Смысл тревоги - Ролло Мэй

В этом отношении тревога обладает такой же прогностической ценностью, что и высокая температура: это знак борьбы, происходящей внутри личности, и показатель того, что окончательная дезинтеграция еще не произошла. В случае Шарлотты мы видели, что тревога может ослабеть, когда человек уходит в психоз. Наличие тревоги показывает, что этого еще не случилось.

Способами решения проблем, вызванных тревогой, разные школы психотерапии единодушно признают два процесса. Они находятся в логической связи с нашим исследованием тревоги. Первый — расширение осознавания: человек видит, каким именно ценностям угрожает опасность, осознает конфликты между своими целями и путь развития этих конфликтов. Второй — переобучение: человек перестраивает свои цели, производит отбор ценностей и продвигается к достижению этих ценностей ответственно и реалистически. Очевидно, что данные процессы никогда не проходят безупречно, и в этом нет ничего плохого. Скорее, они обозначают общие цели терапевтического процесса.

Если разные школы психотерапии рассматривают невротическую тревогу как вызов для решения проблем, то возможность конструктивного применения нормальной тревоги часто игнорируется. Существующая в нашей культуре тенденция рассматривать страхи и тревогу в основном в негативном ключе, как результат неудавшегося научения является сильным упрощением. Она скрыто подталкивает к тому, чтобы отказаться от возможности конструктивного принятия и использования тех повседневных переживаний тревоги, которые нельзя назвать исключительно невротическими. Нам вторит Джером Каган, критикующий миф о том, что «признаки тревоги всегда опасны и указывают на психопатологию» [480]. Утверждение «душевное здоровье — это жизнь без тревоги» ценно своим идеалистическим значением; но при расхожем употреблении оно упрощается до того, что цель всей нашей жизни — полное отсутствие тревоги, и становится обманчивым и даже опасным.

Когда мы имеем дело с тревогой, неразрывно связанной с экзистенциальными аспектами человеческого бытия (смертью, угрозой изоляции и т. д.), сопровождающими человека на протяжении всей жизни, не приходиться и мечтать о полном отсутствии тревоги. Только безответственный офицер не беспокоится за своих солдат во время боя, и служить под его командованием опасно. Не стоит и говорить, что те, кто надеется прожить без тревоги, нереалистично смотрят на жизнь, и такой взгляд может обернуться безответственным отношением к своим гражданским обязанностям. В качестве примера вспомним, как во времена разворачивания фашистского движения в Испании и Германии некоторые граждане, не осознавшие назревающей в обществе опасности, стали винтиками в машине диктатуры[481].

На самом деле тревога является результатом неудачного научения в силу того, что в тот период — обычно в раннем детстве, — когда индивидуум был не в состоянии прямо и конструктивно обращаться со своим опытом, ему пришлось иметь дело с пугающими ситуациями. В этом смысле невротическая тревога — результат неудавшегося совладания с уже пережитыми человеком прошлыми ситуациями тревоги. Но нормальная тревога не является результатом неправильного научения. Скорее, она вырастает из реалистического восприятия опасной ситуации. В той степени, в какой человек может конструктивно встречать нормальные повседневные переживания тревоги по мере их появления, он избегает подавления и отказа от своих возможностей, которые в дальнейшем способствуют невротической тревоге.

Как можно конструктивно использовать нормальные ситуации, вызывающие тревогу? Этот вопрос обычно не рассматривается в научных трудах, но столетие назад к нему вплотную подошел Кьеркегор. Он назвал тревогу учителем, лучшим, чем сама реальность, поскольку от реальных ситуаций можно на время уклониться, а тревога — это внутренняя функция, от которой нельзя скрыться никак, не считая подавления личности. Кьеркегор пишет, что только он, прошедший «школу тревоги» — переживший и проработавший прошлый опыт тревоги — способен встретиться с настоящими и будущими переживаниями тревоги и не быть раздавленным ими. Кстати говоря, существуют наблюдения, что солдаты, в прошлом часто переживавшие тревожные моменты и «хорошо подкованные», переносили тревогу лучше, чем солдаты, пережившие до войны меньше тревоги[482].

Из современных исследователей проблему конструктивного использования тревоги рассматривал, в частности, Гольдштейн. Вспомним его утверждение, упомянутое в главе 3, что в ходе нормального развития у каждого человека часто случаются потрясения от тревоги, и его возможности раскроются только через утвердительный ответ на эти угрозы его существованию. Гольдштейн приводит простой пример — здоровый ребенок, который учится ходить, несмотря на многочисленные падения и ушибы.

С объективной точки зрения, для конструктивного использования нормальной тревоги характерно столкновение с вызывающей тревогу ситуацией лицом к лицу, признание своих опасений и движение вперед, несмотря на тревогу. Другими словами, конструктивное использование тревоги состоит скорее в движении сквозь вызывающую тревогу ситуацию, а не в обходе вокруг нее и не в смирении перед ней. Здесь можно провести интересную параллель с важным уроком, который получает Пер Гюнт. Ибсен описывает троллей как тех, кто обходит стороной. В конце драмы в характере Пера Гюнта происходят изменения. Услышав пение троллей: «Обойди сторонкой!», он выкрикивает: «Нет! На этот раз пойду я напролом» [483]. Если снова обратиться за примером к событиям Второй мировой войны, то самая конструктивная установка заключалась в том, что солдаты открыто признавали свой страх или тревогу перед боем, но субъективно готовились действовать наперекор своим опасениям.

Следовательно, мужество заключается не в отсутствии страха и тревоги, а в способности двигаться дальше, даже испытывая страх. Конструктивная встреча с нормальной тревогой в обыденной жизни и в кризисные периоды, которые требуют скорее морального, а не физического мужества (например, протекающие в условиях сильной тревоги кризисы саморазвития в психотерапии), сопровождается ощущением приключения. Однако при других обстоятельствах, когда переживания тревоги более интенсивные, встреча с ними не сопровождается приятными ощущениями и может быть доведена до конца, только если человек проявит упорство и решимость.

Рассматривая этот процесс субъективно — то есть пытаясь выяснить, что именно происходит с индивидуумом, что заставляет его не склоняться перед опасностью, в то время как другие в той же ситуации могут бежать, — мы обнаруживаем некоторые очень важные данные. Снова обратимся за примером к обследованию солдат. Было обнаружено, что субъективная мотивация при встрече с опасностью заключалась в убеждении, что отказ от боя опаснее участия в нем. Столкновение с опасностью позволяло реализовать более значимые ценности, чем бегство. Общей ценностью для большинства солдат были ожидания товарищей: нельзя подводить свой батальон. Проще говоря, это можно назвать нежеланием оказаться трусом в глазах товарищей. Более опытные солдаты могут назвать это ответственностью за коллектив. Кажущееся банальным высказывание, что человек встречается с опасностью и преодолевает ее по «причине», которая перевешивает саму опасность, воистину верно. С этим связана одна проблема: в нашем примере лишь опытные солдаты решались прибегнуть к «высоким» словам и назвать среди ценностей, которые они защищают, патриотизм, свободу или человеческое сообщество.

Я надеюсь, что приведенный иллюстративный абзац подготовил почву для следующего обобщенного утверждения: человек субъективно готов противостоять неизбежной тревоге, если убежден, что ценность движения вперед перевешивает ценность бегства. Раньше мы отмечали, что тревога возникает, когда под угрозу поставлены ценности, которые индивидуум отождествляет со своим существованием. Представим себе, что тревога вырастает из конфликта между угрозой, с одной стороны, и ценностями, которые приравниваются к существованию, — с другой. Тогда мы увидим, что неврозы и расстройства эмоциональной сферы указывают на победу первого (угрозы), в то время как конструктивный подход к тревоге означает победу последнего (ценностей индивидуума).

Термин «ценности» может показаться многим читателям слишком размытым. Здесь он используется намеренно, потому что он нейтрален и оставляет каждому человеку максимальную свободу действий при выборе собственных целей. Поэтому очевидно, что ценности, которые поддерживают человека в его противостоянии переживаниям тревоги, будут различаться — как мы уже видели в примере с солдатами. Большинство людей движимы элементарными ценностями, которые они могут никогда не обсуждать, — желанием сохранить жизнь или хотя бы тягой к «здоровью».