Лондонские оборотни - Брайан Стэблфорд

— Вы и в самом деле считаете, что у меня есть какая-то надежда? — спросил Лидиард, — Если правда все, сказанное вами, какой у меня шанс выйти из этого дела живым?

— Никогда не отчаивайтесь, — посоветовал ему Пелорус, не сводя глаз с мутгых вод Темзы. — То, что вами теперь овладело, не позволит вам так легко умереть. Не могу обещать, что вам не причинят никакого вреда, или не дадут вам повредить никому другому, но до тех пор, пока эта сила в вас нуждается, она будет вас поддерживать. А если настанет время, когда вы больше не станете нужны, вас могут просто отпустить. И, возможно, если вам удастся помочь этому существу, увидеть и узнать, что оно такое и чем может быть… оно ведь может оказаться способным на благодарность.

— Тогда я мог бы рассматривать это как испытание — испытание огнем. — Лидиард умолк, затем внезапно спросил: — А почему Адама Глинна так называют?

— Потому что он был вылеплен из глины, так же, как моя семья образовалась из стаи волков. Мы были, как я полагаю, первыми экспериментами, и, как всякие первые эксперименты, не удались. Если вам повезет, вы сможете преуспеть больше. Верьте же в это, Дэвид, прошу вас. Вы сможете достигнуть успеха. Не осмеливаюсь вам обещать, что вы останетесь невредимы, но вы не должны думать, будто человек бессилен влиять на события. Не следует недооценивать смелость и разум.

— Уверяю вас, я их вовсе не недооцениваю, — возразил Лидиард. — Я только сомневаюсь в том, что они имеются у меня в достаточном количестве.

Пелорус не ответил, но поднял голову от темной воды к огням вдоль речного берега.

— Однажды я видел, как этот город горит. — вспомнил он, — Я наблюдал, как его поглощает яростный огонь. Это был самый последний раз, когда я видел Мандорлу счастливой, последний раз, когда я видел ее в экстазе от искреннего восторга. Я не могу не любить ее, видите ли, потому что она — центр моего волчьего мира, она управляет той животной радостью, которой так страстно жаждет моя душа.

Но счастье Мандорлы скоро превратилось в разочарование, когда она увидела, что мир не изменился. Деревянный город был отстроен заново и превратился в каменный, Он стал более холодным и могущественным выражением души и труда человечества. Лондон никогда больше не будет гореть, Дэвид, и я молюсь, чтобы он никогда не рассыпался в прах, как Гелиополис и Мемфис, как Карфаген и Троя.

— Скорее он потонет в собственных сточных водах, — произнес в ответ Лидиард. — В его водах и в воздухе слишком много ядовитых веществ, и слишком многие из тех, кто наводняет толпами его улицы, представляют собой настоящие отбросы человечества. Нам еще так много остается идти, прежде чем мы сможем устроить рай на земле, и есть такие люди, которые считают, что города создают болячки на поверхности цивилизации. Перед Великим Пожаром, мне помнится, была чума, вы видели, как люди умирали прямо на улицах, до того, как появилось пламя, чтобы очистить и сжечь все?

— Я видел куда худшее, — сказал Пелорус. — Я был в Англии, когда пришла Черная Смерть. Но болезнь можно одолеть, и безумие тоже, если таким людям как Гилберт Фрэнклин и Джеймс Остен дать идти своим путем.

Лидиард пошел через мост. Он не простился с человеком, который стоял и смотрел, как он уходит, и не поблагодарил его за то скудное гостеприимство, которое обстоятельства позволили ему оказать.

12

К тому времени, как Лидиард вернулся на Стертон Стрит, туман сгустился, смягчая сверкание газовых фонарей и превращая его в рассеянное, почти волшебное сияние. Когда Лидиард приблизился к дому, он резко повернул голову в сторону ограды на другой стороне улицы, находящуюся в пределах видимости, но не заметил никаких признаков наблюдателя, не спускающего глаз с дома.

Зная, что Лидиарда вернется поздно, Саммерс оставил парадную дверь не запертой, Дэвид воспользовался своим ключом, и задвинул за собой засов. Дворецкий позаботился и о том, чтобы оставить ночник в холле, и Лидиард захватил ночник с собой наверх, избавившись от пальто, шарфа и шляпы. Он двигался как можно тише: ясно, что сэр Эдвард не стал себя утруждать, поджидая его.

Поднимаясь по лестнице он один раз остановился, потому что какой-то шум заставил его вздрогнуть, но этот старый дом постоянно трещал и стонал, по ночам, когда падала температура, и Лидиард немедленно пошел дальше, ругая себя за то, что стал таким нервным и подозрительным.

В коридоре, где располагалась его комната, находилось шесть дверей, одна из них скрывала ванную, а другая — туалет. Корделия обитала в большой комнате в самом конце, рядом располагалась гардеробная, а напротив комнаты, отведенной Лидиарду, помещалась комната для гостей.

Дверь этой пустовавшей комнаты была полуоткрыта, и он нахмурился, заметив это упущение, прежде чем сам затворил ее. Затем прошел к себе и сел на кровать. Он чувствовал себя утомленным после долгой прогулки, но спать еще не хотелось. Его отяжелевшие руки и уставшие ноги требовали отдыха, и у него едва хватило сил снять одежду. Но сделав над собой усилие, он стянул сюртук и бросил его на стул сразу же после того, как достал револьвер из кармана и осторожно положил его на столик перед кроватью. Затем снял сапоги и стащил с ноющих ног носки, и после этого блаженно вытянулся на постели.

Несмотря на то, что Лидиард казался себе абсолютно уставшим, сон не шел и мысли были очень беспокойны. Он откинулся на подушку и внимательно прислушался к легким ночным звукам. Все его мысли и фантастические тревоги разом необузданно вырвались наружу, они были о Пелорусе и о лондонских вервольфах. Этот оборотень был так странно меланхоличен, и Лидиарду казалось, как было бы так удивительно знать, что не можешь умереть и, возможно, дождешься конца света, когда бы он ни пришел.

Сон не приходил, но, к досаде Лидиарда, все-таки появилось какое-то видение. Постепенно, по мере того, как чужие мысли начали перепутываться и перемешиваться с мыслями Лидиарда, его мозг оказался заполоненным. Он почувствовал, как ускорились удары его сердца из-за тревоги, ему не принадлежавшей.

Нет никакой боли ! — запротестовал Лидиард. Но это было не совсем правдой, потому что тупая боль от синяков все еще давала себя знать, и казалось, она внезапно усилилась, когда появилось видение, хотя от растерянности он не мог определить, была ли причиной его чувствительность или же воздействие кошмара. И снова Лидиард оказался пленником в мозге у кого-то другого существа, видя то, что видит он, и ощущая его чувствами. Но теперь это не была недовольная возлюбленная, полная двойственного тепла, это был мужчина, почти окаменевший от напряжения, несмотря на то, что его тело отнюдь не было к такому напряжению приспособлено. Это был человек, горящий решимостью, буквально скрежещущий зубами из-за недоброго ползущего страха. Его мысли были полны имен всех тех, кто находился рядом с ним и под его руководством. Его сознание было переполнено ими.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});