Пасынки Гильдии - Ольга Голотвина

– Клешню убери, крокодил наррабанский! – возмутился Кудлатый, рывком выдергивая локоть из наглой пятерни.

Наррабанец тут же забыл об обиде, нанесенной другу: появилась более животрепещущая тема для беседы.

– Я не крокодил! – возопил он, апеллируя к трактирному сброду, притихшему в предвкушении веселой драки. – Все посмотреть – я не крокодил! У крокодил есть зубы и хвост, а у меня нет хвост…

– Зубов у тебя сейчас тоже не будет! – рявкнул Кудлатый и от души врубил заморскому зануде.

Тот растянулся на столе.

– Да куда ж это годится – в такой день драться? – возмутился кто-то из угла. Вместе со словом увещевания в Кудлатого полетело оловянное блюдо. От блюда он увернулся, но на пути уже встали двое моряков, которые не прочь были поразмяться.

Некоторое время трактир оглашался звуками ударов, звоном посуды, треском мебели, воплями и вдохновенными тирадами, в которых Безликие поминались в таких выражениях, что любого жреца хватил бы удар. «Шумное веселье» сбросило на время оковы праздничного благочестия и зажило полнокровной яркой жизнью…

Когда потасовка угасла, Кудлатый (единственный из участников схватки, кто остался на ногах) пошел к двери, не обращая внимания на восхищенные взгляды тех, кто предпочли остаться зрителями.

В дверях его остановил Аруз.

– А платить?! – Пузо хозяина возмущенно колыхнулось под фартуком. – За посуду, за скамью разбитую!..

– О чью башку скамья разбилась, тот пусть и платит.

– Стражников позову!

Угроза подействовала на Кудлатого. Он извлек из кошелька несколько медяков, сунул трактирщику и поспешно вышел.

Аруз задумчиво глянул ему вслед:

«Крепкий парень. Может, взять его вышибалой, когда поймет, что остался без дружка?..»

А Кудлатый, не подозревая, что ему подыскали работу, пересек двор, задержался у входа в сарайчик, прислушался – вроде тихо? – и позвал:

– Эй, голуби, хватит ворковать!

– Голуби – на голубятне! – отозвался раздраженный женский голос. – Заходи, тут некому мешать!

Встревоженный мужчина распахнул дверь, остановился на пороге, окинул взглядом сарайчик и вопросительно обернулся к певице, которая сидела с ногами на деревянном топчане и переплетала растрепанную рыжую косу.

– Тоже мне голубь! – негодовала она. – Все перья бы выдрать этому голубку! Обнимать женщину – и называть ее чужим именем! Как ему, бесстыжему, еще никто глаза не выцарапал?

Лисонька говорила все громче, все взволнованнее: она представляла себе, как на дне земляной ямы бьется пленник, пытается освободиться от веревок, яростно мычит сквозь кляп. Чтобы заглушить это мычание, слышное только ей, женщина почти кричала:

– И на кой она ему, эта черномазая паршивка? Была бы хоть девка видная, а то ведь плюнуть не на что!

– Где Щегол? – тихо и страшно спросил Кудлатый.

– Где-где… к паскуде заморской побежал! Она сейчас у Лауруша гостит, так и…

– Врешь! Я со двора глаз не спускал…

– Так-таки и не спускал? – расхохоталась Лисонька. – А он хвастался, что тебя отвлекут, а ему знак дадут, что путь свободен. И еще сказал, что ему няньки надоели!

Коротко выругавшись, верзила шагнул назад и захлопнул дверь. В сарайчике стало почти темно, только сквозил свет в щели меж досками. Лисонька перестала возиться с косой, зябко обхватила себя за плечи. Хотелось подойти к яме, приподнять плетеную крышку, заглянуть внутрь… но было страшно: вдруг Кудлатый вернется!

А Кудлатому не пришлось даже идти в трактир, чтобы проверить слова Лисоньки. Возле дома стояла бочка с дождевой водой, а над нею пристроился болтливый «богослов» – смывал кровь, сочащуюся из глубокой ссадины на скуле. Сейчас он не выглядел дружелюбным простаком: зло шипел, черными словами поминал Хозяйку Зла и все ее козни.

За этим занятием он не услышал шагов за спиной. И был поражен, когда ему на загривок легла крепкая пятерня, пригнула, макнула в воду…

Кудлатый подержал свою добычу головой в бочке, дал бедняге как следует пробулькаться, затем извлек наружу, немного подождал, глядя, как тот отплевывается.

– Ну, все? Можешь понимать, о чем тебя спросят?

Незнакомец кивнул. Куда только делась его говорливость!

– Вы с дружком не просто так ко мне прицепились, верно? Кто-то вам велел меня отвлечь?

– Да пошел ты…

Сильная рука вновь пригнула голову грубияна к самой воде.

– Я ж тебя башкой в бочку воткну, а вытащить забуду! – предупредил Кудлатый заботливо.

– А чтоб тебя… пусти! Да пусти, отродье Болотной Хозяйки!

Кудлатый позволил пленнику разогнуться. Тот потер рукой свой загривок:

– Чуть шею не сломал… силен, демонская рожа!

– Ты на вопрос отвечай, а то мы с тобой уже полбочки расплескали.

– Что?.. А, ну да… Дал он нам с Гайхором по серебрушке. Велел за тобой приглядывать, а как к двери пойдешь, так чтоб отвлечь малость…

– Ничего себе малость! У твоего Гайхора кулак, что купеческая гиря… Но кто заплатил-то?

– Да сопляк, которого ты при себе таскаешь… сын он тебе или кто… Пока ты на певицу глаза пялил, он нам успел деньги сунуть.

– Сын? Ну уж нет! – с чувством произнес Кудлатый. – Был бы у меня такой сын, я бы его… – Взгляд на бочку с водой подсказал завершение фразы: – Я бы его маленького в корыте утопил!

И направился через двор к воротам.

Где живет Лауруш – узнать будет несложно. А бесстыжего мальчишку, храни его Безликие, надо найти как можно скорее. Жабье Рыло не раз давал понять, что его терпенье на исходе… а ну как оно именно сейчас и лопнет, терпенье это самое?!

* * *

Аруз заглянул в сарайчик, сердито бросил певице:

– Что расселась? Иди пой, люди ждут!

Лисонька, не сказав ни слова, вылетела из сарайчика и побежала через двор к трактиру.

Не так уж там нуждались в ее пении. Вон как матросня на дюжину хриплых голосов горланит «Вдовушку из Ашшурдага»! Но девушка понимала: что бы ни происходило сейчас в сарае, лучше ей этого не видеть и не знать.

Понимала она и другое: Аруз оттого злится, что ему не нравится происходящее. Уж так он надеялся, что Щегол возьмется за ум, поладит с Жабьим Рылом – и в Аргосмире появится вор из тех, о ком песни поют: лихой, умелый, наглый. Сам бы озолотился и Арузу дал хорошо заработать!

«Ох, дурак ты, Щегол, дурак! – стонала про себя Лисонька. – Ну кто же прет Жабьему Рыло поперек норова?!»

Почти то же самое говорил сейчас Аруз, склоняясь над ямой в углу сарая:

– Ох, дурак ты парень, дурак! Еще моли богов, что Жабье Рыло не велел развесить тебя по кускам от Гуляйки до Гиблой Балки. В назидание прочим, чтоб уважали «ночного короля»!

Дверь со скрипом отворилась, на пороге встал невзрачный мужичонка в холщовых, совсем не праздничных штанах и рубахе:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});