Лиля Брик. Жизнь и судьба - Аркадий Ваксберг

Тогда директор музея Маяковского, Сусловым и назначенный, — Владимир Макаров — пошел на совершенно беспрецедентный шаг. Он сочинил «гражданское завещание» Людмилы, якобы продиктованное ею за неделю до смерти. Даже если она его не диктовала, то охотно бы под ним подписалась. Но она не подписалась. Что же в течение почти семи дней мешало ей это сделать, если она была в состоянии продиктовать текст объемом около двадцати машинописных страниц— с цитатами из источников, обилием цифр и имен?

Ничуть не обеляя эту женщину, чья агрессивность по отношению к Лиле превосходила всякую меру, разумнее считать, что ее «завещание» — не более чем апокриф, хотя и по тональности, и по содержанию вполне характерный для ее «почерка». Формулировки некоторых пассажей вообще не соответствуют «словарю», а тем более физическому состоянию умирающей Людмилы. Сколь же велика была охотничья страсть новых «маяковедов», чтобы пойти даже на такую фальсификацию, «заверенную» подписями помощника Макарова («на общественных началах») и домработницы, обслуживавшей старуху!

«Октябрь 1917 года, — извещала Людмила советского генсека, — дал миру поэта Маяковского. Новаторский характер его искусства был подготовлен всем ходом русского освободительного движения, революционной Грузией 1905 года и окончательно оформлен и закреплен новаторским характером и содержанием Великой Октябрьской революции». Так, по мнению записывавшего «завещание» Владимира Макарова, должна была излагать свою последнюю волю тяжко больная, умирающая женщина более чем преклонных лет.

После вступительной «историко-революционной» лекции завещательница переходила к делу. Она давала указания, как следует отметить восьмидесятилетний юбилей Маяковского в июле 1973 года. «Этот день, — поучала она, — <...> должен превратиться во Всенародный праздник. Союз писателей в отрыве от представителей советской общественности <то есть от Воронцова — Колоскова — Макарова> готовит предложения по проведению этого торжества. Особую активность в этом направлении развивает К. Симонов, которому я не доверяю совершенно. Он тесно связан с Арагоном, В. Катаняном и его женой Л. Брик, Кирсановым и др. Я категорически протестую против участия К. Симонова и указанных лиц в каких-либо делах Маяковского».

Далее в «завещании» предлагалось создать юбилейный комитет, состав которого был тоже, естественно, обозначен. «В состав комитета должен войти <...> директор ныне создаваемого Государственного музея В. В. Маяковского <...> тов. Макаров В. В, (В. В. Макаров: Людмила Владимировна, может быть, не нужно меня указывать. Мне это неудобно как-то... Вас записываю и сам себя рекомендую!..) Л. В. Маяковская: Без вас никак нельзя. Вы самый близкий мой родственник. <...> А еще В. В. Воронцов, Н. И. Бурмистров <«помощник» Макарова, «заверивший» своей подписью это «завещание» >».

Совершенно очевидно, что со смертью Людмилы антибриковская КАМПАНИЯ могла захлебнуться, поскольку антибриковская КОМПАНИЯ теряла главный мотор, да и фасад, которым можно было прикрывать свои действия. Поэтому все они торопились под занавес ухватиться хотя бы за «последнюю волю» сестры Маяковского. «Я категорически возражаю, — говорилось далее в этом беспримерном документе, — чтобы в торжествах участвовали так называемые «друзья» Володи, его «биограф» В. Катанян, Л. Брик < следует большой список «так называемых», в котором есть и Евгений Евтушенко, и Андрей Вознесенский>. <...> Я с полным основанием утверждаю, что у К. Симонова, В. Катаняна, Л. Брик, С. Кирсанова и других, котооых они умело обрабатывают, никогда не было и не будет любви к Маяковскому, к его семье. <...> Мой брат <...> всю жизнь был вынужден платить за необдуманное увлечение Л. Брик-Каган в юности... Кто такая Л. Брик, говорят многочисленные воспоминания, документы, да и она сама, например, в статьях о Маяковском, опубликованных после смерти брата <...>».

Еще один пассаж из этого документа заслуживает цитаты, но ее надо предварить небольшим объяснением. Выдающийся французский балетмейстер

Ролан Пети поставил балет «Зажгите звезды» — хореографическую историю любви Лили и Маяковского. Средствами своего искусства Ролан Пети создал восторженный гимн неувядающей силе чувств поэта и его музы. Труппа «Марсельского балета» была приглашена с этой постановкой в Москву, но вмешались, естественно, все те же силы, и приглашение отменили. С очень страстной защитой балета — его музыкальных и сценических качеств — выступила Майя Плисецкая на страницах сугубо профессионального журнала «Музыкальная жизнь».

В «завещании» Людмилы об этом сказано так «С каким стыдом за балерину Майю Плисецкую я узнала на днях о ее интервью («Музыкальная жизнь», номер 16, 1972) по поводу «Марсельского балета» «Зажгите звезды» (о Маяковском) — сплошной апологии Л. Брик и Л. Арагона, которых она представляет в журнале Союза композиторов и Министерства культуры СССР не меньше как людей «преданных памяти поэта» (?!). а Л. Брик «Вечной Музой поэта».., Мне думается, прошу Вас, с тем, чтоб не порочить имя моего брата, пресекать такие пошлые выступления в советской печати. Они делают больше вреда, чем пользы. Вечная Муза не стреляет в поэта. Л. Брик способствовала выстрелу 14 апреля 1930 года».

И дальше — совсем уже потеряв контроль над собой, вообще забыв о необходимости соблюсти хоть какое-то правдоподобие — сочинители документа от имени умирающей Людмилы давали правительству указание об «окончании работ по благоустройству территории» музея, об «устранении строительных недоделок», о сроках завершения работ по созданию экспозиции, об увеличении окладов сотрудников и, наконец, о самом главном. «Исполнителями моей воли, — писали они опять же от имени Людмилы, — будут директор музея В. В. Макаров и коммунисты В. В. Воронцов и Н. И. Бурмистров». Представить себе, чти этот, почти пародийный, апокриф будет хоть кем-то воспринят всерьез, было попросту невозможно.

Ан нет!.. Дождавшись смерти Людмилы, последовавшей 12 сентября 1972 года, Макаров послал «завещание» в секретариат Брежнева со своим сопроводительным письмом: «Прошу доложить лично Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Леониду Ильичу Брежневу о гражданском завещании старшей сестры великого советского поэта Людмилы Владимировны Маяковской...» Воронцову не трудно было договориться с секретариатом, чтобы генеральному секретарю «доложили». И появилась личная брежневская резолюция: «Суслову М. А. Михаил Андреевич! Прошу ознакомиться с настоящим письмом — а затем посоветуемся. Л. Брежнев».

На самом ли деле они держали какой-то совет, сказать трудно, но вопрос о том, как (и с чьим участием!) праздновать приближающийся восьмидесятилетний юбилей Маяковского, был вынесен на заседание специальной комиссии Союза писателей СССР. Макаров и вся его рать были приглашены тоже, а Лиля и Катанян, разумеется, нет: их судили заочно.