Юность, опаленная войной - Эугениуш Червиньский

- А ну, выкладывай!

Подробно рассказываю ему обо всем, а под конец как бы между прочим добавляю:

- Это уже второй немец, которого я разоружил,- первый пистолет я выменял на танковый пулемет. Видите ли, я очень хотел бы уйти в партизаны...

Сержант крепко пожимает мою руку. Поднимает висящий над диваном коврик и откалывает старательно сложенные листки.

- Читай,- предлагает он.

Из заглавия вижу, что это - "Информационный бюллетень". Позднее, когда я закончил чтение, Свитковский начал мне объяснять, что такое конспирация.

- А теперь я покажу тебе еще кое-что,- произносит он загадочно.- Видишь, у меня тоже есть пистолет...

Пистолет очень похож на мой ФН, калибра 6,35 мм, также покрыт кое-где ржавчиной.

- А здесь, в подзольнике, я прячу ручную гранату,- объясняет сержант.

- Я еще не держал в руках гранаты...- говорю просительным тоном.

- Сейчас, сейчас, только выну взрыватель. Внимательно наблюдаю, как Свитковский вынимает из корпуса гранаты блестящую медную трубку.

- Теперь можешь смотреть. Она безопасна. Это советская оборонительная граната.

Он объясняет принцип ее действия. Беседуем долго, обстоятельно.

- Заходи ко мне время от времени,- говорит он на прощание,- я тебе дам почитать еще что-нибудь из подпольных изданий. А в партизаны успеешь: ведь тебе только пятнадцать лет.

На следующий день я показываю пистолет Эдеку Религе и братьям Данилевичам. В глазах товарищей - зависть. Приходится рассказывать, как я стал обладателем такого сокровища...

В один из августовских дней по городу с быстротой молнии разнеслась весть: в партизанскую засаду попали немецкие автомашины с солдатами. В ходе завязавшегося боя погибло несколько гитлеровцев, а среди них майор и еще какой-то офицер. Вскоре было объявлено о торжественном погребении обоих офицеров.

В день похорон в город с самого утра съезжаются из окрестных деревень "фюреры" местного значения. Кроме пистолетов все вооружены в основном автоматическим оружием.

Около дома фрау Киршибель полно бричек. Я тоже иду на похороны. Замечаю, что немцы взяли с собой на траурную церемонию только пистолеты. Автоматы и карабины остались в комнате Верзе! Брички медленно направляются к комендатуре.

У меня в голове молниеносно созревает план: вернуться сюда, пока нет немцев,- и можно брать все что хочешь. Перед комендатурой - толпа. Глухо бьют барабаны. На лафетах орудий установлены гробы с останками убитых гитлеровцев, а рядом шпалерами выстроились фашистские офицеры и гражданские лица немецкого происхождения из различных оккупационных учреждений. В толпе замечаю "старых знакомых" - Виста, Верзе, Адамского и фрау Киршибель. Подхожу ближе, так, чтобы и они меня заметили. Придаю лицу печальное выражение. Через некоторое время ловлю на себе их взгляды. Процессия трогается под звуки траурного марша. Иду медленно, намеренно давая себя обогнать, а теперь - бегом домой.

Заворачиваю в газету мешок и спешу на улицу Сокульскуго. Обхожу дома, в которых живут немцы,- везде тишина и спокойствие. Где-то вдалеке, за городом, играет военный оркестр. Вот и окно комнаты Верзе. К счастью, оно открыто. Еще раз оглядываюсь - и одним прыжком преодолеваю забор. Крепко хватаюсь за подоконник, отталкиваюсь от земли. Попадаю в квартиру и - застываю как вкопанный. Я в настоящем арсенале: по всем стенам расставлено оружие различных типов, около печки лежит несколько вещевых мешков, из которых торчат деревянные рукоятки гранат. Разворачиваю мешок и кладу в него все, что попадет под руку,- два автомата, три карабина, большое количество гранат и запасных магазинов. Пытаюсь все это унести - и не могу. С сожалением вытягиваю назад два - как мне кажется - самых плохих карабина. Перебрасываю мешок за окно. Через мгновение я уже у забора.

О ужас! Ствол карабина сантиметров на тридцать торчит наружу. Беспомощно оглядываюсь и лихорадочно соображаю, что бы такое предпринять. Нет, ни за что на свете не оставлю мешка здесь, под забором, и тем более не понесу обратно. Около мусорного ящика лежит куча соломы. Накладываю ее в мешок так, чтобы побольше вылезало наружу, перебрасываю мешок через плечо и как можно быстрее покидаю опасное место. По дороге решаю отнести добычу в старый, полуразвалившийся ледник у реки.

Все прошло успешно. Закапываю мешок с оружием в опилки, которые когда-то предохраняли лед от таяния. Отряхиваю штаны и - бегу на место погребальной церемонии... Появляюсь на госпитальном кладбище, когда еще звучат напыщенные, изобилующие угрозами по отношению к "бандитам" речи. Ищу взглядом мать - она стоит недалеко со знакомыми - и подхожу к ней. Она и не заметила моего отсутствия. Воздух сотрясают залпы траурного салюта.

Еще полчаса - и толпа начинает расходиться. Вместе с матерью подхожу к фрау Киршибель. Через минуту около нас оказываются Вист, Верзе и еще несколько незнакомых мне немцев. Чувствую, как у меня дрожат руки. Как обычно, начинаю размышлять, что будет дальше. Подъезжают брички. Немка забирает мать. Жестом руки Вист разрешает мне занять место на козлах около возницы. Глухо стучат колеса бричек по булыжной мостовой улицы Фарней. Через минуту мы несемся уже по Кафедральной и Сокульской.

От обилия впечатлений и страха, что вот-вот произойдет самое худшее, у меня разболелась голова. Вот мы и на месте. Опасливо сажусь на скамейку, где так часто отдыхают мать и Шафиньская. Начинаются поминки, и немцы солидно накачиваются водкой. Вскоре из открытого окна доносятся пьяное пение и смех. Некоторые выходят во двор, еле держась на ногах. В голове у меня бьется одна-единственная мысль: отсутствия оружия еще не заметили. В дверях показывается Вист с бутылкой водки и стаканом. Опираясь о дверной косяк, он зовет:

- Адамский, иди сюда... Выпей водки!

Подходит рыжий Адамский и цедит водку из поданного Вистом стакана.

"Все еще ничего не заметили",- мысленно утешаю я себя. В это время шатаясь выбегает Верзе и кричит:

- Карл, иди, иди скорее! Проклятые бандиты!

Я встаю и подхожу к вознице, с которым ехал на козлах. Не знаю, что делать - исчезнуть или еще немного подождать. В конце концов остаюсь.

- Ну и напились же немцы,- говорю я.

- Генек, иди сюда! - слышу голос матери. - Что, идем домой? - спрашиваю совершенно спокойно.

- Ты знаешь, сынок, что здесь случилось, когда мы были на похоронах? Кто-то забрал у немцев оружие! Они в бешенстве. Не знаю, что теперь будет...

- Что мне делать? - нетерпеливо спрашиваю я.

- Пока подожди. Проклинают большевиков и Сталина. Нас, вероятно, не тронут...

Я возвращаюсь на скамейку, но на всякий случай смотрю, куда же лучше всего бежать отсюда.

Немцы группками выходят из дома и занимают места в бричках. О чем-то полушепотом разговаривают. Наконец все разъезжаются...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});