Спойлер: умрут все - Владимир Сулимов

не пробежал деревню насквозь. Оступаясь, побрёл к зимнику.

План был простой. Поймать на зимнике попутку. Добраться из Якутска в Москву, оттуда — в Нежимь. Дождаться следующего полнолуния. И снова напомнить Пал Поту о себе. Так, чтоб до ярости. Чтобы сразу. Чтобы Пал Пот захотел наказать наглеца, как только он и умеет. Как Пал Пот умеет, Юра знал превосходно. В конце концов, он сам об этом писал.

План простой, как всё гениальное. Разве мог он провалиться?

***

Пал Пот распрямляется над неподвижным телом Виты, пыхтя, словно неисправный насос. Вена на его виске вздулась фиолетовым червём и сладострастно пульсирует. Юра видит её отчётливо. Его зрение обострилось — и не оно одно. Он знает, что на ужин Пал Пот ел свиной шашлык и запивал мясо каким-нибудь «Джонни Уокером». Знает, что у Пал Пота гастрит и панкреатит — чует это в его дыхании. Слышит дождь, каждую каплю из мириад — коготки, царапающие крышу гаража, — и звонкие щелчки падающих с молотка на бетонный пол алых капель. Видит длинные светлые пряди волос, прилипшие к бойку. Он не хочет смотреть на лицо Виты — на то, что от него осталось, — но заставляет себя.

Кровавая каша со студнем вытекшего глаза под содранной бровью. Осколки кости пронзают переносицу… От увиденного больней, чем от ударов всех молотков на свете. Юра выгибается и воет. Нет — ревёт, как зверь. Зуд обжигает горло, пожирает тело. И изменения ускоряются.

Пал Пот не замечает, опьянённый кровью. По-старушечьи жуёт губами. Пробует запах бойни на вкус.

— Расскажи, каково тебе, — гундосит он, подбираясь к корчащемуся на стуле человеку. — Криком своим расскажи.

До хруста выкручивается позвоночник, перемалываются и собираются заново кости, скотч вгрызается в набухающие запястья, кожа под ним лопается, чтобы опять срастись — и корчащийся человек рассказывает.

Пал Пот затыкает уши. Подслеповато щурясь, наклоняется к пленнику. И наконец замечает.

Слишком поздно.

Ручка стула выгибается, скотч лопается, и стальные пальцы смыкаются на горле мучителя. Целые. Когтистые. Пал Пот хватает сцапавшую горло пятерню, больше изумлённый, чем напуганный. Пятерня покрыта жёсткими волосами. Густыми, как шерсть.

Молоток падает и бьёт Пал Пота по большому пальцу ноги. Больнюче. Пал Пот плаксиво вскрикивает.

Рот пленника распахивается неестественно широко, обнажая огромные жёлтые клыки. Они проламываются сквозь челюсти, чтобы рвать и терзать.

Вот теперь лютый ужас вытесняет все остальные чувства Пал Пота. Его член, до сих пор попирающий брюки, мигом съёживается, как лопнувший воздушный шарик. Пал Пот не пытается понять происходящее. Ему ясно одно: пленник больше не пленник. Они поменялись ролями.

Пал Пот дёргается и — о чудо — освобождается. Когти оставляют под подбородком саднящие борозды, которые враз наполняются влажным пульсирующим теплом. Зажимая горло ладонью, Пал Пот слепо бежит прочь, спотыкается о вытянутые ноги Виты и шмякается ничком, комично, точно клоун в репризе. Успевает выставить руки, тем самым спасая лицо от удара об пол — но не колени. Пал Пот тонко, по-птичьи, пищит и оборачивается на создание, неистовствующее позади.

Оно теперь стоит в полный рост на гротескно вывернутых ногах. На нём болтаются обломки стула, удерживаемые лоскутами скотча. Оно горбато, и огромно, и загривком задевает потолок. Одежда сползает клоками, и из разрывов прёт чёрная шерсть. Лицо комкается с хрустом, словно копыта топчут черепицу, и сквозь изжёванную плоть проступают новые черты. Складываются в вытянутое рыло. Нос бесформенной смоляной каплей перетекает на удлиняющуюся верхнюю губу. Со звоном катятся по полу отторгнутые новой плотью гвозди.

Пал Пот визжит, неуклюже вскакивает и несётся к двери, суча руками и высоко, как в канкане, вскидывая ноги. Начисто забывает про пистолет, оставленный на полке рядом с мобилой. Забывает и про мобилу. Он не назовёт собственное имя, если сейчас его спросить.

Лишённый имени, он щёлкает пипкой рубильника, торчащей из щитка. Дверь начинает ползти вверх издевательски медленно, но человек без имени верит, что успеет проскочить под ней. Нагибается, и тут в спину врезается массивное, ревущее и пышущее адским пламенем. Будто джипом сбило.

Пал Пот, он же Павел Потецкий (и Павлик для мамаши), впечатывается в дверь и грохается на бетон. Из разбитого носа брызжет кровь, с губ срываются слюни, а в брюках растекается горячее. Спереди и сзади.

***

Мощь.

Обострившиеся чувства обескураживают. Стрекочут светильники. Барабанит на пороге дождь. Скрежет двери царапает уши. Воздух за воротами пахнет разрытой землёй, хвоей, грибами, червями, ночью. Звуки и запахи наваливаются отовсюду.

Забвение.

Он понимает, что на четырёх лапах удобней, и припадает к полу. Боль уходит, уходит зуд, отовсюду, кроме головы. Забирается под череп, превращая его в улей, и принимается сверлить мозг. Названия исчезают, да они и не нужны. Достаточно образов.

Ненависть.

У входа мечется добыча. В глазах мутится от бешенства. Зуд опаляет. Один стремительный прыжок — и добыча падает. Вонь и вопли. Добыча пытается ползти.

Удержать лапой. Сомкнуть челюсти на пояснице. Выдрать и перекусить позвоночник. Хрясь!

Горько.

Добыча всё пытается ползти. Цепляется ручонками, тянет пухлое разваливающееся тело за ворота, зачерпывает грязь из лужи. Грязь чавкает, лужа бурлит, гром смеётся, добыча рыдает. Зверь ревёт. Ему нравится игра.

Зуд стихает.

Зверь цепляет добычу за бедро и втаскивает обратно в гараж. Добыча голосит. Её ноги — бесполезные куски мяса, воняющие ссанью и дерьмом. Зверь брезгливо фыркает, обходит добычу и вгрызается межу лопаток, перемалывая клыками рёбра и хребет. Горько. Зверь брезгливо сплёвывает.

Грохот, за ним — шлепок по холке и ожог. Едкий запах режет ноздри. Зверь вскидывает морду, с которой капает кровь — чужая. За дождём дом, а перед домом человек. Человек сжимает в руках кусок железа. Из железа идёт дым.

Затем огонь, и опять грохот, и ожог. Зверь выскакивает под падающую воду, освежающую воду, и вскачь несётся к человеку с дымящимся железом. Человек охает и скрывается в доме.

Зверь возвращается к добыче. Та слабо трепыхается в растекающейся розовой луже. Зверь обнюхивает её шею. Пробует языком — солёно и горько. Добыча сипит — ртом и вывалившимися лёгкими.

Зубы сжимаются на шее добычи и медленно сдавливают. Хруст. Горько. Игра окончена? Зверь воет на скрытую тучами Луну. Победно задирает над падалью заднюю лапу. Сделав дело, идёт к лежащей поодаль. К ней.

Она пахнет кровью, страхом и мочой — а ещё мёдом, и молоком, и печёными яблоками с корицей, только из духовки — всё забытые запахи. Что-то с ними связано. Она дышит ртом, потому что носа у неё нет. Дыхание прерывистое, затухающее.

Возможно, её взбодрит игра?

Зверь