Дневник Сони Колесниковой (СИ) - Алиса Болдырева

зубов, и, размеренно шагая по желтоватому линолеуму, прошла к выходу. Её шаги звучали всё тише и тише, пока, наконец, двери за её спиной не закрылись, погружая библиотеку в звенящую тишину.

Я так и стояла, вжавшись в высоченный стеллаж, а жёсткие уголки книг впивались мне в спину, но отчего-то я боялась шелохнуться. Лицо Лидочки, её улыбка, взгляд…

Было что-то жуткое во всём этом. Даже сейчас мурашки побежали по рукам и ногам. С этой Лидочкой явно что-то не так. И как только Сашка с ней сидит? Нужно непременно поинтересоваться у него об этом, но уже завтра, а сейчас — спать.

Запись сделана 12 сентября 1986 года.

Пятница, 17:10.

Удивительное и непонятное вокруг меня всё продолжает происходить, и я уже начинаю воображать, будто школа построена рядом с какой-то аномальной зоной, странным образом влияющей на людей, что находятся вблизи этой самой зоны. Ну а как тут не поверить в аномальное, когда наш Колька Апраксин состриг свои русые волосы. Во так, просто взял и состриг, выставив на обозрение свои уши, которые, как оказалось, топорщились, придавая Кольке забавный вид.

Лёшка Дудкин, заметив его новую стрижку, запыхтел как самовар. Его-то кучерявый причесон остался на месте, и Денис Романович в очередной раз напомнил ему об этом. А вот Кольку, того, напротив, похвалил. Да и Лена удостоилась одобрительного взгляда военрука за то, что оказалась надлежащим образом одета. Глядя на них, я лишь поражённо хлопала своими серыми глазами. Просто образцовые пионеры! Свой модный пластмассовый значок Колька сменил на пионерский, с надписью "Всегда готов!", который он то и дело трогал кончиками пальцев, будто проверял, что тот всё ещё на месте. Я не имела ничего против этих атрибутов, но вот как-то совершенно не вязались у меня пионерские лозунги с образом Кольки и Лены. Где серпы, молоты, и вся пионерия вместе взятая, а где Апраксин и Евстафьева? Да они же ещё недавно уроки прогуливали, а мимо пионерской комнаты чуть ли не на цыпочках проходили!

Кажется, от Юрки тоже не укрылось их радикальное преображение в истовых пионеров, и мне даже показалось, что он, стремясь увеличить расстояние между собой и ними, продвинул нашу парту немного вперёд, к Лёшке Дудкину, будто боялся, что их примерное поведение передастся нам как грипп — по воздуху.

Странный он всё-таки. Хотя нет, всё чаще и чаще меня посещает мысль, что в этой школе все с большим приветом. Может, по ошибке я попала в коррекционный класс? А что? Ничуть не удивлюсь этому! Вон, Юрка же чем-то болеет, и, если честно, его нездоровый вид и чересчур взвинченное состояние меня настораживают и даже пугают. Так может, и Лена с Колей подцепили какую-то простуду?

После уроков, Апраксин с Евстафьевой, как обычно, вместе покинули школьный двор, а я ещё долго смотрела им вслед, пытаясь понять, что же с ними произошло? Оба они будто сошли с заводского конвейера, растеряв свою индивидуальность. Куда девалось всё то, что делало их самими собой? Куда девались те бунтари, которые на всё имели своё мнение и не боялись его высказывать? Признаться честно, мне их недоставало.

Ах, да, чуть не забыла написать о том, что двойка по физике благополучно исправлена на пятёрку. Радости мамы не было предела, и в честь этого она испекла шарлотку из яблок, которыми нас угостила баба Надя, наша сердобольная соседка. Запах свежей пряной выпечки распространился по всей квартире, и я продолжаю чувствовать его даже сейчас.

Ладно, пора почитать Фёдора Михайловича, за книгой которого я, между прочим, отправилась в городскую библиотеку, потому что школьную до поры до времени решила обходить стороной. Так, на всякий случай, чтобы невзначай не нарваться там на юного натуралиста с пугающими глазами.

Тот же день, около 22:30.

Надеюсь, мама не заметит полоску света, что пробивается из-под двери моей комнаты — вынуждена была включить настольную лампу, чтобы сделать эту запись. Все думала о том, что во взгляде Лены и Кольки было что-то знакомое, и только сейчас я поняла, что именно. Такой же жадный взгляд я заметила вчера у Лидочки, когда застала ту в библиотеке. Может, по школе и впрямь ходит опасный вирус, поражающий детей?

V

Запись сделана 13 сентября 1986 года.

Суббота, 21:35.

Монотонно тикая, стрелки на часах медленно, но верно приближаются к десяти, а я всё никак не могу уснуть, и успокаивает лишь одна единственная мысль, что завтра выходной, и нет нужды подниматься рано. Да и какой может быть сон, когда сегодня в стенах школы произошло нечто необъяснимое, неведомое, и совершенно не поддающееся никакой логике. Сейчас, находясь в своей комнате с дневником в руках, я начинаю думать, что всё случившееся мне только привиделось, что виной всему моя не на шутку разыгравшаяся фантазия, может, влияние магнитных бурь, или вспышки на солнце, или плохая погода, или…

Да мало ли что?

Лучше напишу обо всём случившемся по порядку, может тогда хоть что-то прояснится.

Сегодня подошла наша с Юркой очередь дежурить в классе, и после уроков мы вместе поднялись в кабинет химии. Анастасия Сергеевна, подробно проинструктировав нас как, где и что подмести, помыть и полить, выпорхнула из кабинета, оставив нас вдвоём на вверенной нам территории.

Разделив обязанности пополам, мы принялась каждый за своё, и полчаса спустя класс был приведён с порядок. Я уже направилась в сторону дипломата, который лежал на последней парте, как услышала предупреждающий голос Юрки, заставивший меня остановиться:

— Ещё лаборантская.

Не говоря больше ни слова, он толкнул неприметную дверь рядом с доской, и прошёл в тёмное помещение лаборантской. Я поплелась следом. Секунду спустя щёлкнул выключатель, и по комнате, больше походившей на бабушкин погреб с всякими полками, банками-склянками, разлился тусклый желтоватый свет.

Помещение оказалось вытянутым, вдоль стен выстроились высокие стеллажи, заставленные стеклянными пробирками, горелками, микроскопами, и прочей дребеденью. В шкафах за стеклом хранились реактивы, и каждый флакон был старательно подписан чьей-то заботливой рукой.

— Я на первый этаж за водой, а ты начинай пока, — распорядился Юрка, и, схватив в руки ведро, вышел из лаборантской.

Даже сейчас, когда мы остались вдвоём, Юрка был не многословен, словно у него язык отсохнет, если он скажет мне лишнее слово. Но он был прав — быстрее начнём, быстрее закончим, и, взяв в руки тряпку, я принялась смахивать пыль со стеллажей, начиная с самого дальнего от двери. До верхних полок, которые тянулись к беленому потолку, я с моим метром