Символы распада - Чингиз Абдуллаев

Буквально через полтора года помощник Президента провинился, уличенный в отношениях с опальными чиновниками, которых Хозяин удалил от двора. Его с треском сняли, а на его место был рекомендован Манюков, исполнительный, дисциплинированный, выдержанный человек. Президент был вполне доволен его работой.

Сегодняшнее совещание повергло Манюкова в шок. Он никогда раньше и не представлял себе, что подобное оружие возможно. С ненавистью подумал он о прежней системе: значит, они готовы были пойти даже на такие меры для победы в атомном противостоянии. Манюков никогда не был членом партии, и его с огромным трудом утвердили заведующим кафедрой истории. Считалось, что историки обязательно должны быть коммунистами. Но в восемьдесят седьмом году это оказалось уже не столь обязательно.

Он приехал домой в подавленном настроении, отказался от ужина и заперся в своем кабинете, где улегся на диван и довольно долго пробыл в состоянии оцепенения, пока жена не сообщила ему, что приехали дочь с зятем. Пришлось подниматься с дивана. В отличие от оболтуса сына, которого с трудом удалось освободить от армии, устроив на работу во вневедомственную охрану, дочь радовала отца. Она с отличием закончила институт иностранных языков, работала в Институте США и Канады, где и познакомилась с Сашей. Он к тому времени был одним из ведущих сотрудников института, после возвращения из двухлетней командировки в США, где работал в ООН. Молодые люди сначала встречались, а потом поженились с одобрения родителей. Сашин отец умер, когда сын заканчивал институт. Он был военный, генерал, и Манюков гордился таким родством. Они были женаты уже восемь лет, и у них было двое детей.

Зять всегда помогал ему советами в особо трудных ситуациях. Именно он настоял в восемьдесят девятом, чтобы Манюков согласился на выдвижение в депутаты. Именно он посоветовал тестю идти работать в аппарат Президента. К тому же Саша организовал солидное дело, совместное предприятие, которым занимался его брат и которое приносило солидную прибыль.

Манюков вышел к родным с опухшим лицом. Сына, как всегда, не было дома. Дочь привезла внуков, семилетнего мальчика, похожего на Сашу, и пятилетнюю девочку, почему-то тоже похожую на Сашу. Тем не менее Манюков любил внуков больше всего на свете. Он обрадовался и впервые за вечер улыбнулся.

— Почему так поздно? — спросил он у зятя. — Уже десять часов вечера.

— Света только недавно приехала, — пояснил зять, — мы с семи ее ждали. У нее какие-то дела с мамой, вот она и решила приехать. Вы не беспокойтесь, Виктор Федорович, мы скоро уедем.

— Вот еще глупости, — вздохнул Манюков, — я не из-за этого беспокоюсь. А из-за вас, из-за детей. Им же спать нужно, мальчику в школу рано вставать.

— Сейчас же каникулы, — засмеялся зять, — какая школа. Вы, видимо, совсем заработались у себя на Старой площади.

— Да, — сконфуженно признался Манюков, — действительно каникулы. Я совсем забыл.

— Мы поэтому и приехали, — пояснил зять, заговорщицки подмигивая. — Хотим малыша с собой взять на Бермуды. Будем там отдыхать в этом году. А девочку у вас оставим, она маленькая еще.

— Конечно, конечно, оставьте, — заволновался Манюков. — Какой может быть разговор?

— Идите к столу, — пригласила жена, — я уже чай приготовила. Почитай, весь вечер вас ждали.

— Ничего страшного, — улыбнулся зять, — чай не убежит. А вы, Виктор Федорович, сегодня какой-то странный, больны, что ли?

— Нет, — мрачно ответил тесть. Воспоминание о совещании снова отозвалось в сердце непривычной болью. — Неприятности на работе.

— Какие неприятности? — удивился зять. — Президент вас уважает, журналисты не трогают, даже оппозиция считает вас порядочным человеком. Вы почитайте, как они других помощников кроют. Разве у вас могут быть неприятности?

— Могут, — махнул рукой Манюков, — я же говорю — по работе. Не личные.

— Случилось что-нибудь? — шепотом спросил зять.

Манюков колебался. Вообще-то он всегда советовался с зятем. Тот был не по годам умен и мог дать толковый совет. С другой стороны, нельзя было рассказывать о том, что случилось на заседании у Президента.

— Пойдемте в кабинет, — вдруг предложил Саша, видя его колебания. — По-моему, вы мне хотите что-то рассказать.

Он оставил сына и прошел вслед за тестем в кабинет. Манюков подумал, что так, наверно, будет лучше. Он испытвал потребность поделиться с кем-нибудь ошеломляющей новостью. А с кем можно сделать это лучше, чем с Сашей.

— У нас неприятности, Саша, — сказал он, когда они остались одни в кабинете.

— Проблемы с Ираком? — Зять знал, что вылетевший в Страсбург министр иностранных дел будет обсуждать и этот вопрос со своими европейскими коллегами. Впрочем, об этом писали во всех газетах.

— Хуже. Появились проблемы с хранением разного рода материалов, — постарался уклончиво объяснить тесть.

— Каких материалов?

— Радиоактивных. — Он все-таки не имел права говорить о том, что это было за оружие.

— Ну и что? У нас Чернобыль был, и никто из-за этого особенно не переживал.

— Теперь будут. У нас договор уже подписан с американцами. И его утверждать нужно будет в Думе. Такой скандал поднимется. И потом, ты сам знаешь, как американцы относятся к возможности хищения разного рода радиоактивных материалов. Мы только сейчас убедили сенат и конгресс США в том, что не собираемся поставлять в Иран компоненты для атомной электростанции. Представляешь, какой там будет скандал, если они узнают, что мы скрывали еще кое-что? Я ведь сам ездил в Вашингтон на переговоры, договаривался от имени страны… — Тесть вздохнул. — Вот поэтому говорят, что мораль и политика…

— Подождите, — прервал его зять, при чем тут оружие? Вы же говорите — радиоактивные материалы? Это, наверно, отходы?

Раз начав, нужно было договаривать. Манюков вздохнул.

— Нет, — сказал он, решившись, — это не совсем материалы. Это почти готовые компоненты для оружия.

— Какие компоненты? — снова не понял зять. — Их же невозможно применить без ракеты-носителя.

— Эти можно… — Он и так уже сказал больше, чем было дозволено. — Эти можно, — повторил он с отчаянием.

— О чем вы говорите? — очень тихо спросил зять. — У нас что, украли ядерную бомбу?

— Почти. И не будем больше об этом. Просто скоро по всему миру будут выставлять меня лжецом и мошенником. Президент мог не знать о существовании некоторых видов оружия, но я обязан был думать, прежде чем давать слово. — Он с отчаянием махнул рукой. — В политике нельзя быть искренним человеком, — убежденно сказал он в заключение.

— Вы не переживайте, — нерешительно сказал зять, — может, все еще обойдется.

— Да уж теперь вряд ли. Ничего, — грустно усмехнулся тесть, — пойду преподавать. Думаю, меня еще возьмут преподавателем. Придется в любом случае всю вину брать на себя. Я же не имею права подставлять Президента.

— Да, конечно, — рассеянно подтвердил Саша.

— Только ты никому ничего не рассказывай, — спохватился Виктор Федорович. — Сам знаешь, я тебе как родному, как сыну.

— Да не переживайте вы, — успокоил его зять, — все будет хорошо. Не нужно так волноваться.

Когда семья дочери уехала, Манюков отправился спать. Но спасительный сон не приходил. Он решительно поднялся, прошел на кухню и принял реланиум, надеясь успокоиться и уснуть.

Вернувшись домой, Саша долго не мог найти себе места, пока наконец не подошел к телефону. Подняв трубку, он почему-то воровато оглянулся и уже затем более уверенно набрал номер телефона.

— Алло, — сказал он быстро, словно опасаясь, что на другом конце провода повесят трубку или назовут себя раньше, чем он успеет сказать нужные слова. — Вы будете завтра в клубе? Давайте встретимся. Я хочу предложить одну тему для вашей газеты.

— Завтра, — ответил ему собеседник с легким акцентом, — давайте вместе выпьем кофе. Завтра в двенадцать часов.

Саша положил трубку и снова оглянулся. На пороге стоял его сын.

— Ты почему не спишь? — строго спросил Саша.

— А ты почему не спишь? — спросил, в свою очередь, мальчик.

— Иди спать, — разозлился отец, — поговори еще у меня.

И, не сказав больше ни слова, он повернулся к ребенку спиной, давая понять, что разговор окончен.

Поселок Чогунаш. 6 августа

Такого количества именитых гостей Центр не помнил. Новость о похищенных ЯЗОРДах уже стала темой обсуждения не только всех работающих в Центре, но и тех, кто жил в академическом городке. Новостью было и полное молчание всех телефонов. Теперь для самых срочных звонков приходилось идти к коменданту городка, а там разговаривать в присутствии сразу нескольких сотрудников ФСБ, памятуя о том, что нельзя упоминать о случившейся пропаже.

За эти два дня Игорь Гаврилович Добровольский, директор Центра, постарел на несколько лет. Он по-прежнему не верил в случившееся, все еще не хотел верить, хотя было очевидно, что два контейнера в хранилище пусты. Если учесть, что пленку с входящими и выходящими из хранилища сотрудниками просматривали сотни раз, фиксируя, кто входил и кто выходил, если учесть, что ничего не говорило о возможном похищении двух контейнеров. Если учесть, что были арестованы начальник охраны Центра полковник Сырцов и его заместитель подполковник Волнов, а директор, как порядочный человек, считал, что основная часть вины лежит именно на нем, то можно представить себе его состояние.