Ведьма по имени Любовь (СИ) - Эльм Александр

— Что видишь? — по интонации слышу, что сова удивлена. Мое лицо пылает, но я начинаю рассказывать. Хриплым голосом, не упуская ничего и от этого мне так приятно, что мир начинает вертеться как карусель, набирая и набирая скорость. А видение не отпускает, набирая совсем уж штормовой силы. Давясь словами я рассказываю как хочется смотреть в карие глаза над лицом, но свои — то глаза так и норовят зажмурится, как я приподнимаю бедра вместе с Судьей, и мы сливаемся уж совсем в одно целое, как он переворачивает меня на бок, и обнимает сзади… Я не знаю от чего я сгорю — от стыда, или от наслаждения, но конца и края этому не видно, так что сгореть придется обязательно.

ЛЮБА Глава 17. Демография требует коррекции

Удар отрезвляет, я вижу сову, которая только что с размаху кинулась мне в лицо и отскочила. Беспощадные желтые зенки буравят меня. Из носа густо течет кровь, и меня накрывает оргазм. Я вижу, как моя кровь капает с губ Судьи, как его пальцы оставляют кровавые полосы и пятна на моей груди и животе, слышу как он издает рык, тем самым диким басом. Или это гремит гром, снова наступила Воробьиная, и меня убьет молния? Пальцы Судьи входят в мой зад, они мокрые, я не никогда не занималась аналом, а кровь течет из носа, как вода из крана, подушка мокрая, и простыня мокрая, но не от крови, а от меня, сейчас я хочу, хочу, я знаю, что когда его член прорвется через мой нетронутый сфинктер, и я почувствую тяжесть внутри — нас не разъединит уже ничто! Я судорожно слизываю кровь, но вовсе не для того чтобы остановить. Пусть течет обильнее, мне безумно нравится ее вкус, она соленая, как сперма Судьи, которая еще не высохла на губах..

— Люба-а-а… — слышится издалека-издалека.

— Не мешай, старая… — выдыхаю я. Судья сжимает мои ягодицы, его член протискивается в задницу.

— Смотри. — голос Бабки абсолютно спокоен, но яркую боль сзади, будто выключили.

В багровом дыму я вижу улицу, обычную, летнюю улицу. Нестерпимо ярко бликуют под июльским солнцем витрины, катятся машины, окутанные жарой прохожие весело перебегают из тени в тень. Мальчишка лет десяти выскакивает на дорогу, точно под мотоцикл. Со всех сторон визжат тормоза, мотоциклист пытается выбраться из под упавшего мотоцикла, а отброшенный ударом мальчишка бьется на мостовой. Крови не видно, просто ударился об асфальт. Просто? Белобрысая головка судорожно дергается раз, другой, третий. Я в жизни не видела агонии, но узнаю ее. «Скорая» не успеет.

— Смотри! — Бабка страшно злится.

Я вижу салон маршрутки. Сквозняк из всех окон и люков в потолке не может разогнать жары, пассажиров много. Тетка прилипла к заднему стеклу и умиленно воркует:

— Дергается, бедненький, как дергается…

Она смотрит на уменьшающегося, удаляющегося ребенка на мостовой, и воркует, булькает. Впилась взглядом в дергающуюся белую головку, спешит напиться зрелищем, пока маршрутка совсем не уехала. Глаза подернулись поволокой, на и губах слюна и рефлекторная улыбка. Как приятно, как он дергается, бедненький…

— Перестаньте!!! — визжу я, и дупло превращается обычную черную дыру. — Что это за уродище? Откуда вы ее выкопали?

— Вечером получишь имя, фамилию, отчество, режим дня, домашний адрес, адрес офиса. Женщина, как ты успела заметить, садистка. Успокойся, Люб, возьми.

Сова спрыгивает с верхней ветки на мою, в клюве белый платочек.

— Ты вся в крови, еще и плачешь. Аркеной с Варькой увидят такую — не узнают. Успокойся, говорю, вытрись. Видение прошлогоднее. Мальчик выжил, чудом успели. А садистка из маршрутки и есть мишень твоего Первого Сглаза.

— Она сдохнет?

— Ну-ну, Люба, не усердствуй. Не наше это дело решать — кому жить здесь, кому пойти в путешествие по мирам. Она рожать собралась. Будет мальчик. И мама воспитает такое, что лучше тебе и не знать. Баба старается, держит садизм в узде, сына обижать не будет. Но это не поможет. Пацан унаследует вот эти слюнявые губы, и глаза с поволокой. Такая демография требует коррекции, вот и займешься.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сглаз прерывает беременность?

— Опять же, многовато на себя берешь. Нет, Сглаз, если он будет удачным, испортит характер мальчишки. Мальчик будет непослушным. Вредным. Настолько, что, сам того не ведая, отторгнет садизм матери, который в него будут впихивать темные силы. Он вообще будет отторгать все без разбора. У него появляется шанс стать человеком. Если бы мать знала об этом, она бы в ножки тебе поклонилась. Но она не знает, и не узнает. Будет всю жизнь люто проклинать тебя, как источник постоянных ссор с сыном.

— Меня?

— Она интуитивно поймет, что ты есть, все ж таки женщина, хоть и порченая. Только никогда не узнает тебя. Даже если Вам доведется жить в соседних квартирах.

— А если я провалю Сглаз?

— Вероятно, получим кровавого безумца. Иди к машине, возвращайтесь в город. Выспись перед завтрашним днем. А мне тут еще кое-что доделать надо.

ЛЮБА Глава 18. Поединок

На Сглаз я собиралась как юная дворянка на первый бал. Даже волосики на «красавице» выбрила изящной «птичкой». В строгом, «под леди», костюме, причесанная, сосредоточенная.

Мерзавку — цель я за вечер изучила подробнее, чем себя, и не ожидала больших трудностей. По всем признакам сглазить гадину можно попросту взглядом, защита у нее никакая.

Я устроилась в сквере на скамеечке и нырнула в туманные бури моих энергетических вихрей. Надо было собрать несколько сердитых потоков в общий луч. Ты у меня получишь, будущая мама. В груди все сильнее бурлило и клокотало, неземная музыка врывалась в уши, тело горело. Разбуженное ведьминское лихо рвалось на волю. Впрочем, глаза за целевым отрезком тротуара следили автоматически, без моего участия, в нужный момент они «разбудят» хозяйку.

Наталья Олеговна вышла из маршрутки точно в расчетное время. Я видела, как движутся под платьем ее крупные лопатки, и могла бы прошить жертву взглядом в нужной точке, не вставая со скамейки. Но, как всегда, подвел перфекционизм. Решила бить наверняка, подхватилась, зацокала каблучками вдогонку за толстухой-жертвой. Ближе, еще ближе, почти в упор.

Ударило будто доской. Я врезалась в невидимую стену и едва не грохнулась навзничь. А через дорогу ко мне широко шагал творец «стены». Да-да, та самая сволочь, с которой я так восхитительно мысленно трахалась в дупле! Я вонзила приготовленный для жертвы луч, но только зря ушиблась. Бить сглазом обычную дуру, или изготовившегося к схватке Судью — это разница. Мой луч разлетелся не то что на куски — на искры, в пыль! Ответный удар невидимого бича перечеркнул меня наискосок. Пальцы свело судорогой, теперь я не могла колдовать. Судья подхватил под руку вовремя, я всерьез собиралась упасть.

— Идем вон в то кафе. — может мне показалось, но его чертов бас звучал не так гулко, как раньше. — Дождемся Конвоя, это с полчаса, Братья заняты. Сдам тебя, пусть Капитаны разберутся — можно ведьмам на прохожих нападать или нет.

— Врезала бы я тебе… — выдавила я, язык слушался плохо.

— Не стоит усилий. — Судья, кажется, сказал это с явным сочувствием к дурной малолетке. — Я позаботился. В радиусе 100 метров все уверены, что мы супруги. В семейный скандал никто вмешиваться не станет.

— Сейчас мои подгребут, увидим, кто кого и куда сдаст. — прошипела я, плюхаясь на пластмассовый стульчик.

— Я в курсе, что на Первый Сглаз ведьмы обязаны ходить без охраны и групп поддержки. Пока тебя хватятся, будет поздно. Ты любишь американо, экспрессо или латте?

— Большой латте.

— Два больших латте, пожалуйста.

Я лихорадочно соображала, как исправить ситуацию, вариантов не находилось. Принесли кофе.

— Виктор. — он взглянул мне в лицо, кажется впервые с начала нашего поединка.

— Охрененно полезная информация! — огрызнулась я.

— Нехорошо так пить кофе — я знаю, что ты — Люба, а ты про меня не в курсе.