Вариант "Ангола" - Игорь Борисенко

– Хорошо. Что-нибудь еще, лейтенант?

– Никак нет. Разрешите идти?

– Ступайте. Готовьтесь к разгрузке, машина будет минут через десять. Бумаги в диспетчерскую…

– Здравствуйте, – я протянул капитану документы.

– Из Москвы… Угу, товарищ Вершинин. Выходит, это вас "девятнадцатый" дожидается.

Я пожал плечами.

– Наверное.

Капитан оказался совсем молодым – наверное, еще и тридцати не было. Старили его щетина и красные от недосыпа глаза.

Заметив мой взгляд, капитан смешно сморщил нос.

– Да, побриться бы не мешало, я знаю. Некогда.

Я машинально потер подбородок. Мне побриться тоже не помешало бы.

– "Девятнадцатому" вылет назначен по готовности. Как мне сообщили, должен прибыть еще один человек…, – сказал капитан, и посмотрел на серый бланк, положенный под лист стекла на столе. – Некто Владимир Вейхштейн, лейтенант НКВД.

Я кивнул. Так вот как зовут моего сопровождающего… Хм-м, интересно, а кто будет главнее? Наверное, все-таки он, так что это мне надо называть себя… ну, скажем, подопечным, а не его сопровождающим. А то – ишь, присвоила кобыла ременный кнут…

– Но его пока нет, так что придется подождать. Да, вы же, наверное, голодный…

Капитан снял трубку телефона.

– Надежда! Сейчас человек придет – накорми и обиходь. Ну и что, что рано? Не в ресторане буржуазном… А я говорю, накорми! Да не знаю я, когда эту клятую картошку подвезут, ну что ты будешь делать…

Было слышно, как неведомая Надежда что-то с жаром выговаривает капитану, судя по всему, не слишком обращая внимание на чины и звания.

– …короче, накорми человека. И хватит кровь из меня пить, а то Семена выпущу.

Странная угроза возымела мгновенное действие – из трубки послышалось что-то вроде "хорошо".

Капитан бросил трубку на рычаг.

– Это повариха наша. А Семен – мужик ее. Механик от бога, но пьет, мерзавец. Как он ей фонаря подвесит, я его закрываю, чтобы не бузил, значит. Так и живут – она в кухне, он на "губе". Смешно, чес-слово… Впрочем, это все лирика. Когда прибудет лейтенант, доложитесь мне. А пока, товарищ Вершинин, отправляйтесь в служебный корпус, там найдете столовую. А уж мимо Надежды не пройдете…

…Пройти мимо Надежды было бы и в самом деле затруднительно – богатырских статей женщина, подбоченившись, стояла в дверном проеме прямо под облупившейся вывеской. Белые буквы на выцветшем, когда-то синем фоне гласили: "Столовая".

– Это тебя, что ль, накормить?

– Меня.

– Только разносолов не жди, тут все по-простому.

– Да я не привередливый.

Надежда смерила меня взглядом.

– Ну пошли.

Миска разогретой перловки, два сваренных вкрутую яйца, два ломтя черного хлеба и кружка порошкового молока – признаться, я рассчитывал на гораздо меньшее. К тому же с прошлой "заправки" прошло часов двенадцать, и я уписывал завтрак так, что за ушами пищало.

– А ты сам-то откуда? – поинтересовалась Надежда, когда я принялся за кашу.

– Из Москвы.

– Из самой Москвы? – ахнула повариха.

– Угу.

– Далеконько тебя занесло! Бомбят Москву-то?

– Бомбили… А теперь уже нет.

– Получили, выходит, по зубам, изверги… А Москва-то говорят, большая очень? А товарища Сталина видел?

– Нет, – я покачал головой. – Не видел.

– Жалко, – поджала губы повариха. Похоже, ее вера в то, что я прилетел из самой Москвы, несколько пошатнулась. В самом деле, как такое может быть – в Москве живет, а товарища Сталина не видел?

Я отодвинул в сторону опустевшую тарелку, и только протянул руку к блюдечку, на котором лежали яйца и хлеб, как Надежда рявкнула:

– Куда?

От неожиданности я отдернул руку – и только потом понял, что повариха обращается не ко мне. Она смотрела куда-то мне за спину:

– Не видишь, закрыто!

– Успокойтесь, гражданочка. Я сюда не завтракать пришел.

Я обернулся.

К столу подошел молодой человек в шинели и фуражке.

– Товарищ Вершинин?

– Именно, – я поднялся.

– Здравствуйте, я лейтенант Вейхштейн, – он протянул мне руку. – Владимир.

– Александр Вершинин… Саша. Впрочем, вы это уже знаете.

Лейтенант оказался довольно плотно сбитым парнем среднего роста. Темные, чуть курчавые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб, голубые – хм-м, немного странно при такой фамилии, но чего в жизни не бывает? – умные глаза внимательно и цепко изучали меня. Хотя он и служил в самом что ни на есть тыловом городе, почему-то сразу чувствовалось, что он здесь отнюдь не "отсиживается".

– Да вы кушайте, я подожду, – сказал Вейхштейн после короткой паузы, и сел на скамейку напротив меня.

Я кивнул на блюдечко.

– Поделим?

– Нет, спасибо. Я только что из дома, а мать голодным не выпустит, вы же понимаете.

Повариха, поняв, что Вейхштейн оказался тут отнюдь не случайно, удалилась на кухню, напоследок сказав, что грязную посуду можно оставить на столе.

– Мне сказали, что самолет уже ждет, – сказал я, сосредоточенно лупя яичко.

– Это хорошо, – кивнул Вейхштейн. – Саш, может, сразу на "ты"?

– Я – "за". Как я понимаю, работать вместе нам придется достаточно долго, так что ну их, эти формальности…

– Кстати, ты знаешь, куда мы сейчас летим?

– Ну, путь долгий, – сказал я. – Иркутск, Чита, Хабаровск… А конец маршрута в Елизово, это аэродром близ Петропавловска.

Вейхштейн присвистнул.

Четверть часа спустя, поблагодарив повариху Надежду и попрощавшись с капитаном Лукиным, мы уже шли к самолету.

Владимир ВЕЙХШТЕЙН,

17 – 25 сентября 1942 года.

В который раз поворачиваясь с боку на бок на жестком топчане, я ожесточенно зевал, словно надеясь таким образом вернуть запропастившийся куда-то сон. Главное, буквально час назад, когда мы сидели в доме культуры и смотрели фильм, я просто валился со стула, так хотел на боковую. Даже фильма не запомнил – ни названия, ни кто играл. А пока пришел, почистил зубы и лег спать в "нашей казарме", сон как рукой сняло. Снова начал вспоминать, как летели сюда и все остальное.

Вспоминал, как утром пятнадцатого сентября самолет с натужным ревом оторвался от взлетной полосы аэродрома на Каштаке и пополз вверх. Недолго пролетев над городом, вдоль Томи, он полого повернул прочь от него, куда-то на юго-восток. А у меня в голове застыли картины: пляж на речке, у моста, где мы купались в жаркие июльские дни, старая церковь на высокой горе, тенистые улицы со старыми, еще купеческими домами с резными наличниками на окнах… Тогда я еще не знал, что меня ждет, но в голове настойчиво билась мысль: не вернусь сюда больше, не вернусь!

Никогда бы не подумал, что всего за пять лет можно привыкнуть к городу, как к родному. Из Москвы уезжалось по-другому, тогда у меня не было особого страха перед неизвестностью. Тогда я думал – ненадолго уезжаю, на время. Или теперь все изменилось из-за того, что я стал чуть старше?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});