Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы интересуетесь саблями? — спросил я.
— Der Sabel! — опять повторил он, начиная пятиться к выходу.
— А что такого в моей сабле? — попытался я удержать его в комнате. То, что сабля очень старая и необыкновенно ценная, я знал и без него, но такое мистически благоговейное отношение к ней было совершенно непонятно.
Однако библиотекарь вновь забыл русский язык и, бормоча свое: «данке шён» и «ауфвидерзеен», торопливо вышел из комнаты.
— Это кто у тебя был? — спросил, входя в комнату, предок и ошалело огляделся по сторонам.
— Библиотекарь, взял книгу на экспертизу.
— Странный тип, я его где-то, кажется, встречал. Ничего он толком не знает.
— Кто ничего не знает? Библиотекарь?
— Какой библиотекарь? Ты про кого меня спрашиваешь? — удивился Антон Иванович.
Судя по всему, он уже так набрался, что на ходу забывал, о чем только что говорил.
— Кто ничего не знает? — повторил я.
— Твой волхв Костюков. Всё рассказал, и что влюблюсь, и что женюсь, а имени так и не назвал.
— Может, ему тебе еще нужно было нагадать сумму приданного?
— Приданное будет пустяшное. А девушка сирота, живет у богатой тетки. Костюков говорит, что она и без приданного будет для меня хороша. Ясное дело, стану я абы на ком жениться!
— Когда свадьба-то? — серьезно спросил я.
— Ты что, мы же еще даже не знакомы!
— А, ну тогда ладно, я-то подумал, что у вас все решено.
— Опять шутишь, едкий ты человек! Ничего святого за душой. Это, между прочим, возможно, будет твоя прапрабабка! Мог бы серьезней отнестись!
— Как только познакомлюсь — паду к ногам!
— То-то, увеселитель ты наш! Ну что, давай еще по лафитнику «Шартреза» или лучше по-простому водочки? Скоро ужин будут подавать.
— Вот тогда и выпьем, ты и так уже подшофэ.
Антон Иванович спорить со мной не стал и ушел к себе пить в одиночестве.
Я же прибрал саблю с глаз долой и от греха подальше, подсунул ее под доски, на которых крепились пружины кровати, и отправился навестить Ивана с волхвом.
Последний медленно выздоравливал после полугодичного заключения в жутких условиях и требовал медицинского наблюдения. Мои приятели прилично устроились в «черной» половине гостевого особняка, предназначенной для личных слуг гостей и, как мне показалось, вполне наслаждались праздной, сытой жизнью.
— Что там с нашим рыдваном? — спросил я Ивана.
— А что с ним может быть, чинят.
— Не знаешь, сколько времени провозятся?
— Работа там серьезная, пока балку под новую ось найдут, пока обработают. Да ты, ваше благородие, не суетись, поспеем мы в Питер вовремя. Ничего твоей Алевтине у царя-батюшки плохого не сделают, чай, не в туретчине живем, а в Российской империи!
Я удивленно посмотрел на дезертира убежавшего из полка от незаслуженного наказания шпицрутенами — чего это его потянуло на ура-патриотизм. Глазки у солдата оказались маслеными и умильными. А ослабевший в неволе Костюков, по слабости здоровья, вообще был пьян в лоскуты, бессмысленно таращился на меня оловянными глазами.
— Понятно, какое у вас тут гадание было! Закусывать нужно, когда столько пьете. Иван, у меня к тебе просьба, если я не смогу сам — поторопи кузнецов.
— Незачем никого торопить, — вмешался в разговор волхв, до того лишь бессмысленно глядевший то ли в пространство, то ли в вечность, — не найдешь ты жены в той столице.
— Вы о чем, Илья Ефимович, — удивленно спросил я, — а где же тогда я ее найду?
— Во тьме времен, — ответил Костюков каким-то механическим голосом.
— Ладно, ребята, вам, по-моему, не мешает отоспаться. И где эта «тьма времен»? — не удержался спросить я пьяного волхва, выходя из комнаты.
— Когда будет нужно, тебя оповестят.
— Ну, тогда всё в порядке, буду ждать.
Глава четвертая
Только я лег спать, как за мной пришел управляющий Карл Францевич. Он, было видно, и сам только что встал с постели и выглядел не как днем — комильфо.
— Ради бога, извините за беспокойство, Алексей Григорьевич, но наша страдалица только что проснулась и просит вас. Не сочтите за труд…
— О чем вы говорите, барон, я сейчас только соберусь.
Последние дни в пути я хорошо высыпался, так что никаких сложностей в ночном бдении для меня не было. Тем более что таинственная графиня меня интересовала. Фон Герц деликатно вышел из спальни, давая мне возможность встать и одеться. Впрочем, туалет у меня никогда не занимал много времени. Через пару минут я был готов, и мы отправились к знакомому торцу дворца, откуда был прямой вход в опочивальню графини.
Как и в прошлый приход, управляющий довел меня только до входа в покои и вернулся назад. Встретила меня не давешняя камеристка, а другая девушка, значительно старше — хотя рассмотреть ее в свечном освещении было мудрено.
— Что с Зинаидой Николаевной? — спросил я. — Ей хуже?
— Она долго спала, а когда проснулась, послала за вами, — ответила девушка с немецким акцентом.
— Проводите меня.
Барышня в точности так же, как и ее отсутствующая товарка, бесшумно открыла дверь спальни и провела меня в совершенно темную комнату.
Я добрался до кровати, нащупал знакомый пуф и сел в изголовье.
В комнате по-прежнему навязчиво пахло духами, и было душно.
— Как вы себя чувствуете, графиня?
— Лучше, — прошелестел нежный глосс, — только очень болит голова…
— Я же велел вам проветрить спальню, — с легким раздражением сказал я. — Если вы не хотите слушаться, то зачем обращаетесь за помощью.
Скорее всего, барыня к такому тону не привыкла и когда отвечала, голос ее обижено дрожал:
— Как вы не понимаете, мне так плохо! И как можно было открывать окна, когда на улице солнце, я этого не вынесу! Вы, вы так жестоки!
— Сейчас солнца нет, так что вам нечего опасаться. Прикажите проветрить комнату, иначе мне здесь делать нечего.
— Ах, как хотите, ладно, пусть! — проговорила умирающим голосом графиня. — Аглая! Подите сюда!
Понятно, что девушка, которая находилась в соседней комнате, за притворенной дверью, ничего не услышала.
— Аглая! — громко позвал я. — Идите сюда! — Испуганная камеристка проскользнула в спальню.
— Принесите свечу и откройте окна! — приказал я.
— Как можно! Запрещено-с, барин, — испуганно ответила она.
— Ах, Аглая, делайте, как доктор велит, — умирающим голосом сказала графиня, — мне теперь уже всё равно!
— Но, — опять попыталась возразить камеристка, — ваше сиятельство…
Я не стал слушать возражения, принес из соседней комнаты свечную лампу, отдернул гардины и с треском распахнул заклеенное бумагой окно. Сразу стало легче дышать. Спальню осветила яркая, почто полная луна, и я с интересом посмотрел на «страдалицу». Зинаида Николаевна лежала, крепко зажмурив глаза. Она была укрыта до горла пуховым атласным одеялом, голова утопала в подушке. Толком разглядеть ее при таком освещении мне не удалось. Аглая с ужасом наблюдала за моими действиями, покорно опустив руки.
— Вы можете идти, — отправил я ее вон из комнаты.
Трагически всплеснув руками, девушка поспешно выскочила в дверь.
— Вот теперь давайте разговаривать, — миролюбиво сказал я, усаживаясь на свой пуфик. — У вас, сударыня, нет никакой опасной болезни, но если вы хотите себя уморить, это ваше дело.
— Но мне так тяжко! Я так больна! — слабо возразила хозяйка.
— Потому и больны, что не дышите свежим воздухом и не встаете с постели. Сейчас я вас осмотрю и попытаюсь помочь.
— Какой вы, доктор, грубый и сильный, — задыхаясь, прошептала женщина. — Тот дивный запах был от вас?
— Это вы о чем? Впрочем, не знаю, здесь было жарко.
— От вас пахло пылью, травой, солнцем и сильным мужчиной, — шептала она, не слушая моих неловких оправданий, — это было упоительно! — Глаза женщины были закрыты, и говорила она словно в бреду. — Я знаю, я чувствую, что скоро умру…
— Всё, — прервал я, — о смерти хватит. Сейчас я вас осмотрю, и буду лечить. В двадцать пять лет просто так не умирают, для этого нужно очень постараться.
— Я боюсь света…
— Вам смотреть незачем, закройте глаза и расслабьтесь, как я вас учил. И стесняться меня не нужно, я — врач.
— Я не стесняюсь, — ответила графиня.
— Тем более, — безразличным тоном сказал я и убрал в сторону одеяло, в которое куталась Зинаида Николаевна.
Она оказалась в тонкой, полупрозрачной батистовой ночной сорочке, под которой угадывалось тело.
— Сейчас я послушаю ваше сердце, — сказал я, припадая ухом к ее груди. Женщина прерывисто вздохнула.
— Не дышите, — попросил я. — Ничего страшного у вас нет, погуляете для моциона недельку по полям и будете совсем здоровы…
Остальной осмотр занял совсем немного времени. Всё что я мог — это послушать легкие и провести пальпацию на предмет, нет ли у нее каких-нибудь опухолей и патологических отклонений от нормы. На мой взгляд, единственное, чем была по-настоящему больна молодая женщина — это атрофия мышц. Многодневное, если не многомесячное лежание в запертой комнате могло подорвать самое богатырское здоровье.
- Самозванец - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- Нити судьбы - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- Волчья сыть - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- Ангелы террора - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- Европейское турне Кирилла Петровича - Михаил Александрович Елисеев - Альтернативная история / Детективная фантастика
- Кодекс дуэлянта. Книга 2 - Тим Волков - Альтернативная история / Прочее
- Записки хроноскописта - Игорь Забелин - Альтернативная история
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Тираны. Страх - Вадим Чекунов - Альтернативная история
- Одиссея Варяга - Александр Чернов - Альтернативная история