Нукер Тамерлана - Олег Кулаков

С коня Тимур соскочил сам. Нелегко это сделать, когда правая нога, ужаленная в молодости сеистанской стрелой, с той поры так и застыла полусогнутой. И правая рука тоже не гнулась в локте. За годы он настолько свыкся со своим увечьем, что не замечал его. И горе было тому, кто с дури сунулся бы помочь ему сойти с седла.

Он захромал по садовой аллее, делая широкую отмашку правой рукой. Скособоченная долговязая фигура подпрыгивала на каждом шагу, лишь голову Тимур держал гордо и прямо, выпятив рыжую с проседью бороду.

Свита потянулась следом. Тимур был выше всех минимум на голову — за глаза его звали не только Хромым, но и Длинным.

— Дедушка! — зазвенел высокий мальчишеский голосок.

По аллее вприпрыжку несся Улугбек, прислуга едва поспевала за ним. Мальчик с ходу наскочил на Тимура и зарылся лицом в кафтан, вдохнув приятный запах лошадиного пота и степного ветра.

— Славная была охота, дедушка? — звонко спросил Улугбек и, не дожидаясь ответа, зачастил: — А у нас сегодня такое приключилось… Я убежал в сад и увидел там его. Я подумал, что он дэв, и страшно испугался. А бабушка сказала, что он не дэв, а юродивый. Он просто в сад забрался. Он такой громадный, с красной кожей и очень сильный. Прямо как ты. И глаза у него зеленые, как у тебя. Я на него с кинжалом напал. Я бабушку защищал, а он ничего мне не сделал. Правда, я храбрый? Он такой сильный: махнет рукой — и нукер вверх тормашками летит. Они его обидели и испугали. А он странный и смешной… Я никогда таких, как он, не видел… Бабушка хочет, чтобы он ушел, а я — чтобы остался… У меня будет самый настоящий дэв. Я его так и назову: Дэв. Ни у кого нет своего дэва, а у меня будет. Пусть он останется, дедушка, а? Почему бабушка сначала сказала, что он юродивый, а теперь молчит и сердится, когда я о нем спрашиваю?

Рыжие брови Тимура сошлись у переносья. О ком ему рассказывает Улугбек?

— Погоди, Улугбек, — остановил Тимур поток слов, льющихся из мальчика. — Пойдем. Расскажи все с самого начала. Спокойно расскажи. Я пока ничего не понял из того, что ты мне тут наговорил. Ведь ты же царевич, а трещишь, как базарная торговка.

— Хорошо, дедушка, — Улугбек сразу посерьезнел и приосанился. — Не сердись. Я больше не буду трещать.

— И хорошо. Пойдем.

* * *

Дмитрий сидел у стены небольшой пристройки, прячась в тени стены от жары и солнца.

Мир рухнул. Навеки. Он не грезил и не спал, и все, что происходило вокруг, — происходило наяву: люди в одежде, которой место в музеях; и допотопные телеги на двух больших колесах с толстыми спицами; и земляные печи, из чьих разверстых пастей тянулся дымок и крепкий дух свежеиспеченного хлеба; и большие котлы, поставленные на огонь прямо под открытым небом, в которых булькало мясо только что зарезанных баранов. Он закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, и уткнулся горящим лбом в сложенные на коленях руки. Его никто не тревожил, не пытался догнать или прогнать. Он не знал, почему вдруг его оставили в покое, но не очень-то верил, что спокойствие будет долгим.

Состояние аффекта прошло. Навалилась слабость. И апатия.

Прижавшись к стене, Дмитрий просидел несколько часов, не чувствуя времени, ни разу не подняв головы. Ему было совершенно безразлично, что и как с ним дальше будет. Он тихо шептал самому себе:

— Как же так, а? Черт …Как же так?

Он не видел того, что происходит вокруг, но слышал: шаги, топот копыт, скрип колес, тупые удары мясницкого топора по туше, бормотание незнакомой речи, выкрики, взрывы смеха, визгливую ругань.

Но вот чей-то голос прозвучал совсем рядом. Он поднял лицо и узнал бабку, которая привела его на кухню. Ей снова было что-то надо. Старуха, присев перед ним, манила рукой. Он снова пошел за ней, но вдруг, увидев четверку воинов, остановился: предыдущая встреча с оружными людьми не оставила по себе приятных воспоминаний, а дальше в памяти зиял провал. Однако воины лишь пристроились позади, как почетный эскорт. Дмитрий не оглядывался, но слышал их дыхание, металлическое бряцанье и скрип кожи.

Бабка семенила впереди. Дмитрий смотрел, как под желтым платьем поршнями ходят острые старушечьи лопатки. Мешковатое платье было выткано по подолу синим узором, на седых волосах чернел платок, шитый белыми нитями. Из-под платья выглядывали красные шаровары. Остроносые красные туфли не имели каблуков и задников, и Дмитрий видел мелькающие темные пятки.

После восьмого или десятого поворота аллея вывела к квадратному бассейну, возле которого был разбит шатер: матерчатая крыша поддерживалась десятком ярко расписанных в лазурь и золото столбов. Старуха оглянулась, вновь поманила его и заторопилась, а перед входом в шатер упала на колени, ткнулась лбом в землю и отползла в сторону. Из-за плеча оглянулась на Дмитрия и похлопала ладонью рядом с собой: встань, мол, сюда. Он шагнул вперед и занял указанное место. Старуха шустро отползла на карачках назад, и он потерял ее из виду.

В павильоне собралось человек двадцать. Все мужчины. Сидели полукругом. От ярких одежд и украшений рябило в глазах. Чалмы, колпаки, бороды, бородки… Взгляд Дмитрия выхватил из ряда сидящих смуглую физиономию с крючковатым носом, изуродованную ползущим по щеке длинным шрамом. А вот мальчишка лет четырнадцати в блестящем алом халате и такой же чалме… Парча — так и просится словцо на язык…

В глубине сидел на возвышении рыжебородый старик в белой рубахе и красных переливающихся широких штанах, заправленных в красные же сапоги. На макушке его высился смешной белый колпак, похожий на клоунский: даже красная горошина имелась на острие. Морщинистое, смуглое лицо с полными и хорошо очерченными чертами крупного рта под нависающими рыжими усами. Борода клином, тоже рыжая, с сильной проседью. Брови густые, кустистые, и опять же рыжие. В ушах большие серьги, по-видимому, золотые. Он сидел, перекосившись на левую сторону, опираясь локтем на небольшую подушку. Правую ногу он вытянул вперед, а правая рука свесилась вдоль тела. А рядом стоял старый знакомец Дмитрия — мальчишка, которого он напугал нынче утром в саду. На какой-то миг старик удивленно приоткрыл рот и расширил раскосые глаза, и Дмитрий увидел, что они отливают бутылочной зеленью. Потом рыжебородый снова закаменел лицом.

Дмитрию старик кого-то неуловимо напоминал. Кого-то знакомого. Память у него была неплохая и подсказывала, что именно это плоскоскулое лицо с бородой клинышком он знает, причем довольно хорошо, а не просто видел когда-то мельком. Но что-то мешало вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог видеть эту физиономию. В одуряющем мареве, что плыло у него в мозгу, сконденсировалась одинокая трезвая мысль: если он, черт возьми, действительно в прошлом, то каким образом…

И вдруг старик поднял правую руку и положил на плечо мальчишки. Нелепый жест: он не согнул руку в локте, как сделал бы любой нормальный человек, а поднял, словно негнущуюся кривую палку. Так вот в чем дело! Нога старика тоже не может согнуться в колене — потому-то он так и сидит.

Вдруг Дмитрий понял, что мешает ему узнать этого рыжебородого — как раз цвет бороды. И сразу же узнал. Сколько раз он видел бюст этого старца у себя на письменном столе! Последние несколько лет — каждый день. Гипсовый бюстик, окрашенный под бронзу.

Словно наяву перед его глазами появилась большая полосатая ящерица с высунутым из пасти черным, раздвоенным на конце языком. Средняя Азия…

— Тамерлан?! — удивленно и громко произнес Дмитрий. — Тимур?!

И захохотал. А потом глаза его закатились, и он рухнул, потеряв сознание.

* * *

Юродивый возвышался над землей, как осадная башня. Бычья грудь с выпирающими мышцами, мощные длинные ноги и руки, чьих мускулов не обхватит человеческая рука. И пустая, светлая зелень глаз, словно обращенных внутрь. А потом он пал ниц, раскинув громадные руки. Упал, выкрикнув имя. Его имя.

Тимур пошевелился и снял руку с плеча внука.

— Что с ним?

Нукер-охранник наклонился над распростершимся громадным телом.

— Лишился чувств.

— Понятно, — сказал Тимур тихо и добавил громко, для всех: — Понятно?

Одной легендой больше, одной меньше. Что выдумают говорливые языки сеидов? Пришло чудище, напугало всех, а увидев его, эмира, рухнуло без чувств. Хорошо.

“Бабушка сердится…” Слова внука, но Тимур понимает, что кроется за сердитыми отповедями старой жены. Откуда он взялся, этот “дэв”? Откуда пришел в Чинаровый Сад? Будь он пленником, приведенным из похода, — разве он мог бы оказаться никому не известным? Нет. Молва о подобном творении Аллаха летела бы быстрей стрелы. И, конечно, достигла бы ушей Тимура. Десять воинов разметал великан, сломал пару рук и тройку челюстей. А мог бы убить — силу-то видно в человеке сразу. Малого же ребенка не тронул. Юродивый…

— Дедушка, а почему он обрадовался, когда тебя увидел? — спросил удивленный Улугбек. — Даже засмеялся от радости.