Русская философия XXI века. Максимы - Михаил Ермолаев

6. Нормальный человек сам о себе лжет. Он с самим собой не может быть откровенным. Человек вообще тяготится быть человеком, «все мы, – по словам Достоевского, – отвыкли от жизни, все хромаем…», рождаясь не от живых отцов. Мы – мертворожденные. Аутист – это человек, который доводит до крайности норму, показывая правду в ее неприличной форме, в ее несовместимости с фантомным существованием «общечеловека», с его политкорректностью.

Аутист не может любить. Потому, что любить – для него значит тиранствовать и нравственно превосходить. Человек из подполья видит смысл любви в добровольно дарованном от любимого предмета праве над ним тиранствовать.

Герой подполья чтением книг заглушает накипевшее внутри раздражение. Но чтение книг это не жизнь. Это виртуальная реальность. Жизнь – это когда ты что-то сделал, и тебя за это в окно выбрасывают. Наказывают. Аутист захотел жизни, чтобы и его в окно выкинули. Но это, оказывается, не так-то просто. С ним поступили как с мухой. От него отмахнулись. Его не заметили. Этого было достаточно, чтобы потрясти самость аутиста, чтобы злоба начала душить его, а внешне все эти потрясения выглядят как что-то мелкое, дешевое. Например, герой подполья, чтобы выглядеть поприличней, пришил к старой шинели новый воротник.

7. Читая «Записки из подполья», я понял несколько вещей.

Суть человека проявляется не в «я мыслю», а в «я хочу». В эмоции. Здесь человек дан весь, вместе со своими бородавками, без ретуши.

Свою жизнь человек устраивает так, чтобы все время что-то искать и никогда не сыскать разыскиваемое. В жизни человека ничего не кончено, ничто не завершено. В ней есть все и все течет. Ничего не ухватишь, не представишь в совершенном виде. А ухватишь, отметишь словом – тотчас все станет ложно.

«Посмотрите, – говорит Достоевский, – кто счастлив на свете и какие люди соглашаются жить? Как раз те, которые похожи на животных и ближе подходят под их тип по малому развитию их сознания. Они соглашаются жить охотно, но имеют под условием жить как животные…есть, пить, спать, устраивать гнездо и выводить детей…»

Если ты однажды спросил себя, задал себе вопрос о себе, то ты уже не можешь быть счастливым, то есть не можешь в своей жизни быть цветком или коровой, чтобы получать наслаждение. Тебе Бог нужен. Без Бога не может быть человека.

Социум – это глыба, которая раздавливает в человеке человеческое. Достоевский, сдвинув эту глыбу, обнаружил, что человек – это не продукт социума, не производное от культуры. Человек производен от самого себя. Поэтому его лучше рассматривать в подполье, вне систем внешних детерминаций. Человек – это аутист. А аутизм – это процесс вечного несовпадения с самим собой. Различие, порождающее различие. Это ветвящиеся различие не незавершенность человека, не ускользание его «что», а способ его неустойчивого существования, в котором нет места глаголам совершенного вида. Несовпадение с самим собой ставит человека в порядок становления, а не бытия. Если бы человек мыслился в порядке бытия, то тогда у него было бы место в этом порядке, он был бы элементом структуры и полностью исчерпывался бы своим присутствием. Бытие требует от человека совпадения с самим собой, идентичности, объективации, то есть редукции к социальным ролям и социальным статусам.

А поскольку человек невозможен и место его пусто, постольку он одинок, решает одну задачу, а именно: все ли ему дозволено? У реалиста нет таких проблем, ибо у него есть граница, предел возможного. А у аутиста нет границ, нет пределов, нет ничего вне его, нет никакой реальности, того, что бы ему сопротивлялось. Поэтому он изобретает Бога. Реалисту Бог не нужен, Бог нужен человеку, ибо без Бога ничего нельзя, а с Богом не все можно.

Несовпадение с самим собой дает человеку возможность самому воздействовать на себя. Эта возможность открывает перед ним пространство эмоций и чувств. Если бы человек был в порядке бытия, то тогда эмоции ему были бы не нужны. Он совпадал бы с самим собой, обладая некой идентичностью.

Но человек не объектная структура мира, у него есть сознание. А сознание это предел несовпадения с самим собой. Бытие не властно над человеком, ибо человек сам действует на самого себя. А бытие может действовать только через другого. Оно пакостит исподтишка, из засады, извне, полагая себя как причину. Но человек лишь тогда может быть сам, когда для его действия нет причин. Если бы у него были причины, то не было бы лица.

Достоевский относит первичную презентацию свободы в подполье, в котором подчиняет себе, своему произволу, мир обстоятельств. В подполье выбирают. Но этот выбор – это не выбор чего-то объектного, это выбор себя, своей субъективности. Несовпадение с собой обрекает нас на сознание. Ни что не может быть причиной моего действия, кроме меня: ни чудо, ни среда, ни другой, ни тайна, ни Бог. Человек – это невозможность, поэтому его нет среди поименованных другим.

Человек не имеет истории своего происхождения, его нельзя рассматривать в генетических терминах, он всякий раз находится в момент своего рождения, находится у начала, отодвигающего концы. В этом начале Алеша Карамазов, Зосима, князь Мышкин. Все они аутисты. Им противостоят те, кто уже поименованы другим, люди с социальным рефлексом. Реалисты, то есть Федор Карамазов, Смердяков, Свидригайлов. Реалист – это бывший аутист, человек, который в своем подполье выбрал не себя, а среду, развил в себе не сознание, а социальный рефлекс. Их самость забетонирована в саркофаге социальной объективации, поэтому между аутистом и другим не может быть диалога, другой – это чистое насилие. Оттуда, из-под почвы дает о себе знать человеческая магма, оттуда идут толчки, все эти, любимые Достоевским истерии, скандалы, вихри, ураганы и эксцентризм. Неравновесное, неустойчивое, ни к чему не направленное человеческое в человеке хаотично, противоречиво. Всякая вещественность, устойчивость плавится в котле абсурда. Поэтому нельзя говорить, что человек часть мира. Напротив, мир – это часть человека, его застывшая лава. Поэтому-то Достоевский говорит, что слишком широк человек, хорошо бы его сузить. Если бы человек был как стул, вещью, объектом, то он был бы всегда недоделанным, недостроенным, на нем сидеть было бы невозможно и у многих бы появилось бы желание доделать его, завершить. Таким доделыванием занимался Бахтин, придумавший идею полифонии и хронотопа. Согласно Бахтину, завершенность человека придает всегда другой. Но это значит, что человек перестал у Бахтина быть невозможным и стал вершиной возможного, того, что всегда наличествует. Тем самым Бахтин и Достоевский оказываются принципиально несовместимыми в своих взглядах на человека. А диалогизм героев Достоевского – это всего лишь фантом в аутистическом сознании Бахтина.

6. Человек между бредом и галлюцинациями

Бред – это речь без воображаемого, пустое действие языка. Галлюцинации – это воображаемое вне связи с языком. Кто их соединит и как?

Несмотря на многовековую усталость, наука до сих пор не дремлет. Ученые по-прежнему бодрствуют. Они ищут и находят следы все новых форм разумных существ. На Алтае найден ни на кого не похожий Денисовский человек. В Китае обнаружены останки разумных существ неизвестного вида. В Испании в пещере Нерха открыты новые наскальные рисунки.

За всеми этими открытиями стоит один действительно интересный вопрос: что значит быть разумным? Сегодня научное сообщество готово, кажется, окончательно согласиться с тем, что неандертальцы разумны, что они являются параллельным человечеством.

Поскольку идея параллельности обратима, постольку на вполне законных основаниях можно утверждать и обратное, а именно: человечество оказалось параллельным видом обезьян. Что, в свою очередь, наводит на вопрос, не отличается ли человек от всех разумных существ своим неразумием, тем более что в человеке есть одна странность, которая отличает его от обезьян. Дело в том, что, как говорят ученые, реакции людей на внешние раздражители на некоторое время опаздывают по сравнению с реакциями животных. Вот эту странность я и попытаюсь разъяснить, различая реальное, воображаемое и языковое.

Молчание

Неандертальцы, как, впрочем, и кроманьонцы, это были очень умные обезьяны. Они умели делать все, что умеет делать человек. Они пользовались огнем, хоронили умерших, изготавливали ножи и украшения. Мало-помалу труд создал из них разумных существ. Эти существа были недоразвитыми только в одном отношении – они не умели рисовать, схематично обозначать самих себя наподобие того, как это сделано на изображении в пещере Ласко, в ее колодце. А, следовательно, они не могли молчать, лишенные одиночества и мистического самоотчуждения. Первым молчащим существом стал человек.

Молчание является поведением человека-изгоя. В нем впервые высказана претензия на обладание свободой. Молчать – значит, в безумии претендовать на свободу, ибо разумных оснований для того, чтобы была свобода, нет. Когда человек молчит, он, дистанцируясь по отношению к наличному, открывает в себе свою самость. Когда человек говорит, он, наоборот, дистанцируется по отношению к самому себе и посредством языка открывает себя внешнему.