Разгром Деникина 1919 г. - Александр Егоров

Наконец третья основная группа - Союз возрождения - представляла собой сборище энесов, эсеров и меньшевиков, а через «круг» и «раду» - также и казачества (кулацко-эсеровскую его часть). Союз играл роль «оппозиции его величества», но в то же время осуществлял единый фронт с Национальным центром. На своем заседании 14 июля Союз постановил оказывать всяческую поддержку Деникину, однако, как отмечает последний, он ни поддержки, ни особого вреда от этой организации не видел. Даже и тогда, когда осенью 1919 г. белые достигают наибольших успехов и Союз, торопясь не опоздать к московскому пирогу, решает стать «на линию сотрудничества с властью», оставляя за собой право «благожелательной критики» - даже и тогда эта мешанина из «благодушных» интеллигентиков и деловитых кулаков-казаков остается верна самой себе, продолжая плестись в хвосте власть имущих.

Некоторый интерес представляет фигура В. Шульгина с объединившейся вокруг него небольшой группой лиц. Продолжая оставаться на прежней ультрамонархической точке зрения, он вместе с тем отходит от своих единомышленников (Н. Львов, П. Струве и др.) по вопросу аграрному. Вот что он писал 12 декабря 1918 г.:

«Я думаю, что без решения аграрного вопроса ничего не будет. Наш мужик при всем своем варварстве здоров телом и душой... Наши помещики дряблы... У меня явилось внутреннее убеждение, что бороться в этом отношении бесполезно. Но если землю все равно надо отдать, то возникает вопрос, правильно ли мы идем, откладывая этот вопрос до воссоздания России. Ведь главное препятствие этого воссоздания и есть эта проклятая земля» [22]. В Особом совещании в июле 1919 г. из общего числа двадцати четырех членов, заседавших под председательством генерала (сперва А. Драгомирова, потом Лукомского), 8 мест занимали беспартийные «правые», 8 мест принадлежало Национальному центру, 4 - Совету государственного объединения России; остальные места распределялись между несколькими беспартийными, один был правый октябрист. Преобладали таким образом правые, которые в соединении со СГОР имели 12 мест, за ними шел Национальный центр.

Сам Деникин разделял Особое совещание на три группы: 1) беспартийную, но «определенно правую» группу «генералов», 2) политических деятелей правого направления и 3) либеральную группу в составе четырех кадетов и 5 примыкавших к ним членов, в том числе начальника штаба Деникина генерала Романовского [23]. Что касается власти на местах, то в казачьих областях она принадлежала формально кругу, и правительство во главе с атаманом избиралось кругом, а в не-казачьих - ставленникам Деникина в лице губернаторов и чиновников, коих к моменту наивысшего успеха белых имелось 220 человек. В состав последних входили: 8 бывших сенаторов, 18 генералов, 50 действительных статских советников, 22 статских советника, 49 предводителей дворянства и 73 председателя бывших земских управ. В общем, весь государственный аппарат находился в руках старорежимной бюрократии. Верхушка и «ядро» армии состояли из феодальной знати и дворянско-гвардейских элементов.

Надо отметить, что между указанными выше политическими организациями объединения не было. Неоднократные попытки образования «единого фронта» делались в минуты особо торжественные, например, при объявлении акта о признании Деникиным Колчака как «Верховного правителя». В «политические будни» сговоры происходили на основе: борьбы с большевизмом, поддержки Деникина и полной незыблемости частной собственности. Однако практически единого фронта не было. Правые обвиняли Деникина и Национальный центр в слишком «левых» действиях, а левые бросали упреки правительству в реакционности. Сам Деникин провозглашал беспартийность и ставил себе задачей «коалицию» правого большинства с кадетским меньшинством, что, по его мнению, было наилучшим способом для образования антибольшевистского фронта, так же как и политика «непредрешения» основных вопросов государственного строительства. На практике он опирался в первую очередь на юнкерско-помещичьи, а затем на прочие буржуазные группы и на кулацко-бург жуазные слои населения на местах.

Подводя позднее, в 1926 г., итоги своему правлению и анализируя состав своего правительства, Деникин пришел к таким выводам:

«Что же могли дать они [основные политические группировки]южной власти? Тая в идеологии и в практике своей ряд непримиримых антагонизмов, они к тому же захватывали лишь тонкий слой русской интеллигенции, не проникая корнями своими в толщу народную. Их относительный вес и значение основывались не на поддержке «масс», а лишь на участии лиц...

Поэтому-то эти организации могли дать и давали совет, а не опору. Найти опору ни я, ни они не сумели» [24].

Внешняя политика Деникина

Внешняя политика Деникина определялась двумя моментами: зависимостью от поддерживавших его держав Антанты и стремлением выдержать курс на «единую, неделимую Россию». Первый из этих моментов исключал второй, поскольку дело касалось Англии.

К тому, что было сказано выше относительно условий и способов интервенции и ее различных этапов, остается добавить, что Деникин, стремясь сохранить долю независимости, пробовал играть на противоречиях между интересами Франции и Англии. Но это нисколько не помогало достижению его главной цели, т.е. расширению иностранной помощи в борьбе с революцией, между тем как Франция и Англия продолжали вести в отношении бывшей Российской империи ту политику, которая представлялась им наиболее выгодной и возможной по всей совокупности внешних и внутренних политико-экономических условий. Более независимого тона Деникин пытался держаться с Францией. Но это не замедлило отразиться на отношениях к Деникину как французских представителей на юге России, так и влиятельных российских эмигрантских кругов в Париже: симпатии их были перенесены на Колчака, а деятельность Деникина и общее значение его выступления были взяты под сомнение. Протесты Деникина против двойственной политики англичан в Закавказье и в Закаспийской области также не имели последствий, и если англичане эвакуировали свои войска, то под давлением международной обстановки и рабочего движения в самой Англии, а не Деникина, который затем сам просил о продлении английской оккупации.

В некоторой связи с этими отношениями к Деникину стоял вопрос о его подчинении Колчаку. Первоначально в ноябре 1918 г. признание верховной власти Колчака совершилось без всяких трений, но лишь по недоразумению: это признание передал по телеграфу начальник управления иностранных дел Сазонов в отсутствие Деникина, объяснив последнему потом, что признание верховной власти Колчака в пределах его компетентности (обнимающей район власти бывшей Омской директории) еще не означает фактического подчинения. Позднее в официальных сообщениях было установлено, что подчиненных отношений нет, но существует полное единомыслие, и было предрешено слияние после фактического соединения территорий. В сферу Екатеринодара, т.е. Деникина, вошла территория на запад от Волги, Астраханский район и Закаспийская область. Однако такое решение вопроса не удовлетворило союзников, которые настаивали на подчинении Деникина Колчаку, ставя объединение верховной власти в лице Колчака условием признания его союзным правительством [25]. При этом приводились следующие аргументы:

а) мощь сибирских армий и обширность территории, подчиненной Колчаку;

б) впечатление, произведенное в Европе быстрым выходом сибирских войск к Волге;

в) ожидающееся общее признание Колчака при указанном выше условии;

г) значение признания Антантой всероссийской власти, которое исключит возможность признания советской власти как всероссийского правительства.

Но был и еще более основательный мотив, побуждавший Антанту оказать материальную поддержку именно только «Колчаку и тем, кто к нему примыкает», как об этом писал Клемансо в своей ноте к Колчаку от 14 мая [26]. Дело в том, что большая часть золотого запаса царской России (652 млн руб.) находилась в руках Колчака [27], тогда как правительство деникинской Доброволии пользовалось ничем не обеспеченными кредитками, которые до осени 1919 г. даже и печатались-то на Дону.

Деникин передал вопрос о подчинении Колчаку в Особое совещание, которое отнеслось к этому решению отрицательно - «до соединения территорий», тем более, что в конце мая старого стиля (когда последовало предложение о подчинении) дела Колчака на Восточном фронте были не блестящи. Но подчиниться все равно было необходимо, и Деникин подчинился, воспользовавшись мнением Особого совещания лишь для демонстрации той жертвы, которую он якобы принес на пользу «родине» этим подчинением. Жертвы, конечно, никакой не было по той причине, что дальнейшие действия Добровольческой армии вовсе не были сообразованы с этим подчинением Колчаку; между тем оно дало Деникину возможность получить крупные субсидии от Антанты.