Ниже нуля - Эли Хейзелвуд

восхитительно дразнящий. — Почему все хотели быть частью этой команды?

Он пожимает плечами. — Я не уверен, почему все остальные хотели. Я полагаю, потому что это сложно. Много рискованных и высокодоходных проектов. Но для меня это было… — Он смотрит в окно, на кленовое дерево в кампусе JPL. На самом деле, нет: я думаю, он смотрит вверх. На небо. — Это просто было похоже на… — Он прерывается, как будто не уверен, как продолжить.

— Как будто это было максимально близко к реальному пребыванию на Марсе? С ровером? — спрашиваю я его.

Его взгляд возвращается ко мне. — Да. — Он кажется удивленным. Как будто мне удалось выразить словами что — то неуловимое. — Да, именно так.

Я киваю, потому что понимаю. Идея помочь построить что — то, что будет исследовать Марс, идея возможности контролировать, куда он отправится и что он будет делать… это и для меня тоже.

Несколько секунд мы с Йеном молча изучаем друг друга, оба слабо улыбаемся. Достаточно долго, чтобы идея, которая вертелась у меня в голове, закрепилась раз и навсегда.

Да. Я собираюсь сделать это. Прости, Мара. Мне слишком нравится твоя кузина или что — то в этом роде, чтобы отказаться от этого.

— Ладно, у меня к тебе вопрос о карьере. Чтобы спасти информационное интервью.

— Валяй.

— Итак, я получаю степень доктора философии, что займет у меня еще около четырех лет.

— Это долго, — говорит он, его тон немного неразборчив.

Да, это похоже на вечность. — Не так уж и долго. Итак, я заканчиваю университет и решаю, что хочу работать в НАСА, а не на какого — нибудь чудаковатого миллиардера, который относится к исследованию космоса так, будто это его домашнее средство для увеличения пениса.

Йен страдальчески кивает. — Мудро.

— Что заставит меня выглядеть сильным кандидатом? Как выглядит отличный пакет документов?

Он обдумывает это. — Я не уверен. Для своей команды я обычно нанимаю сотрудников изнутри. Но я почти уверен, что у меня все еще есть мои материалы на моем старом ноутбуке. Я могу отправить их тебе.

Хорошо. Отлично. Круто.

Вакансия, которую я ждала.

Мой пульс участился. В нижней части моего живота разливается тепло. Я наклоняюсь вперед с улыбкой, чувствуя, что наконец — то я в своей стихии. Это, это то, что я знаю лучше всего. В зависимости от того, насколько я занята учебой, работой или просмотром K — драм, я делаю это примерно раз в неделю. Что составляет довольно много практики. — Может быть, я могу прийти к тебе? — говорю я, находя золотую середину между комичным предложением и предложением «Давай соберемся вместе, чтобы сыграть в „Карты против человечества“». — И ты мог бы мне все показать?

— Я имею в виду в Хьюстоне. Мой ноутбук в Хьюстоне.

— Значит, ты не привез свой ноутбук 2010 года в Пасадену?

Он улыбается. — Знал, что что — то забыл.

— Конечно, забыл. — Я прямо смотрю ему в глаза. Наклоняюсь на полдюйма ближе. — Тогда, может быть, я все еще могу прийти к тебе, и мы могли бы заняться чем — нибудь другим?

Он смотрит на меня наполовину озадаченным взглядом. — Чем заняться?

Я поджимаю губы. Хорошо. Возможно, я переоценила свои навыки флирта. Но так ли это? Я так не думаю. — Правда? — спрашиваю я, забавляясь. — Неужели я настолько плоха?

— Прости, я не понимаю. — Выражение лица Йена — сплошное замешательство, как будто я только что внезапно начала говорить с австралийским акцентом. — В чем плоха?

— В том, что приставала к тебе, Йен.

Я могу точно определить момент, когда смысл моих слов проникает в языковую часть его мозга. Он несколько раз моргает. Затем его большое тело замирает в напряженной, невозможной, вибрирующей манере, как будто его внутреннее программное обеспечение буферизуется через непредсказуемый набор обновлений.

Он выглядит абсолютно, почти очаровательно озадаченным, и мне что — то приходит в голову: Я завязывала флиртующие разговоры с десятками парней и девушек на вечеринках, в барах, прачечных, спортзалах, книжных магазинах, на семинарах, на забегах с препятствиями по грязи, в теплицах — даже, по одному памятному случаю, в приемной планового родительского дома, и… никто никогда не был настолько невежественным. Никто. Так что, возможно, он просто притворялся, что не понимает. Может, он надеялся, что я отстану.

Черт.

— Мне жаль. — Я выпрямляюсь и откидываю свой стул назад, давая ему несколько дюймов пространства. — Я причиняю неудобства.

— Нет. Нет, я… — Он наконец — то перезагружается. Качает головой. — Нет, это не так, я просто…

— Немного напуган? — Я ободряюще улыбаюсь, пытаясь дать понять, что все в порядке. Я могу принять отказ. Я уже большая девочка. — Все в порядке. Давай забудем, что я что — то сказала. Но как только вернешься домой, отправь мне по электронной почте пакет документов, пожалуйста. Я обещаю, что не буду отвечать непрошеными обнаженными фотографиями.

— Нет, это не то… — Он закрывает глаза и щиплет переносицу. Его скулы выглядят более розовыми, чем раньше. Его губы шевелятся, пытаясь сформировать слова в течение нескольких секунд, пока он не решается: — Это просто… неожиданно.

Ох. Я наклоняю голову. — Почему? — Мне казалось, что я довольно толсто все изложила.

— Потому что. — Его большая рука делает жест в мою сторону. Он сглатывает, и я наблюдаю за работой его горла. — Просто… посмотри на себя.

Я действительно делаю это. Я смотрю на себя сверху вниз, на свои скрещенные ноги, шорты цвета хаки, простую черную футболку. Мое тело в своем обычном состоянии: высокое. Жилистое. Немного тощее. С оливковой кожей. Я даже побрилась сегодня утром. Может быть. Не могу вспомнить. Суть в том, что я выгляжу нормально.

Поэтому я так и говорю: — Я выгляжу нормально, — что должно звучать уверенно, но выходит немного наигранно. Не то чтобы я думала, что я горячая штучка, но я отказываюсь быть неуверенной в своей внешности. Я нравлюсь себе. Исторически сложилось так, что людям, с которыми я хотела переспать, я тоже нравлюсь. Мое тело выполняет свою работу как средство достижения цели. Оно позволяет мне плавать на каяке по калифорнийским озерам без боли в мышцах на следующий день, и оно переваривает лактозу, как будто это олимпийская дисциплина. Это все, что имеет значение.

Но он отвечает: — Ты не выглядишь нормально, — и… нет.

— Правда. — Мой тон ледяной. Йен Флойд пытается намекнуть, что он недосягаем для меня? Потому что если так, я дам ему пощечину. — Как же я выгляжу?

— Просто… — Он снова сглатывает. — Я… Такие женщины, как ты, обычно не…

— Такие женщины, как