Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

В заключение разбора данных Жития стоит остановиться несколько подробнее на эпизоде пострижения Варлаама, сына киевского боярина. Этот эпизод, богатый на яркие индивидуальные черты и бытовые подробности, помогает понять, что для самих современников означал «болярский сан» и что собственно отличало бояр от «простых людей». Рассказ о Варлааме, как уже говорилось, начинается с сообщения о том, что человек высокого (боярского) происхождения почувствовал влечение к иноческому образу жизни, захотел жить со старцами в Печерском «и вься прьзрѣти въ житии семь, славу и б(ог)атьство ни въ что же положивъ»[937].

Указав, что положение боярина связано со «славой и богатством», Нестор далее рассказывает о приезде Варлаама в монастырь, детально уточняя, чем же собственно приходится жертвовать боярину ради жизни в стенах монастыря. Варлаам поехал, «одѣвъся въ одежу свѣтьлу и славьну и тако въсѣдъ на конь»[938]. Не суть важно, таким ли в действительности был приезд боярского сына или Нестор здесь дал волю литературному воображению; показательна сама картина боярского выезда во всём блеске (так сказать, при полном параде) под пером писателя XI в. «И отроци бѣша окрестъ его едуще и другыя коня въ утвари ведуще пред ним. И тако в славѣ велицѣ приеха къ печерѣ отець тѣх. Онѣмь же изшедшим и поклонившимся ему, яко же есть лѣпо велможам». Красивая одежда, прислуга, кони в полной упряжи, знаки уважения со стороны простых людей – вот черты, присущие знати. Печерские старцы во главе с Антонием лично выходят встретить знатного человека.

«Он же пакы поклонися имъ до земли, – продолжает Нестор, – потомь же снемъ съ себе одежю боляръскую и положи ю пред старцемь и також коня, сущаа въ ютвари, постави пред нимь, глаголя: се вся, отче, красьнаа прельсть мира сего суть, и якоже хощеши, тако сътвори о них, аз бо уже вся си прѣзрѣх и хощу мних быти и с вами жити в печерѣ сеи, и к тому не имам възвратитися в дом свои». Несмотря на предупреждение Антония: «но егда како отець твои, пришед съ многою властию, и изведет тя отсюду, нам же не могущим помощи ти», – Варлаам остаётся в монастыре[939].

Поскольку жалоба боярина Иоанна князю Изяславу осталась без последствий и князь решил не ссориться с монахами, отец Варлаама решил действовать сам и, как и предсказал Антоний, явился в монастырь «с многою властию». Боярин «раждьгъ ся на ня гнѣвьмъ с(ы)на ради своего, и поимъ отрокы многы, и иде на с(вя)тое стадо, иже и распудивъ я». Отец забрал сына из «пещеры» и первым делом сбросил с него «с(вя)тую мантию» и «шлѣмъ сп(а)сения» (клобук) и заставил его надеть «одежю славьну и свѣтьлу, яко же е лѣпо боляромъ». Затем боярин заставил сына в таком виде – очевидно, демонстративно – идти «сквози градъ въ домъ свои». Дома – очевидно, в их усадьбе в Киеве – он пытался заставить Варлаама сидеть «съ нимь на трапѣзѣ», а затем жить в доме с женой, «приставивъ отрокы блюсти, да не отъидеть». Однако все усилия отца оказались напрасны. Варлаам отказался облечься «въ одежю» боярскую, «вкушать брашна», лечь «на одре» с женой и принимать услуги рабов и отроков[940]. В итоге отцу пришлось отпустить сына в монастырь, и эпизод завершается картиной горя, охватившего родственников и домочадцев, – они рыдали подобно матерям, плакавшим «акы по мертвецы» по своим «чадам», которых Владимир, крестив Русь, отдал на ученье книжное[941]. «Бы же тъгда вещь пречюдъна и плачь великъ, яко и по мрьтвѣмь. Раби и рабыня плакахуть ся г(осподи)на своего и яко отъхожааше отъ нихъ, иде жена, мужа лишающи ся, плакаше ся, о(ть)ць и м(а)ти с(ы)на своего плакаста ся, яко отлучаше ся отъ нихъ, и тако съ плачьмь великъмь провожахути́»[942].

Этот любопытный рассказ почему-то редко привлекает внимание учёных, занимающихся социальной историей Древней Руси, а между тем, в нём наглядно представлен взгляд самих современников на общественную иерархию. Безусловно, мы имеем дело с литературным произведением, и весь эпизод не лишён условности, шаблонных образов и сюжетов, вероятно, где-то даже и вымысла, но, во-первых, нельзя сомневаться в достоверности самих фактов боярского происхождения Варлаама и его пострижения в Печерском монастыре, а во-вторых, литературные приёмы и стереотипные черты для данного исследования не являются помехой – напротив, они даже помогают представить боярские статус и облик в условно-типизированном виде.

Итак, суть того, что выделяет боярство из массы «прости их» людей, Нестор выражает в словосочетании «слава и богатство», где богатство указывает на имущественный достаток, а слава – на внешний почёт и известность. Всё остальное – это лишь «красная прелесть мира сего», которая служит внешним признаком этих сущностных черт («яко лепо боляром») – «светлая» одежда, отроки (слуги) и рабы, сопровождающие боярина «в славе велицеи» и прислуживающие ему, конь в богатой «утвари», особые «брашна» и т. д.

Одежда, еда, упряжь и пр. – это важные социальные маркеры, не менее действенные в Западной Европе в Средневековье, чем на Руси в XI в. Не случайно, что боярин Иоанн заставляет своего сына идти через весь город «при полном параде» – важно было не просто обладать всей этой «красной прелестью», а показать окружающим, что ты ею обладаешь. Весь город должен был знать, что Варлаам принадлежит не к какой-то монашеской братии, а к высшему разряду общества. Особый акцент Нестор делает на «светлой одежде», которую «лепо» носить боярам. В Средневековье именно одежда всегда выполняла важную знаковую функцию. Для стороннего глаза богатая и чистая одежда служила первичным социальным маркером, указывая на особый статус её обладателя. Об этом специально пишет Т. Рейтер, рассуждая о тех факторах, которые создавали «господство знати» в раннее Средневековье[943]. То, что Нестор подчёркивает «светлость», то есть блеск и чистоту, одежды, конечно, не случайно – блестели только дорогие ткани (прежде всего, шёлк), а чистая одежда обозначала и то, что у её обладателя есть слуги, которые её чистят, и то, что он её не пачкает, то есть не трудится и передвигается не на своих двоих. Чистота одежды– это единственное, что отличало князя Святослава от его сопровождения, когда он явился на переговоры с византийским императором для заключения мирного договора в 971 г., согласно описанию болгарского похода Иоанна Цимисхия византийским хронистом[944].

В словосочетании «слава и богатство», с точки зрения современной социологии, мы имеем дело с прямым и непосредственным выражением двух признаков элиты – престиж (статус) и капитал (имущество) (см. во «Введении» – с. 19). Первый признак, который бывает трудно уловить и который в более позднее время отливался в юридические нормы, выражен здесь совершенно в архаическом, «домодерном» духе – через понятие славы, которое, имея в виду известность личности, указывало на её общественное признание и её «образцовый» характер[945]. Ведь статус – это всегда уважение со стороны других людей, а не некая материальная ценность или внутреннее состояние человека. Юридическая форма статуса – дело вторичное; и такого рода формы складываются лишь в позднее Средневековье (а в Новое время постепенно отмирают). В основе же, в сути престижа – общественное уважение, почёт, известность, которые подразумевают стремление остальных подражать образцу. На это указывает даже этимология самого слова знать (от глагола знать, "иметь знание о чём-либо", то есть знатный в собственном, первоначальном смысле– известный, славный).

Третий признак элиты – власть – не упомянут Нестором в его двучастной формуле, но на самом деле он тоже присутствует в рассказе. Ведь Антоний, предупреждая Варлаама о своём бессилии перед его отцом, говорит, что тот обладает «властию многою». Эта власть выражается, прежде всего, в том, что в распоряжении боярина много людей– слуг, рабов и домочадцев. Но, с другой стороны, эта власть выражается и в доступе боярина к институтам государственного управления. Недаром, конечно, Нестор рассказывает о жалобе боярина Иоанна князю Изяславу – ему важно показать, что Печерские старцы не только противостоят «красной прелести мира сего», но и живут не по «повелениям» здешней власти, а вне установленных в «мире сем» структур господства.

Таким образом, сопоставление летописных данных со сравнительно подробными и выразительными, а главное – надёжными свидетельствами Жития Феодосия позволяют, на мой взгляд, снять вопрос о содержании древнерусского термина бо(л)ярин. Вне сомнения, этот термин указывал на определённый социальный слой древнерусского общества, который обладал рядом признаков и выполнял ряд функций, присущих преимущественно или исключительно ему. Просто следуя упоминаниям этого слова в источниках, мы видим, что боярами обозначались люди, наиболее выдающиеся по сравнению с остальными, но в то же время занимающие подчинённое положение по отношению к князьям, которые на Руси в XI в. могли быть только из рода Рюриковичей и власть которых как правителей признавалась единственно легитимной. По этим упоминаниям трудно определить критерии выдающегося положения боярства. Ясно, что это люди богатые, что многие из них, если не все, служат князьям на войне и в управлении, участвуя в принятии важнейших военно-политических решений, что у них есть власть над другими людьми и что просто в силу своего положения (а не личных качеств) они пользуются особым уважением в обществе. Нестор определяет эти критерии как «слава и богатство», но упоминает также в качестве такого критерия обладание «властью».