Почетный консул - Грэм Грин

Он шагнул назад, в темный вестибюль, и пропал из виду.

Доктор Пларр поехал к себе, в новый желтый многоквартирный дом, где рядом в трубах шуршал гравий и визжали ржавые краны. Лежа в постели, он подумал, что в будущем вряд ли захочет встречаться с этим почетным консулом.

И хотя доктор Пларр не спешил возобновить знакомство с Чарли Фортнумом, месяца через два после их первой встречи он получил документы, которые полагалось заверить у британского консула.

Первая попытка его повидать окончилась неудачей. Он приехал в консульство часов в одиннадцать утра. Сухой, горячий ветер с Чако развевал национальный флаг на криво висевшем флагштоке. Пларр удивился, зачем его вывесили, но потом вспомнил, что сегодня годовщина заключения мира в предыдущей мировой войне. Он позвонил и вскоре мог бы поклясться, что кто-то за ним наблюдает сквозь глазок в двери. Он встал подальше на солнце, чтобы его можно было разглядеть, и сразу же дверь распахнула маленькая чернявая носатая женщина. Она уставилась на него взглядом хищной птицы, привыкшей издали находить падаль; может быть, ее удивило, что падаль стоит так близко и еще живая. Нет, сказала она, консула нет. Нет, сегодня он не ожидается. А завтра? Может быть. Наверняка сказать она не может. Доктору Пларру казалось, что это не лучший способ отправлять консульскую службу.

Он часок отдохнул после ленча, а потом по дороге к больным в barrio popular, которые не могли встать с постели, если можно назвать постелью то, на чем они там лежали, снова заехал в консульство. И был приятно удивлен, когда дверь ему открыл сам Чарлз Фортнум. Консул при первом знакомстве говорил о своих приступах меланхолии. Как видно, сейчас у него и был такой приступ. Он хмуро, недоумевающе и с опаской смотрел на доктора, словно где-то в подсознании у него копошилось неприятное воспоминание.

– Ну?

– Я доктор Пларр.

– Пларр?

– Мы познакомились с вами у Хэмфриса.

– Правда? Да-да. Конечно. Входите.

В темный коридор выходили три двери. Из-под первой тянулся запах немытой посуды. Вторая, как видно, вела в спальню. Третья была открыта, и Фортнум повел доктора туда. В комнате стояли письменный стол, два стула, картотека, сейф, висела цветная репродукция с портрета королевы под треснутым стеклом – вот, пожалуй, и все. А стол был пуст, не считая стоячего календаря с рекламой аргентинского чая.

– Простите, что побеспокоил, – сказал доктор Пларр. – Я утром заезжал…

– Не могу же я здесь быть неотлучно. Помощника у меня нет. Куча всяких обязанностей. А утром… да, я был у губернатора. Чем могу быть полезен?

– Я привез кое-какие документы, их надо заверить.

– Покажите.

Фортнум грузно сел и стал выдвигать ящик за ящиком. Из одного он вынул пресс-папье, из другого бумагу и конверты, из третьего печать и шариковую ручку. Он стал расставлять все это на столе, как шахматные фигуры. Переложил с места на место печать и ручку – быть может, ненароком поместил ферзя не по ту сторону короля. Прочитал документы якобы со вниманием, но глаза его тут же выдали: слова явно ничего ему не говорили; потом он дал доктору Пларру поставить свою подпись. После чего прихлопнул документы печатью и добавил собственную подпись: Чарлз К.Фортнум.

– Тысяча песо, – сказал он. – И не спрашивайте, что означает "К". Я это скрываю.

Расписки он не дал, но доктор Пларр заплатил без звука.

Консул сказал:

– Голова просто раскалывается. Сами видите: жара, сырость. Чудовищный климат. Один бог знает, почему отец решился тут жить и тут умереть. Что бы ему не поселиться на юге? Да где угодно, только не здесь.

– Если вам так плохо, почему не продать имущество и не уехать?

– Поздно. В будущем году мне стукнет шестьдесят один. Какой смысл начинать сначала в такие годы? Нет ли у вас в чемоданчике аспирина?

– Есть. А вода у вас найдется?

– Давайте так. Я их жую. Тогда они быстрее действуют.

Он разжевал таблетку и попросил вторую.

– А вам не противно их жевать?

– Привыкаешь. Если на то пошло, вкус здешней воды мне тоже не нравится. Господи, ну до чего же мне сегодня паршиво.

– Может, измерить вам давление?

– Зачем? Думаете, оно не в порядке?

– Нет. Но лишняя проверка в вашем возрасте не мешает.

– Беда не в давлении. А в жизни.

– Переутомились?

– Нет, этого бы я не сказал. Но вот новый посол, он меня донимает.

– Чем?

– Хочет получить отчет об урожаях матэ в нашем округе. Зачем? Там, на родине, никто парагвайского чая не пьет. Да сам небось и слыхом о нем не слыхал, а мне придется неделю работать, разъезжать по плохим дорогам, а потом эти типы в посольстве еще удивляются, почему я каждые два года выписываю новую машину! Я имею на нее право. Как дипломат. Сам за нее плачу, и, если решаю потом продать, это мое личное дело, а не посла. «Гордость Фортнума» на здешних дорогах много надежнее. Я за нее ничего не требую, а между тем, обслуживая их, она совсем выматывается. Ну и мелочные же людишки эти посольские! Они даже намекают, что я, мол, меньше плачу за это помещение!

Доктор Пларр раскрыл чемоданчик.

– А что это у вас за штука?

– Мы же решили измерить вам кровяное давление.

– Тогда лучше пойдем в спальню, – сказал консул. – Нехорошо, если нас увидит горничная. По всему городу пойдут слухи, что я при смерти. А тогда сбегутся все кредиторы.

Спальня была почти такая же пустая, как и кабинет. Постель смялась во время полуденного отдыха, и подушка валялась на полу рядом с пустым стаканом. Над кроватью вместо портрета королевы висела фотография человека с густыми усами, в костюме для верховой езды. Консул сел на мятое покрывало и закатал рукав. Доктор Пларр стал накачивать воздух грушей.

– Вы правда думаете, что мои головные боли – это что-то опасное?

Доктор Пларр следил за стрелкой на циферблате.

– Думаю, в ваши годы опасно столько пить.

Он выпустил воздух.

– Головные боли – это у меня наследственное. Отец страдал ужасными головными болями. Он и умер в одночасье. Удар. Вот он там, на стене. Прекрасно сидел на лошади. Хотел и меня научить, но я этих глупых скотов не выносил.

– А по-моему, вы говорили, что у вас есть лошадь. «Гордость Фортнума».

– Да какая же это лошадь, это мой «джип». Нет, на лошадь я ни за какие коврижки не сяду! Но скажите правду, Пларр, хоть и самую страшную.

– Эта штука не показывает ни самого страшного, ни самого невинного. Давление у вас, однако, слегка повышено. Я дам вам таблетки, но не могли бы вы пить хоть немного поменьше?

– Вот и отцу врачи всегда советовали то же самое. Он мне как-то сказал, что за те же деньги лучше купить стаю попугаев, они бы ничуть не хуже твердили одно и то же. Видно, я пошел в этого старого негодяя – во всем, кроме лошадей. Боюсь их смертельно. Он на меня за это злился, говорил: «Преодолей страх, Чарли, не то он тебя одолеет». А как вас по имени, Пларр?

– Эдуардо.

– Друзья зовут меня Чарли. Не возражаете, если я буду звать вас Тед?

– Если вам так хочется.

Трезвый Чарли Фортнум впал в такую же фамильярность, как и прошлый раз пьяный, правда не сразу. Интересно, подумал доктор Пларр, часто ли они будут ходить по этому кругу, если их знакомство не оборвется, и на каком круге они окончательно станут друг для друга Чарли и Те дом?

– Знаете, тут, в городе, кроме нас еще только один англичанин. Некто Хэмфрис, учитель английского. Знакомы с ним?

– Да мы ведь вместе провели вечер. Не помните? Я вас еще проводил домой.

Почетный консул посмотрел на него чуть не со страхом.

– Нет. Не помню. Ровно ничего. Это плохой признак?

– Ну, с кем этого не бывает, если здорово напьешься.

– Когда я вас увидел за дверью, ваше лицо мне показалось знакомым. Поэтому я и спросил, как вас зовут. Подумал, что мог что-нибудь у вас купить и забыл отдать деньги. Да, надо будет поостеречься. На время, конечно.

– Вреда вам от этого не будет.

– Кое-что я помню очень хорошо, но я как мой старик – он ведь тоже многое забывал. Знаете, как-то раз я свалился с лошади; она вдруг стала на дыбы, чтобы меня испытать, эта скотина. Мне было всего шесть лет, и она знала, что я еще маленький; было это возле дома, и отец сидел тут же, на веранде. Я боялся, не рассердится ли он, но еще больше испугался, когда увидел, что он сверху смотрит, как я лежу на земле, и не помнит, кто я такой. Он даже не рассердился, а только был встревожен и ничего не понимал; потом он вернулся на свое место, сел и снова взял свой стакан. А я обогнул дом, пошел на кухню (с поваром мы дружили) и больше ни разу не сел на эту проклятую лошадь. Теперь-то я, конечно, его понимаю. У нас ведь с ним много общего. Он тоже все забывал, когда напивался. Вы женаты, Тед?

– Нет.

– А я был женат.

– Да, вы говорили.

– Я был рад, что мы разошлись, но все же хотел бы, чтобы сначала у нас был ребенок. Когда нет детей, в этом, как правило, виноват мужчина?

– Нет. Думаю, что тут бывают виноваты как тот, так и другая.