Иные песни - Яцек Дукай

С пальмовой аллеи они свернули в более низкие предместья. В тенистых улочках здесь непрерывно длился один огромный сук — база. Казалось, будто каждый обитатель этого квартала чем-то торгует, что-то продает, во всяком случае, готов продать, достаточно было выразить хоть малейшую заинтересованность его, торговца, одеждой, домом, имуществом, детьми. Товары выкладывались на ступенях, в окнах, на балконах, непосредственно на земле или на импровизированных стойках. Антон тут же объяснил, что здесь и в самом деле верят в «лавки глупцов» — только глупец подошел бы и начал непосредственную торговлю. Достаточно начать беседу с торговцем, достаточно, чтобы он тебя коснулся, взял за руку — и не заметишь, как пройдет час, а ты останешься с кучей ненужных вещей, потратив все свои деньги до последнего гроша. Как говорит неургийская народная мудрость, каждый второй измаилит — это демиург жадности. А здесь, в Воденбурге, можно встретить персов, индусов, арабов, негров и эгиптян, прибывших прямиком из-под солнца Навуходоносора. Неургийцы все еще видят в них экзотических магои, которые обыкновенных, «глиняных» людей без труда склоняют к своей морфе. Тут не было ясно, разделяет ли Антон эту уверенность или нет, когда он столь обширно рассказывал про воденбургские обычаи и объяснял ритуалы. Покупать следует только через посредника или, по крайней мере, сохраняя определенную дистанцию, не отзываясь, лишь показывая на конкретные товары длинной палкой. Свои заказы Абель с Алитеей передавали Антону шепотом. Он всякий раз начинал с того, что указывал на совершенно иной предмет. Толкучка в это время была настолько большой, что брат с сестрой не раз меняли собственное мнение, неуверенные в собственных желаниях под расходившимся керосом.

И так вот, из улочки в улочку, с одной площади на другую, а за углом всегда находилось нечто еще более привлекательное — выходило на то, что они никогда отсюда не выберутся. Никто не может полностью выстоять перед морфой сука, даже бедняка можно запутать в паутине бессильных желаний; особенно бедняка. Среди всего прочего Антон купил изящный готский канджар из черной, пуринической стали, с рукоятью, вырезанной в виде головы священной кобры (для Абеля) и деревянный пифагорейский кубик вместе с набором ножных браслетов, изготовленных, якобы, во времена первого нашествия Народов Моря (для Алитеи).

И они наверняка бродили бы так до самых сумерек, если бы не неожиданное движение толпы, подхватившее их за собой — людская река выливалась между домов прямиком на северные луга. Не успели они сориентироваться, о чем, собственно, говорят окружающие их люди, что покрикивают возбужденные дети, опережавшие их бегом целыми кучами — Абель с Алитеей уже стояли в первом ряду зевак, охваченные той же самой морфой бескорыстного любопытства, засмотревшись на неспешное шествие повозок и животных.

В первых рядах достойно шли элефантийные морфезооны: индийские берберы и вавилонские бегемоты, покрытые шерстью с карминовыми полосами, укладывающимися в спиральные узоры. С гигантских туш берберов свисали, почти что заметая землю, желтые штандарты со стилизованными надписями на пракрите. На спинах элефантов, на шее и за лопатками сидели полуголые всадники, худощавые мужчины и женщины из под азиатской морфы, которые были, как догадался Абель, укротителями, демиургами зверей. У всех у них была серо-коричневая кожа и длинные черные волосы, связанные толстыми узлами; по ним прохаживались десятки, сотни мух и других насекомых, тучи тех же насекомых кружили у них над головами, чтобы тут же покрыть тела бестий. На топорно вытесанные морды вечно сгорбленных бегемотов была наложена сложная упряжь, заслоняющая им глаза, рядами крючьев и цепей пробивающаяся сквозь поморщенную шкуру и твердую кость вовнутрь пасти и в самую средину угловатого черепа. Бегемотов первоначально сформировали для войны, и все так же, во всех своих видах, они отличались податливостью к неожиданным, внезапным приступам ярости, в которых зверь бросался прямо перед собой, раздавливая, растаптывая и разбивая все на своем пути; а поскольку их сформировали таким образом, чтобы их было максимально трудно уничтожить, лишь немедленное уничтожение мозга животного давало какую-то гарантию удержания такого бешеного натиска и атаки. Укротители, в теории, могли управлять бегемотами, но большинство цивилизованных стран не впускала зверей в собственные границы без надетой на них «упряжи смерти». Теперь же, с каждым шагом пары чудищ — бух, бух, тряслась земля — у зевак из уст вырывались пугливые вздохи, и линия толпы волновалась — полшага вперед, полшага назад, Абель с Алитеей двигались вместе с остальными; Абель стиснул сестру за руку, и они следили за животными симметричными взглядами. В следующую очередь, уже за морфезоонами, катились высокие повозки, которые тянули парные упряжки ховолов. На открытых платформах представляли свои умения акробаты, жонглеры, демиурги огня, воды, воздуха и железа, иллюзионисты и магои. Вдоль каравана, от самого его конца, теряющегося в клубах пыли на спускающейся с северных холмов дороге, до сворачивающей на луга головы похода, скакали на тонконогих зебрах всадники, хриплыми голосами издающие короткие окрики на нескольких ломаных языках попеременно и размахивающие дзунгуоньскими факелами, из которых выстреливали фонтаны цветастых искр.

Абель не различал выкрикиваемых визгливых слов, но он и не должен был. Парень тихо рассмеялся, склоняя голову к Алитее — морфа детской увлеченности притянула их к себе.

— Цирк приехал!

Δ

БОГ В ЦИРКЕ

«Циркус Аберрато К’Ире», гордящийся традициями, доходящими еще до римских пандаймониев, и объявляющий себя крупнейшим передвижным зрелищем в Европе, этой весной начал вояж вокруг континента, направляясь вдоль северного побережья Франконии, и Воденбург очутился у него на пути пятым по очередности.

Цирк и вправду был большим: две сотни людей, полтысячи животных, несколько десятков массивных повозок. На воденбургских лугах он расположился концентрическим созвездием пестрых шатров, оставляя в средине пустой круг арены. Ночью там в землю вкопали три высоких столба для акробатов. Клетки и загородки с животными были организованы в закрытый зверинец с северной стороны обоза; от зевак, желающих поближе поглядеть на экзотических зверей брали по полгроша. Аберрато зарабатывал, но Аберрато и тратил — большие суммы он выплачивал воденбургскому текнитесу погоды, старому Ремигию из Плачущей Башни, чтобы тот, по крайней мере, попытался обеспечить несколько дней без дождя. В случае портовых городов сложно было иметь уверенность, тем более, в портах со столь большим движением, с кораблями, постоянно входящими в залив и выплывающими из него. Тем не менее, в первый день выступлений небо оставалось безоблачным, с востока дул теплый ветерок, и пан Бербелек позволил вытащить себя из дома без особого сопротивления — хотя, может он и вправду хотел доставить удовольствие сыну и дочке? Благодаря его, Алитея робко улыбнулась — долгий взгляд из-под черных ресниц, ямочки на щеках, бессознательно наматывает волосы на пальчики — и ледяной коготь разодрал сердце Иеронима.

По традиции западный квартал зрительных мест предназначался для богатых горожан, то есть тех, кто мог заплатить за сидячее место. Здесь поставили несколько рядов кресел и стульев, правда, несколько потасканных, за ними еще дюжину лавок; остальные зрители должны были толкаться возле высоких барьеров, ограждающих арену. Большая часть зрелища должна была произойти выше уровня земли — либо на столбах и растянутых между ними канатах, либо на поспешно возведенной цирковыми ремесленниками сцене высотой в пять-шесть пусов, где сейчас, перед началом выступлений труппы Аберрато, выставляли свои вульгарные пантомимы местные актеры. Но вот выступления зверей и некоторые фокусы демиургов стихий не могли быть представлены нигде иначе, как только внизу, на земляной арене, так что стоящие подальше их просто не увидят. Пан Бербелек заплатил несколько дополнительных грошей и обеспечил себе четыре места в первом ряду. Четыре — дело в том, что он намеревался совместить приятное с полезным и пригласил Ихмета Зайдара. На такого типа выступления в Воденбурге всегда приходили чуточку раньше, относясь к ним как к светским событиям. Иероним надеялся обговорить в это время с нимродом дела компании, тем более, что Абель с Алитеей сразу же куда-то исчезли.

Но только лишь мужчины уселись, закурили свои никотианы и обменялись парой слов, из-за спины раздался трубный голос рытера Кристоффа Ньюте:

— Аа! Аааа! Так вы тоже пришли! А я как раз думал, чтобы вытянуть тебя! Где же эти твои дети? Погоди, сейчас присядем. Эсфирь, Павла и Луизу ты же знаешь. Но, но, познакомьтесь, мои дорогие, с нашим нимродом, Ихмет Зайдар, Ихмет Зайдар, кто-нибудь, передвиньте-ка этот столик, ну, садитесь уже, садитесь, фу, душно как, словно в бане, с этим нашим склеротиком Ремигием оно всегда так, помнишь, как мы заказали успокоить те бури в девяносто первом, могу поспорить, что наш сукин сын их сам вызывал…