Ever since we met (СИ) - "Clannes"

— Говорят, на данный момент все идет как надо. Ты что скажешь? Ты у нас лучше всякого УЗИ, как-никак.

— Скажу, что если никакие внешние факторы не вмешаются, эта беременность даже не особо напряжет организм. Ну, насколько я увидела, — она улыбается чуть сконфуженно, но глаза не прячет. Да и зачем бы ей? — Я, правда, все равно не пойму, мальчик это или девочка, но все равно там все вроде бы нормально.

— Если будет девочка, может быть ведьмой. Одна же уже есть, — Ваня ее за плечи обнимает, к себе притягивает, целует в висок. Она на него смотрит непонимающе. — Ну что? Помнишь же, сама мне говорила, это то, что зависит от обоих родителей, от отца в любом случае магический ген будет. Раз у тебя есть, значит, и у этого ребенка будет.

Когда до Саши доходит, она смеется так, что слезы на глазах выступают. Приходится Ване подвинуть ближе к ней чашку с водой, потому что, когда смех потихоньку начинает сходить на нет, начинается икота. Пить воду с частой икотой, отмечает она, то еще удовольствие.

— Вань, ты мой паспорт видел столько раз, — заявляет она, отсмеявшись, — там какое отчество проставлено?

— Николаевна, — он хмурится, будто пытается понять, к чему это она. Нет, ну не в его стиле так тупить, чего это он?

— А то, что папа Андрей, тебе ничего не говорит?

Глазами он хлопает так удивленно, что понятно сразу, что он об этом и не задумывался. Ну и ладно. Не в этом суть.

— Если все-таки будет ведьма, вы не забывайте, что у нее старшая сестра такая же, и научить многому может, — просит она в шутку. Знает, они и так не забудут. — Меня в ковене научили много чему. Не всему, конечно, но мне всего восемнадцать. Вся жизнь впереди.

— Вся жизнь, да, — отзывается эхом мама, улыбается так же тепло, как когда о будущем ребенке говорила. — Ты уже так много знаешь. Представить себе не могу, какой ты умницей будешь лет через десять.

Сашу эти слова почему-то трогают, проникают куда-то в глубину души. Ни разу больше чем за год с момента, когда она добровольно шагнула навстречу примирению с родителями она не слышала в свой адрес, что она умница, именно относительно магии. Они и о самой магии-то не говорили, на самом деле. Почему, спрашивает она себя — ответа не находит. Почему-то.

Когда Ваня засыпает уже на матрасе, лежащем на полу — с приоткрытым ртом, со свисающей с матраса рукой и торчащими из-под одеяла ступнями он выглядит мило и смешно — Саша через него осторожно переступает, к двери крадется, пытаясь не разбудить никого. Ей хочется воды. Впрочем, разбудить она могла только Ваню, это становится понятно, стоит открыть дверь и услышать тихие голоса из кухни. Свет там все еще горит, хотя на часах за полночь. Подслушивать нехорошо, но она все равно подходит тихо, замирает, прежде чем полуприкрытую дверь толкнуть.

— Ты ей предложи, — говорит папа негромко. — Мы сейчас можем себе позволить трешку вместо двушки. И ведьмы наверняка и в Питере есть. И в университет она сюда переведется без проблем.

— А если она не захочет, Андрюш? — мамин голос полон неуверенности. — Я-то хочу, но если она не захочет?

— Она большая девочка, Ян. Не захочет так не захочет. Ее право.

Дверь она все-таки толкает, и родители замолкают моментально, в ее сторону смотрят. Она улыбается неловко, мол, простите, что помешала.

— Вы чего не спите? — наверное, не стоит выдавать, что она слышала последние несколько реплик. Как-никак, она их подслушала. Некрасиво поступила.

— О тебе говорим. Не икала там? — папа подмигивает, как в детстве, улыбается широко. Искренне.

— Икала, конечно, — отвечает она в тон, воды себе наливает в чашку и пару глотков делает. — Вот, за водичкой пришла, так икала. Не поделитесь, о чем говорили?

Мама вдох делает глубокий, будто нырять собирается. Вот сейчас и выяснится, правильно ли она поняла то, что услышала с той стороны двери.

— Сашунь, ты бы не хотела вернуться в Питер?

Правильно, значит. Хотелось бы сказать, что этого стоило ожидать, да только стоило ли? Нет, она до последнего не знала все-таки, что такое будет. А вот всякое бывает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А вы не обидитесь, если я скажу, что нет?

Нет, на лицах родителей обиды нет, но и облегчения тоже. Это не может не радовать, хоть и неправильно, наверное, быть счастливой оттого, что что-то не радует их.

— У меня там уже друзья, и ковен, и учеба, — начинает она оправдываться, сама не знает, почему.

— И Ваня, — продолжает мама с улыбкой. Ну в принципе да, она права полностью. Только щеки почему-то краснеют. — Наше дело предложить, Сашунь. Ты только подумай хорошо. Не отвечай прямо сейчас.

— Мы по собственной глупости пропустили несколько лет твоей жизни, — добавляет и папа, и почему-то выглядит сейчас старше своего возраста лет на десять. Не как человек, который говорил бы о чем-то легком и простом для него. — И очень не хотим пропускать еще больше. Просто страх перед магией оказался сильнее, чем здравый смысл, и нам очень за это стыдно.

— Даже если все-таки решишь остаться в Москве, мы не обидимся, ты только нас из жизни не вычеркивай, — мама со стула встает, за плечи ее обнимает. Семь лет назад, когда она поняла, что родители ее добровольно оставляют чужим ей людям, ее почти воротило от таких вот прикосновений. Сейчас она понимает, почему они так поступили, и не обижена на них. Простила давно. Сейчас эти объятья — то, чего ей так долго не хватало, то, чего ей хочется и что ей даже нужно. Как она может родителей вычеркнуть из своей жизни? Как она может про них забыть? В конце концов, они все равно ее любят. И она их тоже. И у нее совсем скоро будет братик или сестричка, и она этого малыша тоже уже любит.

— Я вас люблю, — повторяет она свои мысли уже вслух. — Как могу я вас вычеркнуть? Только вы про меня тоже не забывайте, ладно? Я, конечно, все понимаю, новый член семьи скоро появится и все такое…

— Дурашка ты, Сашунь, — папа ее по лбу легонько щелкает, прежде чем их обеих обнять, к себе притягивая. — Мы многое потеряли, но больше не хотим. Ты наша девочка, и ты нам важна, будь у нас хоть один ребенок, хоть десять.

От этих слов, от объятий мамы и папы, от самой этой атмосферы Саше тепло и плакать хочется. От счастья, конечно же. Ей этого не хватало, но теперь все обязательно будет иначе. Теперь все обязательно будет как надо.

========== Глава 40 ==========

— Вот у других религий тоже есть свои ритуалы и поверья, — начинает Ваня ни с того ни с сего. Причина, в принципе, ясна — Новый Год все ближе, скоро им в лес отправляться, приветствовать на рассвете новое солнце, и ей лучше было бы вздремнуть, но сон не шел никак, так что они только что досмотрели очередной американский фильм о Рождестве. Кто ж им виноват, что оно у них вместо новогоднего празднества? — Почему тогда их богов никто не видит? А вы не только видите, вы еще и тесно общаетесь. Да даже я видел, хотя во мне магии ровно настолько, чтобы будущей дочке передать.

Вопрос и правда хороший. Саша чуть сползает, у него под боком двигается, чтобы головой устроиться на его груди, но так, чтобы можно было ему в глаза заглянуть — приходится на живот перевернуться, но это не проблема. Интереса в его глазах столько, что чуть ли не все остальное перекрывает.

— Раньше были явления богов массам, — возражает она, когда устроиться поудобнее наконец удается, и слова нужные тоже находятся. — Со временем вера ослабла, потому что люди стали недоверчивее. Боги тоже стали слабее, даже те, которые изначально были сильны. Даже те, в кого верили многие по всему миру. Сила каждого божества зависит, в первую очередь, от того, сколько человек искренне верят. Ты знаешь, что такое тульпа?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я знаю, что такое вульва, а что такое тульпа, без понятия. Это что-то медицинское?

Щелбан Ваня получает несильный и вполне себе шутливый. Впрочем, сейчас она не шутит совершенно. Часть из того, что она ему говорит, она узнала от старших ведьм, часть нашла сама и очень долго не была уверена, что права. Оказалось что все-таки да, как ни крути.