Какого цвета страх - Хинштейн Александр Евсеевич

Пиндур и Солодовников — деловые люди. Без причины, за свой счет, возить за рубеж ненужного человека они бы явно не стали. Тем паче что никаких деловых целей у Бабичева в Германии не было и быть не могло: что общего между газовой промышленностью и фармакологией?

Объясняется это только одним: они были крайне заинтересованы в расположении высокого гостя.

— Чем занимался Бабичев в Германии? — спросил я у Пиндура.

— Охотился, — коротко ответил он.

В свою очередь и Бабичев отлично понимал, что в итоге за все надо платить. Согласившись поехать в ФРГ, он тем самым окончательно подтвердил, что готов лоббировать интересы западной компании.

Весь вопрос: на каких условиях? Очевидно, что, будучи человеком трезвомыслящим, жалкой подачкой в виде шикарного приема во Франкфурте ограничиться он не мог. Для человека такого уровня это было бы слишком пошло.

Допустить, что будущий глава аппарата продается за авиабилеты и немецкий шнапс, я не могу: это было бы просто неуважением к столь значительной особе.

Время — деньги

Потраченные марки не пропали даром. Весной 93-го правительство приняло решение о выплате «Luitpold-Werke» (переименованной к тому времени в «Luitpold-Farma») 1 миллиона 837 тысяч долларов из правительственного резерва.

Факт сам по себе нетипичный, поскольку наше государство должно куда большую сумму куда более серьезным организациям. Скромные немцы вполне могли подождать ещё пару лет (как ждет, скажем, свои полтора миллиона Эрнст Пиндур от того же «Медэкспорта», и не он один).

В чем же причина подобной избирательности? Ответ на поверхности: КТО-ТО замолвил за немцев словечко. Пролоббировал их интересы.

— Я не могу сказать, давало ли «Luitpold-Werke» кому-то взятки, — заявляет Эрнст Пиндур, — я никогда не лез на «кухню» Солодовникова: все «пробивание» было исключительно его делом. Кроме того, «Luitpold-Werke» получала деньги напрямую. Они настолько опустили свои цены, что мне было уже невыгодно с ними сотрудничать.

Пиндур не врет: в финале операции он уже не участвовал. Это максимально соответствовало интересам Солодовникова и К° — чем меньше людей знает о происходящем, тем лучше.

Между тем подоплека столь чудесной перемены в поведении Российского правительства становится понятной после прочтения одного документа — доверенности, которую шеф «Luitpold-Werke»/»Luitpold-Farma» господин Йенч выдал Солодовникову в начале 93-го года:

«Настоящим мы доверяем вам от нашего имени вести переговоры касательно неоплаченных счетов от 1991 года в размере 3 887 500 немецких марок. Вы имеете полномочие предоставить 20-процентную скидку от вышеназванной суммы».

Кому конкретно предназначалась эта скидка — 777 с половиной тысяч марок (или 367 тысяч 400 долларов по пересчету), в доверенности, конечно, не говорится. А посему я предлагаю читателям делать выводы самим. Думаю, вы не ошибетесь в своих оценках.

Любопытная подробность: как явствует из телефакса, направленного Солодовниковым в «Luitpold-Farma» в мае 93-го, его очень сильно беспокоило то, что «чаевые» может содрать не он один. А именно его конкуренты — представители «Pindur Gmbh» в Москве Симонов и Носов. Цитирую:

«Пожалуйста, не принимайте всерьез информацию г-на Симонова и постоянно контролируйте ситуацию. От „Медэкспорта“ ничего не зависит. Деньги взяты специально из правительственного фонда, чтобы оплатить „Luitpold-Farma“ необходимые платежи.

Г-да Носов и Симонов делают все возможное для того, чтобы получить от фирмы дополнительные дивиденды. МЫ ещё раз настойчиво просим не производить никаких оплат!

Пакет с подлинными документами находится у меня; я передам его вам в Мюнхене 7-12 июня».

Охотники за привидениями

13 мая 1993 года Министерство финансов разрешило перечислить 1 миллион 837 тысяч долларов из правительственного резерва на счет «Медэкспорта». Казалось, дело сделано.

Ан нет. Солодовников слишком хорошо знал главу «Медэкспорта» Сорокина, ныне, увы, покойного. (Поскольку о мертвых плохо не говорят, не будем тревожить дух этого человека.) Он понимал, что разрешение разрешением, но с деньгами все равно может выйти какая-нибудь петрушка.

Волновался не он один. Волновались и его высокопоставленные друзья. Возможно, потому, что, по условиям, 777 тысяч марок переходили из рук в руки только после получения долга.

Это отчетливо видно из телефонных разговоров Солодовникова с лицом, названным в оперативных расшифровках Владимиром Степановичем. И хотя фамилия напрашивается сама собой, будем все же следовать источнику: раз Владимир Степанович, а не …., значит, Владимир Степанович.

Из перехватов телефонных переговоров «Владимира Степановича» и Солодовникова:

(7 июня 1993 г.)

Владимир Степанович: Олег Петрович, так ты тогда не доуточнил. Все-таки вот это обращение на фирму — это, скорее, устное… Я так понимаю, вот этот Симонов (один из московских представителей «Pindur Gmbh». — А.Х.)… Выходит, у них официального запроса нет, кроме его устной передачи?

Солодовников: Нет официального.

В.С.: То есть это он передал устно? Что «Медэкспорт» вот так требует?

С.: Хочет денег.

В.С.: Мне в разговоре с Сорокиным (глава «Медэкспорта». — А.Х.) можно говорить о том, что представитель фирмы потребовал для вас такую-то компенсацию?

С.: И сослался на Носова — вашего заместителя.

В.С.: А это было?

С.: Да.

В.С.: Вот это уже плохо. В эти дебри мне залезать никак не в дугу.

С.: А что, до сих пор не отправлено ничего?

В.С.: Кто?

С.: Деньги эти. Может, уже отправили?

В.С.: Я с Сорокиным сегодня не разговаривал, потому что он на совещании был до двенадцати часов. Потом я уехал в концерн и только приехал. Сейчас буду с ним разговаривать. Мне важно, что он скажет, понимаешь?

С.: Может, он и брякнет, что уже все оплатили?

В.С.: Может быть! Если он сейчас начнет мне что-то там рассказывать, то я ему скажу, что у нас есть такая информация. Причем я-то ему скажу, что эта информация вернулась из фирмы в Институт ревматологии.

С.: Институт, может, и не нужно трогать. Он же прекрасно знает эту Насонову (директор Института ревматологии РАМН, куда, собственно, и пришел «Артепарон». По просьбе «трудящихся» в январе 93-го она написала письмо на имя Черномырдина с просьбой помочь в оплате долга. — А.Х.) Позвонит ей.

В.С.: А откуда тогда у меня информация?

С.: Не знаю…

В.С.: Я же не могу сказать, что на имя Трапезникова пришла такая бумага!!!

С.: Нет… Просто, может, можно будет спросить: произошла оплата или нет, чтобы доложить можно было в аппарате. Больше ничего не нужно.

В.С.: Это без сомнений… Я-то боюсь, что он мне, мудак, скажет, что все нормально, мы тут занимаемся… Я хочу выйти на понимание, УЧАСТВУЕТ ОН В ЭТОМ ДЕЛЕ СДИРАНИЯ или нет…

(9 июня 1993 г.)

Солодовников: Представитель фирмы и Симонов якобы вчера улетели в Таджикистан по препаратам. По тому же препарату «Артепарон». Я подумал: может быть… Там никого из людей в той республике?

Владимир Степанович: Нет. В Таджикистане никого. Я даже близко не знаю.

С.: Б…дь. Жалко-то как. Хотел им там от ворот поворот… Я за это время тоже кое-что успел. У меня тут идея кое-какая проскочила. Чтобы совсем не терять, поправить нужно все. В конечном итоге проигрывать невозможно.

В.С.: Нежелательно, конечно.

С.: Столько работы!

В.С.: И накроют нас эти гады!

С.: Да. Поэтому есть такая форма. Это неоднократно делалось. В связи с тем что на самом деле пару лет были должны фирме. Пошли ей навстречу в такое тяжелое для страны время. Этот фирмач вызывается в аппарат и ему говорится: «Да, тяжело. Вы должны понимать. Страна была… Трудные моменты. Однако мы нашли возможность и надеемся на дальнейшее сотрудничество». Все! Так? И тогда вызывают его со мной, я еду с ним. И тогда я вылетаю и все заканчиваю… Деньги немалые… Тогда я бы связался с этим шефом, которому я все отправлял. Он меня поблагодарил. И так далее. Дальше я лечу и занимаюсь.