Остров императора - Евгений Касьяненко

– Можете послушать запись допроса. Только извините, не с начала. Тайна следствия.

Пашков прослушал на наушники запись и, найдя нужное место, переключил на громкоговоритель.

«Ладно, я расскажу все, как было. Я вылезла из палатки, ну, по нужде, и увидела катамаран. Я решила, что в такую погоду лучше уж ночевать на борту, да и туалет там такой, как в обычной квартире. И я пошла в сторону протоки».

«Вы никого не встречали по дороге?»

«Нет. Пришла на катамаран, Николай мне обрадовался, только почему-то все время ругал Валентину. Матом. Ну, мы немного выпили, посидели».

«Что потом? Между вами были интимные отношения?»

«Н-нет. Тут слышим голос. Это Виктор зовет с берега Николая. Николай велел мне не вылезать из каюты, а сам вышел на палубу. Потом на борт поднялся Виктор, и они ушли в другой, правый корпус катамарана. Они о чем-то громко говорили, но я расслышало только одно слово – «клад». Они его все время повторяли. Вы же понимаете, катамаран сделан так, что между корпусами две перегородки, мост и ничего не слышно. Николай еще приходил в мой корпус, взял бутылку, закусить и опять велел сидеть мне тихо».

«Почему он не хотел, чтобы Виктор вас видел?»

«Не знаю. По правде, он меня утром просил, чтобы я… ну, в общем, чтобы я уделила внимание Диме и, наверное, не хотел, чтобы Виктор меня видел с ним».

«Дальше».

«Потом они прощались на палубе, и я слышала, как Николай говорил, что пусть Виктор не беспокоится, завтра они придут в город и объявят о кладе. Потом Николай пришел в мою каюту и как-то странно сказал: «Это единственный шанс». Он посмотрел на меня и говорит: «Если будешь паинькой, через месяц будешь жить на Канарах и… и… (были слышны всхлипывания)…трахаться сколько тебе влезет».

«Он вам что-то обещал?»

«Нет. Потом он достал пистолет из тайника. Я его и раньше видела, он всегда им по пьянке хвастался, говорил, что в милиции ему оставили именное оружие. Посмотрел на пистолет и опять спрятал. “Есть, говорит, и лучший вариант. Лошадь».

«Лошадь?»

«Да, он так сказал: «Лошадь». «Сиди, говорит, тихо». И убежал».

«Что же потом?»

«Он вернулся минут через десять. Весь белый. Спрашивает: «Здесь никого не было?» Отвечаю, что нет, никого не было. Он при мне вскрыл тайник, достал толстую пачку денег в полиэтиленовом мешочке. Потом говорит: «Сейчас вся твоя судьба, Олечка, решается. Сделаешь, как я скажу, уберемся из этой проклятой страны, и будем жить, как короли. А сделать тебе нужно только одно: молчать. Пойдешь в палатку, если кто увидит, скажешь – бегала под кустик пописать. И все. На катамаране ты не была, меня и Виктора здесь не видела». Мне стало страшно. Я поняла, что он убил Виктора. И тут Николай увидел на койке пистолет, бросился ко мне. Я испугалась, схватила пистолет и случайно… (всхлипывания)… он выстрелил. Я не хотела».

«Не понял. Ведь пистолет был в тайнике?»

«Когда Николай ушел, я достала пистолет из тайника, положила его на кровать и… ну, словом, я разделась. Догола. Это вроде как игра. Я же думала, что он просто забыл что-то сказать Виктору, сейчас вернется, а тут голая женщина с пистолетом. Ну, как в западных фильмах. Николай это любил. Такие приколы».

«Что было потом?»

«Я перепугалась, я была вся в крови. Его крови. Я побежала на палубу и прыгнула в воду. Вымылась. Потом вернулась. Оделась. Хотела уйти, а потом думаю, ведь если милиция найдет деньги и пистолет, сразу станет ясно, что убил Николая кто-то из своих. Я взяла пакет с долларами, он был хорошо упакован в полиэтилен от сырости, привязала к нему пистолет, снова разделась, отплыла на середину реки и утопила. Потом вернулась в палатку».

«Это все?»

«Честное слово».

Самсонов спросил Пашкова:

– Пистолет и доллары нашли?

– Да, хоть и с большим трудом.

– Что ее ждет?

Тот неопределенно развел руками:

– Скорее всего, ничего. Неосторожное обращение с оружием. В худшем случае инкриминируют превышение пределов необходимой самообороны. Это условный срок. Ее счастье, что она не припрятала деньги – был бы мотив убийства. Но дело не только в этом. Я же говорил, что из-за присутствия в деле вашей персоны сделают все, чтобы притушить скандал.

– Как вы выяснили, что убийца – Ольга?

Пашков улыбнулся:

– Тайна следствия. Без комментариев.

– Тогда я вам скажу. Вы – неплохой следователь, но действительно были повязаны по рукам и ногам неприкосновенностью моей персоны. Поэтому вы тайно, наверное, тайком от начальства, совершили жуткий грех: установили на моем, теперь моем катамаране, аппаратуру для прослушивания. – Виктор засмеялся. – Жутко сказать. Это ведь пахнет политическим сыском. Но вам это было надо, потому что вы были уверены, что убийца кто-то из нас четверых и так или иначе это связано с катамараном. Признайтесь, товарищ следователь, вы хоть ночью-то отключали аппаратуру? А то мне становится стыдно.

– Это все ваш домысел. Ни у кого и в мыслях не было вас прослушивать. Никаких пленок нет в природе. – Пашков улыбался.

– А если я скажу вам номер голубого жигуленка? У меня хороший бинокль.

Пашков пожал плечами:

– Если бы за вами следили, то о номерах позаботились. Кстати, господин депутат, извиняюсь, товарищ депутат, у кладоискателей тоже есть свои тайны, а? Вы не хотите сделать заявление?

Виктор встал:

– Несколько попозже. Кстати, я как-нибудь приглашу вас покататься на катамаране. С семьей. Идет?

– Интересное предложение.

– Тогда договорились. – Виктор подошел к двери и попрощался так, как все ожидают от «красного», выкинув вверх кулак: – Рот фронт, геноссе. Но пасаран.

20

– Алло, Валечка? Тебя не страшит опасность расстаться со мной на три месяца осенней сессии?

– Страшит, если честно.

– Тогда заеду и – на катамаран. Два захода и два рассвета еще наши. Кстати, я намерен сделать тебе предложение.

– Какое еще предложение?

– В России, когда говорят это женщине, вкладывают вполне определенный смысл.

– Без шуток? Не слишком ли я разбитная вдова для политического деятеля?

– С некоторых пор я понял, что моя жизнь слишком пресна. Ты добавишь в нее перца. Встречай.

…Море было ласковым. Они вновь встречали закат в заливе. Виктор обнял Валентину:

– На следующий год сядем на катамаран и поплывем, извиняюсь, моряки говорят, пойдем далеко-далеко. Крым, Одесса, Констанца, Варна, Стамбул. Покуда хватит времени. Бросим катамаран в какой-нибудь приморской деревушке возле греческого города Пирей, а еще через год пойдем по Средиземноморью – Италия, Франция, Испания.

– Мечтатель. Уже карту изучил. Разграбят за год твой катамаран.

– Кто? Греки? Они же православные. Свои. Ну, это я тебе мозги пудрю. А теперь признавайся, как на духу: это ты засунула клад в тайник катамарана?

– Как ты догадался?

– А кто бы еще? Ольга этого не делала, убитый тоже бы не успел. Когда?

– Когда утром Дима тебя обнаружил и начал звонить, я побежала на «Альбатрос». Увидела труп, этот странный горшок и догадалась, что примерно произошло.

– Зачем же спрятала?

– Ты – идеалист, и умрешь идеалистом. Кому нужны твои красивые поступки? Твой бы клад разворовали еще до того, как он поступил в музей. Такая вот страна.

– Но ведь надо что-то с этим делать?

– Не знаю. Вернее, знаю, что ты все равно завтра отволочешь это золото в музей. Ты, как и Дима, неисправим.

– Что-то я уже соскучился по этому «дерьмократу». Может быть, пригласим его завтра вместе с семьей на прогулку по морю? Лодка большая.

– Отличная идея! А вдруг он нам споет?

– Ну, это уже перебор.

2009 год.