Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий

— А как бы вы сами хотели туда попасть, король? — лукаво улыбнулся патрикий. — Представьте, что вы можете все. Что вы сделаете?

— Возьму четыре тысячи всадников и разорю половину Австразии, — не задумываясь, ответил Добрята. — А потом куплю за добычу бургундскую знать и заберу то, что мне принадлежит по праву. Братец Дагоберт, как я от купцов слышал, только бабами и охотой интересуется. Все скучает, зажравшийся кусок дерьма. Ну, так я его развлеку. Эх! Жаль только, денег у меня нет на такой поход.

Молодой варвар ушел, а протоасикрит обдумывал этот разговор, вспоминая каждую деталь, каждую мелочь. Да, парень неотесанный мужлан, как и все германцы. Да, он показался поначалу самозванцем, который хотел бы прожить до конца жизни на деньги императорской казны, но он им не был. В этом патрикий был совершенно уверен, и с каждой минутой эта уверенность крепла. Ну, откуда, скажите на милость, паренек из аварского кочевья мог знать, что Эрменберга уехала к отцу девственной. О таких вещах не судачат на всех углах. А если и судачат, то не через пятнадцать лет, и не в аварской юрте. Откуда он мог знать имя наложницы Теодориха? Ведь его с огромным трудом нашли в старых архивах. Парень не знал некоторых деталей, так он был тогда очень мал и не мог их знать. Он выглядит довольно молодо, но его точный возраст никто не знал. Он был то ли вторым, то ли третьим сыном Теодориха, и никому не было никакого дела до даты его рождения. Все похоже на то, что этот громила с тяжелым взглядом убийцы и есть пропавший король. И если у патрикия еще оставались какие-то сомнения, то после последнего вопроса они исчезли совершенно. Ну, какой, скажите на милость, самозванец по доброй воле поедет в Галлию, на верную смерть? Все они хотят сидеть в Константинополе, получая пенсию от щедрот императора, и рассказывая, как сильно они мечтают попасть на родину. Этот парень не таков. Его гнусная семейка, захватившая имперскую провинцию полторы сотни лет назад, порождала только таких королей, как он сам. Неотесанных, воинственных и свирепых, словно дикие звери. И спаси господи бессмертную душу юного короля Хильдеберта, если он попадет живым в руки своего далекого дяди. Тогда он позавидует своим покойным братьям.

Да, это дело могло выгореть. И в нем не будет участвовать надоедливый, словно муха, доместик Стефан. Он и так обласкан императрицей, хватит с него. Патрикий позвонил в колокольчик, а когда в дверь с самым почтительным видом зашел слуга, приказал:

— Готовьте корабль, завтра я отплываю в Трапезунд.

Глава 5

Июнь 628 года. Земли племени вислян (совр. южная Польша).

Чем дальше шел разговор, тем сильнее Само убеждался в том, что завоевательные войны надо временно прекратить. Пьянка с владыками словен, окопавшихся в нижнем течении Вислы, шла уже третий день, и это надо было заканчивать. Самое скверное, что толку от этого общения не было почти никакого. Места эти были редкостной глушью, где и народ жил исключительно простой и незамутненный. Висляне пребывали в каком-то своем мирке, не тревожимые почти никем. Авары до этих мест добирались так давно, и ушли так быстро, что местные даже испугаться толком не успели. За давностью лет страх окончательно притупился, а тутошние ляхи стали считать себя непобедимыми воинами, как и все мелкие народцы, на которые никто не нападает ввиду полнейшей ненадобности. И, впрямь, лезть в эти земли с войной было бы полнейшей глупостью. Сотни мелких деревушек, усеявших берега Вислы и ее притоков, были окружены густейшими лесами и непроходимыми болотами. Искать в этих дебрях людей, знавших родные места, как свои пять пальцев было заведомо гиблым делом. Будешь вместо правильной войны ловить стрелы и дротики, которые перед этим заботливо воткнут в хорошо подгнивший труп. Можно было бы вернуться сюда зимой, конным рейдом пройдя по льду рек, и разорить мелкие селения, но зачем? Война — это деньги, и деньги очень большие. Потому-то впервые за все время в совещаниях военных принял участие глава Денежного Приказа боярин Збыслав. Его вердикт был однозначен. Поход регулярного войска в ляшские земли будет заведомо убыточен. Даже ожидаемый полон и будущая дань не покроет затрат. А про добычу и говорить нечего — нет ее там. И потом, после того похода, обозленные ляхи будут убивать купцов и грабить грузы. Можно, конечно, снова повторить карательный поход, но стоит ли оно того? Не стоит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Самослав интуитивно и сам догадывался об этом, но для Деметрия и трибунов пехотных тагм, ставших драгунскими, это стало полнейшим откровением. Тут к войне относились иначе, почти как к священнодействию, где проявляется мужество, где зарабатывается авторитет и получается добыча. А тут щуплый мужичок разложил им по-простому, чего для казны это священнодействие будет стоить. Потому-то и поехал князь Самослав в гости, чтобы договориться, взяв с собой конную полусотню в тяжелой броне, на случай, если в головы вислян невзначай прокрадутся дурные мысли.

Встреча была назначена у священного дуба, где все владыки принесли жертвы. Самослав подарил каждому по хорошему шлему и по ножу с клеймом Лотара, и теперь те сидели, разглядывая переливы металла, словно завороженные. Жизнь тут была небогатая, железо все еще считалось ценностью необыкновенной, а кузнецы были местными колдунами, окруженными страхом и почетом.

Также князь взял с собой бочонок настойки, на которую возлагал немалые надежды. Куда большие, чем на подарки и серьезные разговоры. Впрочем, настойка не помогла, и разговор не задался.

— Не надобно нам тут чужаков, — уставился пьяным взором один из местных вождей. — Мы про тебя, владыка Самослав, слышали. Силен ты, говорят, но и мы тут не пальцем деланные. Любому отпор дадим!

— Да! Да! — закивали лохматыми головами остальные. — Не надобно нам тут факториев твоих. Сами в своих землях разберемся. Купцы пусть приходят, а селиться в наших землях не позволим никому!

— А если нападет на вас кто? — бросил пробный шар князь, уже заведомо зная ответ. — Я помог бы, по-соседски.

— Да нас тут… Да мы их … Ого-го! — понеслась со всех сторон пьяная похвальба.

На этом они и расстались, а князь повернул назад. Он допускал, что эти переговоры ни к чему не приведут, а потому в землях голеншичей готовили здоровенные лодки, которые потом волоком перетащат к мелким притокам Вислы, благо было до них миль десять, не больше. За эти лодки казна заплатит чистым серебром, а на него потом будет куплен товар, произведенный на княжеских же мануфактурах. Экономика молодого государства работала, как часы, перекачивая потоки серебра обратно в казну. Впрочем, тоненькие ручейки его текли мимо, оседая в кошелях пронырливых торговцев, добирающихся и до этой глухомани, или иноземных купцов, посещающих Большой Торг.

Князь ехал домой, жалея потраченного времени и нескольких ведер настойки. Путь на север был нужен, как воздух, ведь ворота Константинополя были открыты для купцов из Новгорода. Но ввязываться ради этого в бессмысленную дорогостоящую войну! Увольте!

— Я, княже, вот что думаю, — Збыслав повернул к государю опухшее от длительных переговоров лицо. — Может, Вышату к поморянам послать? У него хорошо получается с тамошними владыками договариваться.

— Хорошая мысль! — протянул Само. — Они же на побережье живут. Пусть тогда они сами янтарь добывают и нам продают.

— А если напрямую захотят продавать? — задумался Збыслав.

— Не пропустим, — уверенно сказал князь. — Будут нам по твердой цене его сдавать. А умничать станут — конфискуем. Нужен нам тот камень, Збыслав. Марк из Константинополя в каждом письме про него спрашивает. Так что это дело мы до конца доведем. Сам понимаешь, взялся за гуж…

— Не говори, что не дюж! — с готовностью продолжил Збых, который присказки государя выучил наизусть.

— Не угадал, — покачал головой Самослав, и познакомил его с новой мудростью. — Взялся за гуж, обосрался и стой. А на ляхов мы аварскую молодежь пустим. Она все равно нам ничего не стоит. Пусть слегка поучат их жизни, а то расслабились в глухомани своей. Не люблю я дерзких дураков. Дурак — он тихим должен быть и почтительным. На то он и дурак.