Чугунный всадник - Михаил Успенский

Для общества следовало придумать эмблему — символ непьющести. Но не изображать же телеграфный столб, который не пьет потому, что у него чашечки вниз! И вот ночью, оставив торговлю женам, Васичкин и Тыртычный с двумя ведрами водки пробрались на территорию зоопарка и начали угощать всех зверей подряд. От халявы кто же откажется? И слон употребил, и носорог, хотя в первую очередь предлагали животным отечественного происхождения. Медведь и волк безобразно нализались, лисичка пригубила с явным удовольствием, даже заинька косой оскоромился. Отворотила свою противную головку только небольшая зелененькая змейка, но какой же это символ! Звери завыли, заголосили, стали кидаться на прутья. Прибежали служители, вызвали милицию и та, не долго думая, отправила Васичкина и Тыртычного в Заведение, отчего жены трезвятников очень обрадовались, потому что чувствовали себя еще молодыми.

В Заведении Васичкин и Тыртычный поначалу буйствовали, потом попробовали «спокухи» из бачка и стали очень хитренько друг другу подмигивать. Они сразу признали примат Кузьмы Никитича над всем живым и разумным, быстро выучили строевые песни и практически вне конкурса были приняты в санитарную службу под начало к Павлу Яновичу Залубко.

11. МИНИСТЕРСТВО ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Допрежь того, как быть низвергнуту в бездну Заведения и вновь возвыситься там, Павлу Яновичу пришлось пройти многих славный путь. Последовательно развалив во вверенных его попечению областях сельское хозяйство, мебельное производство и точное машиностроение, он был волевым решением переброшен во вновь организованное министерство.

Министерство это возникло, когда, наконец, скрепя сердце и скрипя зубами, был признан факт уродливого явления, удачно прозванного в народе проституцией. Нашлись умы, решившие, что, коль скоро явление это существует, оно немедленно должно быть поставлено на службу интересам государства.

«А Пашу Залубко поставим! — говорили друзья Павла Яновича, окопавшиеся в самых что ни на есть верхах. — Он, правда, у нас проштрафился несколько раз, но ведь это-то — дело нехитрое! Это-то каждый дурак знает! Дело-то житейское!»

Начинать пришлось на пустом месте. Референт Друбецкой-заде (да-да, тот самый!) притащил в кабинет начальника сочинения Куприна, Мопассана, Ремарка и прочую сомнительную литературу. Новопредставленный обществу министр долго рассматривал яркие обложки, но открыть ни одну из книг так и не решился. «Я это все прочел, когда еще пешком ходил! — заявил он референту. — Это нам не подходит, мы пойдем другим путем. Довольно равняться на западную технологию!»

Для министерства было специально выстроено двадцатипятиэтажное здание весьма символической формы. Павел Янович пошел собирать материал к гостинице «Интурист».

«Отзынь, совок!» — сказала ему первая попавшаяся красавица и назвала сумму, которую она берет в валюте. Залубко охнул, обрадовался, и, не теряя времени, истратил на красавицу выделенные министерству доллары. При этом он не уставал охать, присвистывать и пользоваться персональным компьютером, что красавицу весьма раздражало. Наконец на дисплее показалась цифра прибыли столь высокая, что Павел Янович, не покидая красавицы, телефонировал цифру в вышестоящие органы.

Там тоже охнули и отпустили на первое обзаведение кредиты, потребные для строительства одного авианосца, двух театров, четырех стадионов и музея восковых фигур на полмиллиона голов. «Я поверну эти денежные реки в государственный карман!» — публично заявил Залубко и установил себе неслыханный в истории оклад денежного содержания в швейцарских франках. «Хоть пожить по-людски!» — думал он.

По всей стране независимо от региональных и национальных особенностей было заложено две тысячи пятьсот… долго думали, как окрестить объекты. Старое название никуда не годилось. «Паблик хауз» по-английски — это простая пивнушка, можно так дезориентировать иностранцев. Кроме того, многие библиотеки носят у нас название «публичных», но это вовсе не значит, что их сотрудницы готовы разделить свой пламень с любым читателем. Друбецкой-заде зарылся в историю и через некоторое время вылез оттуда со словом «вертеп». Закипела было работа на объектах «Главвертепстроя», «Востсибвертепстроя», «Дальвертепстроя», но ненадолго — никто не знал, на что должен походить вертеп: на больницу, дискотеку или площадку для откорма молодняка.

Строительная программа с треском провалилась. Павел Янович кинулся за консультацией к давешней красавице. «Да я хату снимаю на Кутузовском!» похвасталась красавица. Залубко завысил сулимую сумму прибыли и добился выделения на нужды министерства большого числа вновь построенных жилых домов. Но возникли финансовые органы: а как вы контроль будете осуществлять? Кто знает, чем будут заниматься ваши сотрудницы там, за закрытыми дверями? Павел Янович велел ломать к чертовой матери двери и перегородки, чтобы все было на виду и под контролем, а посредине — будка мастера.

Наконец все было готово. Но первая же комиссия отметила и строго указала на отсутствие наглядной агитации. Павел же Янович, вместо того, чтобы навырезать картинок из любимого «Плэйбоя», распорядился вывесить социалистические обязательства, скользящие план-графики их выполнения и доску почета. Со скрипом стали внедрять бригадный подряд.

Только через три месяца после официального, с телевидением и Пугачевой, открытия первые сотрудницы, заливаясь девическим румянцем, переступили порог первого заведения. Оттрубив с восьми до семнадцати первую рабочую неделю и не дождавшись ни одного клиента, российские путаны возобновили прежний промысел в нерабочее время.

Еще хуже дело обстояло на местах. Направляемые туда столичные специалистки неизменно попадали в номенклатуру, а местные не могли преодолеть еще жгучего провинциального стыда. Пришлось прибегнуть к оргнабору, ввести дополнительные льготы: бесплатное питание и обмундирование, состоящее из черного бушлата, черной сиротской шапки и черных же сапог-чулок за три рубля. На бесплатное налетели вокзальные побродяжки; в качестве же клиентов являлись через окно их прежние друзья, с которых никакого навару. Через окно — потому что для посещения вертепа требовался паспорт, автобиография и анкета из девяносто восьми пунктов, а ничего этого у бичей не было сроду.

Экспериментальный молодежный вертеп «Зорюшка» поначалу пользовался успехом, потому что там играла знаменитая рок-группа «Бляха-муха». Но в один прекрасный день туда явились несколько молодых людей, отслуживших в Афганистане, в считанные минуты разгромили вертеп, настыдили девиц и набили рожи бляхам-мухам. Развалины вертепа еще долго пользовались дурной славой.

На Павла Яновича снова начали поглядывать с неудовольствием. В третий раз кинулся Залубко к красавице. «Ладно уж, малахольный!» — сжалилась она и свистнула боевых подруг. Потребовав для себя кучу льгот и отмены бюрократических рогаток, путаны столицы организовали образцово-показательный вертеп, который отличался от провинциальных, как «Березка» от вологодского сельпо. В книге посетителей появился восторженный отзыв стодвадцатилетнего американского миллиардера, ставшего еще большим другом нашей страны. Был даже проведен телемост с коллегами из Сан-Франциско, причем наши девицы были необыкновенно сильны в идеологии. Но если бы даже патриотически настроенные за валюту девицы работали двадцать четыре часа в сутки, это не могло покрыть убытков на местах.

А тут еще как на грех одна известная журналистка ненадолго сменила профессию и разразилась в «Литературке» гневной статьей. В статье она как женщина, мать, жена и любовница нелицеприятно указала, что вертепы работают в неудобное для трудящихся время, персонал разворовывает импортные контрацептивы, в буфетах нахально торгуют спиртным с бешеной наценкой, белье, как и в поездах, постоянно влажное, повсюду антисанитария и самый настоящий разврат! Все грехи, как всегда, были свалены на школу, комсомол и буржуазную идеологию.

Павла Яновича хотели потихоньку спровадить на пенсию, но он по глупости заартачился и пообещал потянуть за собой на дно жизни всех высоких покровителей. Покровители перепугались и упрятали его в Заведение, а заодно отправили туда сильно много знавшего референта Друбецкого-заде.

12. НА СТЕЗЕ ОШИБОК

Агапий Платонович Друбецкой-заде родился в одной очень приличной семье. Папа его был крупнейший геолог, оставшийся в наследие от царизма. Революцию геолог принял сразу, всем сердцем, чтобы не расстреляли. Наспех обученные красные профессора глядели на него косо, их кулаки сжимали прошлые шашки. Но папа и при царе горюшка не знал, и сейчас с ним знакомиться не собирался. Он встал у истоков знаменитой в свое время дискуссии насчет нефти. Какого она происхождения: пролетарского или крестьянского, органического? Дискуссии в науке дело обычное, но не в условиях переходного периода. Противники папы-заде проиграли и отправились добывать ими же на свою же голову открытые полезные ископаемые. На зонах они пользовались большим авторитетом, так как были незаменимы при побегах.