Элита элит - Злотников Роман Валерьевич

Нет, то, что в любой армии необходимо присутствует элемент психосоционики, – непреложный факт. Ибо любая армия в первую очередь – инструмент построения государства. Не только и не столько как военная сила, хотя и это тоже, но и прежде всего как некий инструмент постановки задач. Какую следует иметь промышленность, чтобы оснастить армию необходимой техникой и оружием? Каков должен быть уровень физического и интеллектуального развития призывного контингента, чтобы он освоил эту технику и оружие? Какие научные направления развивать, чтобы оставаться на пике военного превосходства? Какие из других государств обладают необходимыми сырьевыми, промышленными или демографическими ресурсами, способными восполнить имеющиеся дефициты?.. Ответы на эти вопросы во многом формируют промышленную, образовательную, научную и внешнюю политику государства. Или не формируют.

Но в этом случае страна лишается существенной части своего суверенитета, обрекая себя на необходимость обменять его на гарантии со стороны того государства, которое готово учитывать некоторую часть ее интересов при формировании своей экономической и внешней политики.

Ну а во-вторых (причем это едва ли не наиболее важно), армия – еще и самый мощный инструмент для формирования как базовых мировоззрений гражданина, так и всего комплекса качеств, требующихся для создания управленческой элиты государства. Храни Бог страну, в которой основная часть управленческой элиты не имеет школы военной службы. Храни… потому что только Ты и можешь ее сохранить, ибо сама она себя сохранить не в состоянии. Если, конечно, это не находящийся на отшибе слабозаселенный Рейкьявик-II и имеющиеся у него ресурсы – от демографических до промышленных и сырьевых – хоть кого-то интересуют.

Это уже даже не аксиома, а теорема, не один десяток раз доказанная большой кровью. Но! Раз армия – инструмент построения государства, то что же за государство можно построить с помощью армии, в которой инструменты, подобные этой… как младший политрук ее назвал?.. «дивизионной газете», являются действенными? Делать из военного узкоспециализированный и оболваненно-ограниченный персонал для обслуживания образцов вооружения и боевой техники и настойчиво вдалбливать ему, что именно в этом и состоят его единственный долг и задача, – это… все равно что использовать двусторонние гравизацепы для пускания «блинчиков» по воде. Страшно ресурсозатратно и крайне неэффективно. Здесь что, ничего не слышали даже о базовых принципах соционики?

– Товарищ командир…

Занятый столь грустными размышлениями, я как-то выпал из общего контроля обстановки, так что голос Головатюка, вернувший меня в действительность, резко включил и остальные рецепторы моего организма. Поэтому уже в следующую секунду я выпрыгнул из кузова и большими скачками устремился к повороту, из-за которого доносился непривычный уху стрекот, чем-то напоминающий работу используемых на местных транспортных средствах химических двигателей. Похоже, задача доставки раненого в место, где ему могут оказать помощь, скоро найдет решение. Если, конечно, приближающееся транспортное средство не принадлежит армии нападающей стороны…

Последнее предположение оказалось верным. Потому что не успел я достичь поворота, как Головатюк открыл огонь. Я досадливо сморщился, на ходу перехватывая свой «дегтярь» в положение для стрельбы. Вероятность того, что нам удастся захватить исправное транспортное средство, несколько понизилась, но, судя по звукам, оно там было не одно. А значит, шансы оставались.

Я перепрыгнул через Головатюка, устроившегося за кустом на самом повороте, и приземлился уже в передней стойке. Выстрел, выстрел, выстрел… выстрел. Я выпрямился.

– Ух ты! – восхищенно выдохнул Головатюк за моей спиной. – Как вы их!.. На кажного по одной пуле. И не целились даже…

Я ничего не ответил. А что тут говорить? Попасть в голову практически неподвижного человека (скорость у этих транспортных средств после выстрелов Головатюка упала километров до трех-пяти в час) на дистанции около полусотни метров… тоже мне достижение! Да в стандартном курсе тактической стрельбы Гвардии как минимум треть упражнений выполняется с отключенным прицельно-навигационным комплексом. В том числе и на штатную дальность стрельбы всем комплексом встроенного вооружения боевых лат. А это в пределах примерно сорока километров. Мы гвардейцы или ополченцы в конце концов?

Транспортные средства оказались трехместными. Что-то вроде наземного варианта легких гравибагги, используемых для разведки местности в условиях низкой вероятности организованного сопротивления противника. Одно из них было повалено на бок, а другое просто съехало с дороги и уперлось в дерево, продолжая вхолостую молотить двигателем. Я присмотрелся. Органы управления мне были совершенно незнакомы, но с тем уровнем координации движений, которым обладали гвардейцы, освоение любого из местных транспортных средств не должно было представлять особых сложностей. Если разобраться с органами управления.

– Умеешь пользоваться? – спросил я подошедшего Головатюка.

– Никак нет, – мотнул головой тот.

– Тогда зови младшего политрука, – вздохнул я. Особенной надежды на его навыки у меня тоже не было. Если уж тот не смог воспользоваться стандартным транспортным средством своей армии, ожидать, что у него есть навыки управления специализированным, да еще и чужим, было глупо.

Так и оказалось.

– Никак нет, товарищ командир, – виновато доложил Иванюшин, – мотоцикл водить не умею.

Я вздохнул. Что ж, придется осваивать методом «тыка». Окинув то, что младший политрук обозвал мотоциклом, внимательным взглядом и отмечая выступы, кнопки и рычажки, могущие оказаться органами управления (таковых набралось около дюжины), я осторожно развернул управляющие рога мотоцикла и вывел его на дорогу.

Спустя десять минут я смог подъехать к лежащему на обочине водителю и остановиться. Головатюк и Иванюшин уже ждали меня рядом с ним.

– Грузите, – приказал я.

Они неуклюже ухватили его за руки, за ноги.

– Да осторожнее же! – рявкнул я, когда они начали впихивать несчастного в то, что младший политрук назвал коляской. – У него же все легкие в крови.

Но вышло еще хуже. Оба задергались, водитель застонал, а я прикусил губу, чтобы не заорать на них снова. Судя по первой попытке, ни к чему хорошему это не привело бы. У них что, здесь вообще нет медицинской подготовки, что ли? Или она настолько примитивна, что включает в себя самые простейшие навыки типа накладывания повязки? Тогда вообще непонятно, как и чему учат в этой армии. И к чему ее готовили.

Спустя пять минут мы наконец-то тронулись в путь. Я ехал на самой маленькой скорости, чтобы Головатюк и Иванюшин, загрузившие на заднее сиденье и поверхность коляски не только наше, но и собранное на месте боя оружие и припасы, а также несколько пачек «тиража дивизионной газеты» (политрук настаивал почти до истерики), могли следовать за мной, придерживая поклажу.

До ближайшей деревни мы добрались минут через двадцать. Если бы младший политрук озаботился не охраной пресловутого «тиража дивизионной газеты», а поиском помощи, он бы успел спасти водителя. А так… Когда мы остановились и я перевел взгляд на своего пассажира, мне сразу стало ясно, что он умер. Но младший политрук не поверил. Он еще некоторое время тормошил мертвое тело, припадал к груди, пытаясь уловить биение сердца. А потом растерянно перевел взгляд на меня:

– Что же это, товарищ командир… как же так?

Я молчал. Что толку обвинять человека, которого абсолютно не подготовили к войне, в том, что он не умеет делать самых элементарных на войне вещей? Это не его вина.

Деревню мы покинули через полчаса, после того как в нее вошли. Крестьяне обещали позаботиться о похоронах нашего товарища, а также снабдили нас кое-какими продуктами и веревками. Но в общем особенного дружелюбия с их стороны я как-то не заметил. Что было странно. Все-таки на их землю напал захватчик, а мы являлись представителями их собственной армии. Или нет?..