Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скорее всего, ты прав. Но если я поеду с тобой к твоей сестре, то обратной дороги мне уже не будет, а здесь… Здесь возможно все. Даже если придется ждать слишком долго, здесь есть надежда.
– Но там все плохо. Там предательство, интриги, боль. Там все лгут. Что там хорошего?
– То, чего нет ни в раю, ни в аду. То, что длится не вечность, а краткий миг. Там жизнь, парень. Там боль, там кровь, там грязь и смрад. Но только там мы живем по-настоящему и узнаем себе цену. А рай или ад – это уже итог. Это вечность. Это то, чего ты заслуживаешь за деяния свои. Но свершить их ты можешь, только будучи живым.
– Меня там все только предавали, лебезили, пресмыкались, а сами за спиной делали то, что им было угодно. А то и вовсе заставляли делать то, чего я не хотел. Все до единого.
– Разве не было того, кто был бы тебе верен, кто любил бы тебя от чистого сердца?
– Только Наталия.
– Сестрица?
– Она.
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Эх, молодость. Ты еще ничего не видел, парень. Тебе просто не повезло повстречать тех, кто по-настоящему тебя полюбит и никогда не предаст.
– А ты? Если бы ты поехал со мной? Ты бы меня не предал?
– Нет, парень.
– Мне так многие говорили, но все врали.
– Может, им ты дал не так много. Как можно предать того, кто подарил тебе второй шанс на жизнь? Может, такие и есть, но это не про меня.
– И я должен тебе верить?
– А ты веришь, что если бы я не остановился, то мы непременно вернулись бы к тебе?
Парнишка задумался. Меж бровей пролегла столь неестественно выглядящая на таком молодом лице морщинка. Губы сжались в тонкую линию. Он словно прислушался к своим ощущениям.
– Верю.
– Но я этого не стал делать. Не так ли? Я решил остаться в этой пустоши и пожелал тебе счастливого пути, по твоему выбору. Так что можешь не сомневаться – там у тебя будет хотя бы один, кто никогда и ни за что не предаст. И еще. Только там ты сможешь воздать всем, кто был рядом с тобой, по заслугам, а не беспомощно наблюдать за ними и грызть от отчаяния ногти. Но сейчас ты должен сам решить, по какому пути ты пойдешь. Их у тебя два, и оба открыты. Один несет боль и труды, но позволит все расставить по своим местам. Второй сулит покой и любовь сестры, но не позволит тебе сделать ничего.
– Садись, – вдруг решительно произнес Петр после продолжительного раздумья.
– Я не поеду к твоей сестре, парень, – медленно покачал головой Буров.
– А мы не к сестре. Садись, пока не передумал.
Буров быстро забрался в сани и устроился рядом с молодым императором. Жаль, не его «мерс», ноги не вытянуть. Ну да ничего, как-нибудь.
– Держи. – Петр протянул ему вожжи, предлагая править.
– Нет, парень. Решение твое, тебе и вожжи в руки.
– Я боюсь, что отверну.
– Решать тебе.
– Ты правда не предашь?
– Ни за что.
– Господи, спаси и помилуй! – Парнишка истово перекрестился, как могут только верящие искренне, всем сердцем и душой. – Н-но, залетные!!!
Лошади пошли разом и очень быстро набрали скорость. Студеный ветер обдал тело, с легкостью забираясь под одежду и заставляя ежиться. Буров глянул на Петра. Как видно, и тому сейчас было холодно, но вид решительный. Упрям. Не отвернет.
Вдруг на смену морозному, чистому воздуху пришла духота. Только что мерзшее тело обдало жаром. Белая пустошь растаяла в непроглядной, пугающей и молчаливой мгле…
Ну вот. А как было хорошо. Теперь опять эта боль, выворачивающий наизнанку кашель, жар, зуд в язвах, которые нельзя трогать, чтобы не стать полным страшилищем (так медикус сказывал). А еще все эти лицемеры. Даже Лизка, змея подколодная. Не станет открывать глаза. Не хочет он ничего. Пропади все пропадом. Хочет к Наталии. Не нужен он тут никому. Не любит его никто. А ведь он всех старался оделить своей любовью, одаривал ею щедро, без раздумий.
Что это? Что-то прохладное капнуло на закрытое веко, заставив его слегка вздрогнуть. Вот еще. Только на этот раз на губы. Всхлип? Еще один. Никак рядом кто-то плачет? Лизонька, так ты все же убиваешься по мне! Радость моя ненаглядная!
Петр резко открыл глаза, но тут же поспешил зажмуриться. Все было по-прежнему, стояла ночь, и свечей в его спальне не прибавилось, в этом он был абсолютно уверен, да только свет все одно стеганул по глазам. Переждав пару мгновений, он снова их открыл. Сначала были разноцветные круги, потом взор прояснился. В нос ударили знакомые запахи, правда, сейчас в основном пахло не очень приятно, ладаном и воском, ну да и бог с ним, еще совсем недавно он вообще ничего не чувствовал.
А где Лиза? Он повел глазами и даже нашел в себе силы повернуть голову, чтобы иметь возможность большего обзора. Но комната была пуста. Нет, не так. Здесь не было никого из тех, кого бы он хотел видеть. Вжавшись в стены, с выпученными от ужаса глазами и мелко крестясь – замерли холопы. Двое мужиков в смешно сидящих на них ливреях немецкого покроя и две бабенки. Никак привидение какое узрели.
А глаза-то у всех на мокром месте. Не иначе как слезы лили, пока испуг не пришел. Теперь-то не плачут. Теперь даже как дышать позабыли. Ох и умора. Вот не было бы так хреново, обязательно оборжался бы. А Лизы нет. Да и бог с ней. Горло першит так, что спасу нет.
– Пить, – произнес больной слабым голосом. Настолько слабым, что и не понять, что там прошелестел голосок юного императора.
– Ась? – растерянно пролепетал один из холопов. Ну точно, Васька. Он уже переболел оспой, и медикус его определил ухаживать за Петром, потому как хворь ему не страшна. А ничего, повезло паразиту, только две отметинки остались, одна на подбородке, а другая на виске. Вот бы и ему так. Лучше бы вообще гладкий лик остался, но это пустые мечты. Так пить-то ему дадут аль нет?
– Пить, – чуть громче произнес больной.
– Пить? Пить! Свет наш солнышко Петр Алексеевич! Радость-то какая!
Все четверо разом бросились к постели, рухнув на колени и потянув к нему руки. Холопы, рабы, люди бесправные и подневольные, но именно они искренне и от чистого сердца оплакивали его горькую судьбу. Это их слезы, роняемые на его чело, привели в чувство обеспамятевшего. Знать, все же есть те, кто любит его всей душой. Обидно, что это не те, кому он так щедро раздаривал свою любовь, но и радостно, потому как есть такие, кому он дорог по-настоящему. Народ русский, великий, могучий, многострадальный и сердобольный.
– Васька, шельма. Ты пить-то дашь? – Голос крепчал, хотя все так же оставался слабым и тихим. Но как говорится – смотря с чем сравнивать.
Пить все же поднесли. Не холодная вода, как он надеялся, а теплый сбитень. Ну да оно и понятно, кто же холодное подаст больному-то. Но вот теплый сбитень… Его пить либо горячим, либо холодным, а вот так… Не то. Впрочем, нечего нос морщить, ведь полегчало же, и голос куда как крепче стал. Вот и ладушки.
– Вы чего ревете-то?
– Дык, государь-батюшка ты наш, тя уж соборовали. Думали, помер.
– А вы чего тут?
– Дык обряжаем тебя, Петр Алексеевич.
Василий с готовностью отвечал на все вопросы. Остальные только кивали, продолжали осенять себя крестом и плакали. Вот только слезы эти были слезами неподдельной радости. Он это знал точно, и от этого понимания в груди расплывалось тепло, а тело наливалось силой. Есть зачем жить! Есть ради чего бороться! Пусть все лицемеры, но народ его любит от всего сердца.
– Что же, раз так, знать, долго жить буду.
– Век живи на радость нам, Петр Алексеевич.
– Стой! Кха-кха-кха… – не вынеся резкого окрика, тут же закашлялся Петр.
Подорвавшаяся с места молодка в просторном сарафане встала как вкопанная, опасливо обернувшись к постели больного. В ней явно происходила внутренняя борьба. С одной стороны, она стремилась как можно быстрее принести радостную весть о том, что царь-батюшка не умер вовсе. С другой – не могла ослушаться приказа. А вид страдающего подростка побуждал еще и к тому, чтобы призвать медикуса, который облегчил бы страдания по сути совсем еще мальчишки.
– Никто отсюда не выйдет, – наконец отдышавшись, произнес Петр. – Дайте подумать малость.
Итак. Нужен ли он кому живым? И не захотят ли его придушить, раз уж и соборовать успели? Нет. Это вряд ли. Долгоруковы, те должны вцепиться в него мертвой хваткой. Остерман? Умен, зараза, того веса не имеет, но все же кое-что может. Ему куда лучше, если власть перейдет в другие руки, потому как, подобно Меншикову, Петра он упустил из-под своего влияния. Лиза? Это вообще кукла. Она опасна, только если трон станут прочить ей. Но ведь он не знает, кого там определили в наследники, тестамент он так и не подписал, а чего они там нарешают – бог весть. Может, тетка его сейчас уж примеряется к трону. Тогда она опасна, очень опасна.
Значит, Долгоруковы. Только они смогут обеспечить его безопасность. Но только и среди них нужно уже сейчас сеять раздор. Больно много силы взяли. А как женится император на Катьке ихней, так им и вовсе равных не станет. Опять будут им помыкать направо и налево. С чего начать?
- Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов - Альтернативная история
- ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн - Альтернативная история
- Кавказец - Константин Калбазов - Альтернативная история
- Одиссея Варяга - Александр Чернов - Альтернативная история
- Фронтир 2 - Константин Калбазов - Альтернативная история
- Фаворит. Полководец - Константин Калбазов - Альтернативная история
- Мартовские колокола [Litres] - Борис Батыршин - Альтернативная история
- С 4 (СИ) - Калбазов Константин Георгиевич - Альтернативная история
- Альфа Центавра [СИ] - Владимир Буров - Альтернативная история
- Ответ Империи - Олег Измеров - Альтернативная история