совершенно ясные для бригадира столярной мастерской. Его присутствие успокаивающе действовало на солдат и гасило нарождающиеся конфликты. Сам Мюллер, упросивший своего бывшего командира не отказываться от этого предложения, с трудом справлялся с тремя десятками бывших солдат, разных по возрасту, характеру, месту предыдущей службы. Объединяло их одно - все они в той или иной мере владели ремеслом столяра. Кто-то, как Мюллер, был мастером высочайшего класса, кто-то только умел подносить инструмент, но все имели понятие о данной работе. Не был новичком и Гюнтер. Он вырос в подобной мастерской, вначале просто путаясь под ногами у деда, а потом потихоньку приобретая умение "не портить древесину", как характеризовал дед начальный уровень мастерства.

   Работа, действительно, уже началась. Фельдфебель Зиверс со своей частью солдат из приготовленных на неделе заготовок склеивал стулья, которые русские собирались устанавливать в почти готовом клубе. Вообще большевики обосновывались на строящемся аэродроме основательно. Казармы, столовая, здание клуба. И это не считая многочисленных гаражей, мастерских, прочих подсобных помещений. А с другой стороны лагеря росли столь громадные ангары, что не верилось, будто они предназначены для одного самолёта.

   Вторая часть работников сколачивала столы и лавки для столовой. Остатки бригады занимались табуретками, используемыми русскими в казармах. Токарь Хеймессер вытачивал на станке шахматные фигуры, предназначенные всё для того же клуба. Его помощник покрывал лаком уже готовые фигурки, выстраивая их на дальнем столе для просушки. Русские начальники лагеря для военнопленных любили шахматы, всячески их пропагандируя. Устраивали соревнования даже между разными бараками лагеря для военнопленных. А уж своих солдат заставляли чуть ли не в обязательном порядке. Зато карты были под запретом, желающие переброситься в картишки охранники лагеря могли оказаться на гауптвахте, а военнопленные в карцере. Пара подобных случаев уже была. Обвинялись и те, и другие в игре на деньги, что вполне могло соответствовать правде. Тем из военнопленных солдат, кто добросовестно трудился большевики выплачивали что-то вроде денежной премии. А немецким офицерам, изъявившим желание работать, денежное довольствие начисляли, как вольнонаёмным. Как узнавал, у своего русского знакомого, Гюнтер, платили ему не так уж и плохо.

   Солдаты встали, обнаружив присутствие своего командира, дождались разрешения и приступили к своим делам. Ритуал этот старательно поддерживали сами русские, было ощущение, что они пытаются сохранить немецкую армию. Но вот для чего?

   Гюнтер протянул Мюллеру свёрток. Тот быстро распаковал его, распределил махорку между солдатами, протянул Гюнтеру его сигареты, отдал газеты главному специалисту по русскому языку Эльснеру. Происходил Эльснер из Прибалтики, в сороковом году репатриировался в Германию, знал русский язык и был переводчиком новостей, которые удавалось почерпнуть из большевистских газет. Солдаты не теряли надежду, что опубликованное в газетах будет отличаться от агитационных листков, которые начальство лагеря постоянно вывешивало на стенах бараков. Пока различий обнаружено не было, что вызывало постоянную перепалку между Эльснером и ефрейтором Гейпелем. Доходило до обвинений в работе на русскую разведку, на что Эльснер со злорадством советовал своему противнику обменять голову. "Вместо бараньей найти хотя бы голову обезьяны". Один раз чуть не подрались и только вмешательство Гюнтера спасло спорщиков от посещения карцера.

   Эльснер зашуршал газетой, быстро нашёл сводку русского информационного бюро и углубился в чтение. Спустя минуту он отыскал заголовок газеты, просмотрел его и опять переключился на сводку.

   - Ну что ты там тянешь? - не выдержал Гейпель.

   - Они вышли к Бреслау! - отозвался Эльснер.

   - Врёшь! - Взвился Гейпель, который был родом из этого города. - Этого в русской агитации ещё не было.