Средневековая империя израэлитов - Роберт Гришин

Особое место занимает фаллос в жертвоприношении. В качестве жертвы богам мужская половая принадлежность ценилась значительно выше, чем любые другие.

Разумеется, поначалу отрезали не собственные пенисы. На эту участь были обречены враги. В Африке и сейчас имеется племя, где процветает такой обычай. Чтобы мальчика признали воином и женихом, он должен принести своей избраннице отрезанный пенис врага, который невеста варит и съедает. Она в буквальном смысле вбирает в себя «плодородие» этой части тела.

В официальной истории «древнего» Египта читаем:

«В перечислении трофеев, добытых египетскими воинами в Ливии в XIII веке до н. э., упомянуто 13 320 пенисов. Они закапывались на поле. Так повышалось плодородие».

Одновременно, как отмечают исследователи, решались и сугубо практические проблемы. Эта процедура стала заменой убийства военнопленных при рабовладении и других формах принуждения.

Оскопление донесено до нас во множестве историй и легенд. Оно характерно для культов Исиды и Осириса, Адониса, Таммуза, Диониса. На нем основан и культ богини-матери Кибелы и Аттиса. Традиционная наука относит его к VIII в. до н. э. и описывает родину этого культа как полумифическую страну Фригия в Малой Азии.

В этом культе бог Аттис, возлюбленный Кибелы, умирающий и воскресающий бог, согласно мифу, был вынужден оскопить себя, став прообразом для жрецов богини Кибелы, являвшихся евнухами. Кибела, будучи причиной оскопления и гибели Аттиса, сама воскрешает его. Жрецы этого культа, после самооскопления, бросали фаллос в лицо жестокой богини. Описывается, что примеру жрецов следовали многие граждане.

Нам представляется, что этот факт свидетельствует еще об одном аспекте кастрации как общественно-религиозного явления. На определенном этапе оскопление стало методом отстранения людей от всего, что считалось мерзким, грязным, отвлекающим от высоких мыслей о небесах, о духовном. На ее базе, под ее влиянием родились культы, в которых определяющим стало понятие «очищение». Более подробно мы расскажем об этом дальше.

Сейчас же отметим, что со временем скопец был признан наиболее подходящей фигурой для управления государственными делами на всех уровнях, даже на самом высоком. Прошедшего «очищение» ничто не отвлекало от дел, его нельзя было соблазнить чувственными наслаждениями. Он не заботился о потомстве, о накоплении богатств для детей и внуков, поскольку их не было. Физически и психически травмированный, кастрат находил смысл жизни лишь в работе на благо тех, у кого он был в услужении. И чем выше по лестнице власти он взбирался, тем беспощаднее относился к тем нормальным людям, судьбами которых распоряжался. Он как бы мстил им за свое увечье. А это только способствовало укреплению власти и накоплению богатств его повелителей. Очень ценным чиновником считался скопец.

Возвышение кастратов произошло тогда, когда утвердился институт отцовства. В этом нет противоречия.

Ни для кого не секрет, что в обществах, основанных на охоте и рыболовстве, институт личного отцовства практически отсутствовал. Так же, как и у обезьян — высших приматов, в племенном поселении существовали доминантные производители потомства. Современный вопрос «от кого ребенок» никого не волновал: отцы участвовали в воспитании детей лишь опосредованно и коллективно.

Остатки такого отношения к браку до сих пор встречаются у народов Крайнего севера и у африканских племен. Там секс с одной из женщин, даже замужней, может быть предложен гостю в знак уважения, как и другие атрибуты гостеприимства.

Только при переходе к земледелию, чьи плоды позволяют семье жить отдельно от клана, вопрос о семейной принадлежности и отцовстве приобретает актуальность. Этому в огромной мере способствуют, накопление знаний о семени и плодородии, с одной стороны, и распад племенного строя, с другой.

Как только у мужчин появилось самоосознание «мой ребенок, мое семя», зарождается институт наследования и, как следствие этого, четкое определение, кто — папа, а кто — дядя. Заодно в представлении предков женщина превращается в рожальную машину, не имеющую права на детей. Она уподобляется земле, давшей урожай. Земля не имеет никакого права на урожай, не правда ли? Его снимает земледелец, вспахавший поле и бросивший в него семена.

Такое отношение к женщинам сохранилось и поныне у многих народов и народностей Азии и Африки. В слегка измененной форме оно укрепилось в исламе.

В результате, помимо кастратов, в обществе возникает их противоположность — многоженцы. Надо же кому-то создавать потомство! Среди супер-отцов в основном — главы родов, земельные феодалы. Они могут позволить себе содержать гарем, множество детей и стражей гарема — евнухов. При этом складывается симбиоз противоположных полюсов сексуальности — бесполых евнухов и многоженцев. Люди, живущие под одной крышей, как правило, становятся нечужими, и именно этот известный психологический феномен, в данном случае сближение сюзерена и евнуха, способствовал колоссальному влиянию оскопленных на управление государственными делами.

Профессор Shih-shan Henry Tsai, (Fulbright College, USA) в статье «Могущество Импотентов: Евнухи в Китае»(2002 год) доказывает, что практически вся верховная власть в древнем Китае была сосредоточена в руках кастратов. Наследники престола росли в окружении мальчиков-евнухов, которые и становились их лучшими друзьями и советниками. Кастрированные получали высшие посты в налоговых институтах, суде. Но самое главное — в религиозных структурах.

Это происходило не только в Китае. В византийских хрониках есть упоминания о том, что некоторые должности в религиозно-государственной иерархии давались только кастрированным.

Их влияние огромно. Они выдвинули множество идей, усвоенных впоследствии большинством религий: самоотречение, самоистязание, пророчество, целомудрие и культ девственности. Они привнесли в средневековое общество аскетизм и мученичество, создали закрытые для всех других секты или касты «святых», то есть «чистых» людей.

Именно тогда впервые секс объявляется «грязным делом». Латинское слово casta, или катар по-гречески, означает «чистый». Вспомним известное понятие «катарсис», оставшееся с того времени во всех европейских языках и означающее «духовное очищение». Каста первоначально обозначала закрытую секту очищенных от сексуального греха. Оскопленный человек, стоящий у власти, неминуемо проповедовал отрицание сексуального, выраженного через понятие «грязного» в интимных отношениях.

Механизм этого процесса наглядно показан в литературных сюжетах средневековья. Один из них изложен в романе «История моих бедствий» Пьера Абеляра (традиционно 1079–1142 гг., вероятно, значительно позже). Классический французский теолог, которому приписывают концепцию божественного Триединства, описывает собственное оскопление. Рассказывается, что дядя возлюбленной Пьера нанял разбойников для совершения этой операции. Дядя отомстил на поруганную честь племянницы.

Автор говорит о том, что потерял мужское достоинство и вынужден уйти в монастырь. Само словосочетание «мужское достоинство», обозначающее фаллос, лишение которого вычеркивает человека из обычной жизни, хорошо доносит до нас атмосферу тех лет. Скопцы — не мужчины, у них нет «достоинства», и они не принадлежат больше обществу. У них одна дорога — служить богу, думать о духовном. Только там они еще могут быть полезны людям. Правда, монахи, судя по роману, не отличались ни благочестием, ни строгим поведением. Но это уже детали, надежно скрытые монастырскими стенами.

Напрашивается вывод, что монастырь, место совместного проживания людей одного пола, зародился поначалу как сообщество оскопленных. Об этом свидетельствуют не только литературные сюжеты, но и вся внешняя монастырская атрибутика, традиционно считающаяся христианской. Перевязанный веревкой балахон с капюшоном, смиренный взгляд аскета в землю и многое другое — все это пришло из общества оскопленных и не имело отношения к учению об Иисусе Христе.

Кастрация, особенно в Европе, где она была в наибольшей степени распространена, играла и другую роль.

Вот что пишет Patrick Barbier в книге "The World of the Castrati" «…the whole of medieval Europe was concerned to a greater or lesser degree with the phenomenon of castration. It was still used in various places to torture prisoners and also to punish men who had committed crimes and rape [sic]. The medical profession, too, did not hesitate to use it, mistakenly as a rule, to cure or prevent certain illnesses such as leprosy, madness, epilepsy, hydrocele, gout and various inflammatory conditions. For a long time also it was claimed as a cure for hernia. This was one of the many pretexts put forward by Italian families in order to justify the operation during the golden age of castrato singers. In France castration remained very common, although it was not used for the same musical purpose. Statistics drawn up in 1676 by the Societe Royale de Medecine mentioned more than five hundred cases of boys castrated because of hernia in the single diocese of Saint Papoul near Carcassonne. [Like circumcision for "redundant prepuce and phimosis"!]»