Брат Гримм - Крейг Расселл

Фабель вышел из дома незадолго до Сусанны. Прибыв в Президиум в самом начале девятого, он еще раз просмотрел файлы и перечитал свои записи за предыдущий день. Затем в течение получаса он добавлял детали к уже сложившемуся в уме эскизу. Несмотря на все старания создать максимально объективную картину, он никак не мог изгнать из памяти потрясенное лицо фрау Элерс. Ее гримаса горя и гнева снова и снова всплывала перед мысленным взором Фабеля, и тлеющие в его душе уголья вчерашней ярости опять начинали полыхать ярким пламенем в прохладном, ясном утре нового дня. Неужели психологическая пытка подобного рода доставляет этому чудовищу какую-то дьявольскую радость? Неужели он получает наслаждение, зная, как страдает семья, дочь которой он уже убил? Кроме того, Фабель понимал, что ему придется продлить мучения Элерсов, поскольку он не имел права до конца полагаться на отрицательный результат идентификации пропавшей три года назад девочки. Нельзя отрицать возможности — пусть и слабой, — что те издевательства, которые жертве пришлось перенести за эти годы, сумели существенно повлиять на ее внешность.

С трудом дотерпев до девяти, Фабель взял трубку, нажал кнопку давно запрограммированного номера Института судебной медицины и попросил соединить его с герром доктором Меллером — патологоанатомом, с которым Фабель сотрудничал в большинстве своих дел. Меллер был высокомерным, вздорным типом, и большинство расследующих убийства детективов Гамбурга его не терпели, однако Фабель уважал доктора за его высокий профессионализм.

— Меллер… — Голос на противоположном конце провода звучал раздраженно, словно его хозяин был недоволен тем, что его оторвали от какого-то бесконечно важного занятия.

— Доброе утро, герр доктор Меллер. Говорит криминальгаупткомиссар Фабель.

— Что там у вас, Фабель?

— Я звоню в связи с аутопсией девушки, тело которой мы обнаружили на берегу Эльбы в Бланкенезе. У нас возникла неувязка с идентификацией. — Подробно обрисовав развитие событий, включая сцену опознания, вышедшую далеко за рамки рутинной процедуры, Фабель сказал: — Существует вероятность, хотя и минимальная, что эта девушка все же может оказаться Паулой Элерс. Я не хочу вынуждать семью страдать вновь, но мне совершенно необходимо установить личность мертвой девушки.

Меллер некоторое время молчал, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было свойственного ему высокомерия.

— Как вы понимаете, личность жертвы можно установить по зубным картам. Но боюсь, что самым быстрым и точным методом станет сравнение ДНК матери и дочери. Это можно сделать здесь, в институте. Однако мне потребуются образцы ткани матери пропавшей девочки.

Фабель поблагодарил Меллера, но трубку не повесил, а набрал номер Хольгера Браунера. Полностью доверяя такту друга, детектив попросил его уговорить фрау Элерс добровольно представить необходимые образцы.

Закончив разговор, Фабель взглянул через стеклянную разделительную стену на главный зал Комиссии и увидел, что Анна Вольф и Мария Клее уже находятся на своих рабочих местах. Он нажал кнопку внутренней связи и попросил Анну зайти в его кабинет. Когда девушка села напротив шефа, тот придвинул к ней посмертный снимок девушки.

— Анна, мне необходимо знать, кто она на самом деле. И я хочу это знать к концу дня. Что тебе уже удалось выяснить?

— В данный момент я просматриваю базу данных Федеральной уголовной полиции, так как полагаю, что наш объект может оказаться в списке пропавших людей. Я ограничила поиск лицами женского пола в возрасте от десяти до двадцати пяти лет и территорией радиусом двести километров от Гамбурга. Выход при подобной фильтрации большим быть не должен.

— Это твое единственное задание на день, Анна. Брось все остальное и займись только идентификацией.

— Шеф… — как-то неуверенно произнесла девушка, словно не зная, что сказать дальше.

— Что, Анна?

— Это было страшно. Я имею в виду прошлый вечер. Я после этого не могла спать.

Фабель безрадостно улыбнулся, жестом пригласил Анну присесть и сказал:

— В этом ты не одинока. Может, хочешь заняться чем-то другим?

— Нет! — не пытаясь скрыть эмоций, воскликнула Анна. — Нет, шеф, я хочу заниматься этим делом. Я желаю узнать, кто эта девушка, и хочу участвовать в поисках подлинной Паулы Элерс. Мне было очень тяжело видеть страдания семьи, боль родителей. И… возможно, я сошла с ума, но я… почти чувствовала… нет, не присутствие Паулы, а скорее ее отсутствие в доме.

Фабель промолчал. Анна пыталась сформулировать мысль, и детектив хотел выслушать ее до конца.

— Когда я была маленькой, в нашей школе училась девочка… Хельга Кирш. Такая маленькая серая мышка, на год младше меня. Ее лицо было невозможно запомнить, но, увидев его, вы сразу бы узнали… нет, не Хельгу… а какого-то человека, которого вы где-то видели. Так произошло, если бы вы увидели ее в городе или в парке… Понимаете?

Фабель утвердительно кивнул.

— Как бы то ни было, — продолжала Анна, — но однажды нас собрали в актовом зале школы и сказали, что Хельга пропала… отправилась кататься на велосипеде и не вернулась. И тогда я заметила ее отсутствие. Хотя мы с ней даже ни разу не говорили, она, оказывается, занимала в моем мире какое-то пространство. Через неделю нашли велосипед и ее тело.

— Помню, — сказал Фабель, который на заре карьеры принимал участие в этом расследовании.

Участие юного комиссара было весьма условным, но имя жертвы он запомнил хорошо. Хельга Кирш тринадцати лет была изнасилована и убита. Ее тело обнаружили в высокой траве рядом с велосипедной дорожкой. Для того чтобы схватить убийцу, потребовались год и расследование убийства еще одной девочки.

— Со времени исчезновения и до момента обнаружения тела в школе царила какая-то странная, жутковатая атмосфера. Нам казалось, что кто-то похитил какую-то крошечную часть здания. Мы не могли установить, какую именно, но ее отсутствие ощущали. После того как Хельгу нашли, осталась печаль. И чувство вины. Лежа ночью в кровати, я пыталась вспомнить, говорила ли я с ней когда-нибудь, улыбалась ли ей и общалась ли вообще. Всего этого не было, но эти чувства печали и вины вынести было легче, чем ощущение чьего-то отсутствия. — Анна отвернулась и посмотрела через окно на покрытое свинцовыми облаками небо. — Я помню, что говорила об этом с бабушкой. Бабушка вспомнила о временах Гитлера, когда была еще девочкой. Она рассказала, что они чувствовали, зная, что кого-то из их знакомых должны в эту ночь арестовать нацисты… иногда это были целые семьи, занимавшие в мире свою нишу. Образовывалась пустота, которую нельзя было заполнить даже известием о смерти.

— Представляю, — сказал Фабель, хотя представить это на самом деле не мог.

Национальность Анны (девушка была еврейкой) не играла для Фабеля никакой роли при приглашении ее в свою команду. Национальность коллег просто не регистрировалась радаром Фабеля. Но иногда, как, например, в этот момент, он, сидя напротив нее за письменным столом, вдруг начинал видеть в себе немца-полицейского, а в ней — девушку-еврейку, и груз истории невыносимо тяжким бременем опускался на его плечи.

— Простите, — повернувшись к нему лицом, сказала Анна. — Не знаю, что на меня вдруг нашло. Я идентифицирую девушку, шеф. Идентифицирую обязательно.

Когда Анна вышла, Фабель достал из ящика письменного стола альбом для эскизов, положил его на стол и открыл. Некоторое время он молча смотрел на белый лист плотной бумаги. Совершенно чистый. Очередной символ только начинающегося дела. Фабель использовал эскизные альбомы вот уже более десятка лет. На этих предназначенных для творческой деятельности блестящих, плотных листах Фабель суммировал записи из блокнота, расшифровывал имена и фамилии, фиксировал события и места, соединяя все эти сведения прямыми линиями. Это были его личные этюды. Его наброски общей картины убийства, которую он потом детализирует и оживит игрой света и тени.

Первым делом он обозначил места действия — берег Эльбы в Бланкенезе и дом Паулы Элерс в Нордерштедте. Затем он записал все имена, которые за последние двадцать четыре часа упоминались в связи с делом. Он перечислил четырех членов семьи Элерс и, делая это, оформил графически слова Анны о пустоте. Кроме трех членов семьи — отца, матери и брата, о которых после беседы с ними можно сформировать живое представление, существовал и четвертый. Дочь. Для Фабеля она все еще оставалась общей идеей, ирреальным собранием воспоминаний и впечатлений других людей и выхваченным фотообъективом образом, задувающим тринадцать свечей праздничного торта.

Если Паула оставалась не имеющей формы абстракцией, то обнаруженная на берегу Эльбы девушка являлась лишь конкретной формой, лишенной какого-либо содержания. Неопознанным трупом. В самом центре листа Фабель вывел слова «голубые глаза». Конечно, у дела имелся номер, который можно было бы использовать, но за неимением имени словосочетание «голубые глаза» казалось ему наиболее уместным. Оно гораздо больше говорило о личности, чем присвоенный делу безликий номер. Фабель соединил «голубые глаза» и «Паула» прямой линией, оставив разрыв посередине, и поместил в этом разрыве двойной вопросительный знак. Он не сомневался, что тут появится имя убийцы девушки и возможного похитителя Паулы Элерс. Не исключено, конечно, что это могут быть разные люди, но даже если это и так, то они каким-то образом связаны друг с другом. Тот, кто убил «голубые глаза» — будь то один человек, дуэт или даже трио, — похитил и Паулу Элерс.