Синтия - Э. Каннингем

— Тогда застрелись, — дружески посоветовал я ему.

В ответ он захлопнул дверь перед моим носом. Я же спустился на лифте с двадцать девятого этажа и прошел через вестибюль. У подъезда стояла полицейская маши на из девятнадцатого участка, а возле нее маячила крупная моложавая, облаченная в твидовый костюм фигура сержанта Келли. Он поджидал меня.

— Где ты покупаешь костюмы? — спросил я.

— У «Братьев Брукс», — ответил он.

— По тебе все равно видно, что ты полицейский.

— Черта с два! Ты лучше вот что скажи мне, Харви, почему ты вечно осложняешь себе жизнь?

— Я не прилагаю особых усилий. Получается как-то само собой.

— Лейтенант хочет с тобой потолковать. Можешь подъехать в моей машине, можешь взять такси, а можешь прогуляться пешочком.

— А что, если я не хочу толковать с лейтенантом?

— Харви, ты хочешь с ним потолковать.

— О'кей. Я жажду. Пройдусь пешочком.

Снова пошел снег. Такой уж выдался денек — то пойдет снег, то перестанет, то снова зарядит. Март — паршивый месяц.

Келли потащился со мной, бурча, что очень хотел бы хорошо ко мне относиться.

— Все хотят хорошо относиться к Харви Криму, — сообщил я. — Но как ты узнал, что я там побывал?

— Где?

— В доме шестьсот двадцать шесть на Парк-авеню.

— Маленькая птичка прилетела и прочирикала.

— Мерзкая птичка с крысиным хвостом по имени Гомер Клапп.

— Зачем так отчаиваться, Харви? — удивился Келли. — Это его святая обязанность — ставить нас в известность. У нас не так много людей, чтобы вести наблюдение за домом. Ты и сам это знаешь.

— Я ему плачу, а он стучит вам. Хорошо устроился!

В таком духе мы и беседовали, пока шли к участку. Девятнадцатый участок находится на 67-й улице между Третьей и Лексингтон-авеню. Старое грязное здание из красного кирпича, затесавшееся в самую сердцевину роскошного квартала Силк-Стокинг в Манхаттане. Лейтенант Ротшильд занимает маленький кабинетик на втором этаже. Он сидит за обшарпанным столом, попивает молоко по причине язвы и относится с нарастающим изо дня в день недоверием к роду человеческому.

Когда я вошел, он неприязненно буркнул мне:

— Садитесь, Харви, — а когда я опустился на шаткий и пыльный стул, продолжил: — Видите ли, Харви, у полицейского в наши дни забот полон рот. Он хочет к себе хорошего отношения. Мы все этого хотим. Но никто полицейского не любит. А знаете, Харви, что может быть хуже того, что тебя не любят?

— Ну, наверное…

— Не гадайте, Харви. Плохо, когда тебя не любят, но куда хуже, когда тебя держат за идиота.

— Я вас понимаю, лейтенант, — покивал я головой. — Чего уж тут приятного, если вас держат за идиота.

— Отлично. Я рад, Харви, что мы понимаем друг друга. Наша задача — ловить жуликов и сажать их в тюрьму. Вы же оберегаете их добро, позволяете им выбраться сухими из воды. Вы выставляете нас идиотами каждый божий день. Вы представляете, как это отражается на моей язве?

— Очень сожалею, — отозвался я.

— Черта с два вы сожалеете. Что вы делали в доме 626 по Парк-авеню?

— Я что, попал в гестапо? Почему я должен отчитываться перед вами в своих передвижениях? Я арестован?

— Нет, зачем же. Но я так подогрею почву под вашими ногами, что у вас на подошвах появятся волдыри.

— Лейтенант, — сказал я с теплотой в голосе, — почему бы нам не быть друзьями?

— Потому что я не хочу быть вашим другом, Харви. Я хочу знать, что вы делали в доме шестьсот двадцать шесть?

— Ходил в гости. Наносил дружеский визит.

— Нет, Харви, у Э.К. Брендона нет друзей.

— Вот так устроены все полицейские. Ну ни за что не признаются, что им что-то известно. Им непременно надо выколотить это из тебя.

— Зачем вы посещали Э.К. Брендона, Харви?

— Он ведет дела с нашей страховой компанией.

— Послушайте, Харви, — глаза Ротшильда превратились в щелочки, а язва, похоже, взыграла. — Слушайте внимательно: будете валять дурака, я вам устрою веселую жизнь. Зачем, по-вашему, мы сидим в этом участке? Тут у нас под самым носом денег больше, чем на всем остальном земном шаре. Думаете, это большая радость? А теперь отвечайте прямо, где девица?

— Какая девица?

— Синтия Брендон, черт бы вас побрал! И, пожалуйста, не спрашивайте, откуда мне известно о том, что она пропала. Может, полицейские и глупы, но не настолько, как вам кажется. Так где же девица?

— Я не знаю.

— Это правда?

— Это правда.

— Ну ладно, попробую вам поверить на некоторое время — минут на десять, не больше. Так что вы делали у Брендона?

— Я уже вам сказал, что он ведет с нами свои страховые дела.

— Вы мне не сказали ровным счетом ничего. От какого-то болвана швейцара я получаю сведений больше, чем от вас. — Ротшильд скорчил гримасу и залпом допил свое молоко. — Значит, он у вас застрахован? Так что же пропало? Что у него украли? Почему на сцену выходите вы?

— У миссис Брендон есть фарфоровая статуэтка лошади эпохи Тан — так она, по крайней мере, считает. На самом деле это итальянская подделка. Лошадка раскололась пополам. Я заходил взглянуть на нее.

— Харви, вы лжете! — рявкнул Ротшильд. — Ну а теперь послушайте меня. Синтия Брендон вышла из дома в прошлый понедельник. Сегодня четверг. Во вторник один из моих сотрудников, детектив Гонсалес, видел Синтию Брендон в Центральном парке. Она прогуливалась. Если вы помните, во вторник была такая же мерзкая погода, как и сегодня, но они шли держась за руки. Все прекрасно, пара голубков и только, но Гонсалесу показалось, что он уже видел этого парня. Что-то щелкнуло у него в памяти. У Гонсалеса потрясающая память на лица. Он вернулся в участок и стал просматривать архивы. В конце концов, он нашел фото этого субъекта в картотеке Интерпола. Два раза в год Интерпол посылает нам такие фотографии…

Ротшильд открыл ящик стола, вынул папку, а из нее глянцевую фотографию, которую протянул мне. На ней был изображен смуглый и довольно красивый человек с волевым лицом и приятной улыбкой, — мне всегда нравились такие лица, и я, сопоставляя их со своей собственной физиономией, понимал, что сравнение получается не в мою пользу.

— Ну, что можете сказать об этом человеке? — осведомился Ротшильд.

— Он вызывает у меня чувство зависти. Так должен был бы выглядеть я, если бы правильно выбрал родителей. Кто же это?

— Его настоящее имя — Валенто Корсика, он родился в Рагузе. Это городок в Сицилии. Он учился там, а потом в Милане и Лондоне. Отлично говорит по-английски, по-французски, и, понятно, по-итальянски. Безупречные манеры. Известен под именем графа Гамбиона де Фонти. Смех и только! Граф! Криминальное досье отсутствует. Есть только аресты. Дважды задерживался итальянской полицией, два раза Скотланд-Ярдом и один раз Сюрте. Ничего повесить на него никому не удалось, но Интерпол передавал нам информацию в три тысячи слов.