Где начинается радуга? Часть 2 (СИ) - Ирина Леухина

хорошо. Я сидела в самом темном углу и настраивалась. Сохранить себя оказалось сложнее в кругу соперниц.

Я встала со стула и направилась в комнату с фотозоной. Девушки мимо, которых я проходила, ощерились. Они сквозь зуб говорили мне слова удачи. Но в переводе со змеиного эти слова имели значение “будь ты проклята”.

Захожу в темную комнату и оглядываюсь.

Глаза только привыкают к темноте. Я вижу, что для модели подготовили место. Задний фон будет черный, но его осветили специальной подсветкой. Они создали такой эффект, чтобы все внимание было на передачи эмоций модели. Даже наш внешний вид в этом помогал. Он не отвлекает от нашего лица.

Фотограф поправлял аппаратуру. А Ануш стояла рядом с незнакомой женщиной. Мужчина, который нам преподавал актерское мастерство, сидел на кресле и что-то рассматривал в телефоне.

— О, Малахит, уже пришла, — проговорила Ануш. — Вот твой список эмоций.

На бумажке значились десять пунктов. Мне дали пять минут подготовиться.

Незнакомая женщина замерла на месте. Она распахнула глаза и уставилась на меня, словно я привидение. Но к ней подошла Ануш, и она неловко дернулась, отойдя к своему месту.

Вчитываюсь в список и чувствую как мои руки трясутся. Напряжение сказывалось на мне. А еще страх. Как бы я не хотела показать себя самоуверенной стервой. Внутри себя я тоже боялась провала.

Пришлось громко выдохнуть, чтобы собрать мозги в кучку.

Страх. Печаль. Разочарование. Любовь. Ненависть. Агрессия. Дружелюбие. Искренность. Доверие. Спокойствие.

Десять абстрактных эмоций. С одной стороны они давали волю для передачи чувств. Но в то же время усложняли работу. Как к примеру нужно изобразить искренность или спокойствие. Но в этом и кроется прелесть.

У модели есть возможность проявить свой талант “разговора взглядом”. Заставить свою фотографию жить. Но для этого нужно вспомнить, что ты ощущаешь при этих абстрактных и в то же время точных эмоций.

— Готова?

Ануш усаживается на свое место, а я подхожу к фотозоне.

— Мне нужно по порядку? Или вы говорите, что показать в разнобой?

— Мы говорим, — женщина глухо проговорила. Но я ее услышала.

Значит нужно позволить своей сущности работать. Открыть подсознанию место. А разуму отступить. Нужно суметь успокоить себя до медитативного момента. Марина была права. Это сло-ожно…

— Готова?

Вдох-выдох.

— Да.

— Агрессия, — мужчина довольно громко проговорил.

А у меня словно нет.

Я вижу фотографа. И в какой-то момент перестаю видеть всех. Вижу Свету, которая насмехается. Вижу Ксюшу, которую обижают буллеры. Вижу Арину, которая кричит мне уходить. Вижу ту девчонку Дину, которая заносит руку надо мной.

Мои руки сжимаются в кулаки. Ноздри раздуваются. Брови сходятся над носом. Мои черты лица напрягаются, а в глазах… я чувствую как оттуда выливается огонь. Который готов сжечь.

Вспышка не ослепляет. Скорей всего я так привыкла к затвору камеры, что мне это звук не мешает для концентрации.

Три фотографии. И снова голос мужчины.

— Дружелюбие.

Выдох.

Перед глазами Люся. Когда она сидела одна в центре. И как я с ней познакомилась. Из меня волнами выходили дружеские эманации.

Мое лицо расслабилась. В глазах появилась мягкость. А на губах легкая улыбка. Не яркая. А милая. Притягивающая. Которая не пугает, а наоборот расслабляет.

Руки плавно вытянулись вперед словно для рукопожатия. И я вся вытянулась к невидимому человеку. Потому что я тянусь к другу, как и он ко мне.

Три затвора. И снова голос.

— Страх.

Когда мне было страшно?

Когда Глеб узнал про мою поездку. Мне было страшно? — Да.

Мне было страшно, когда я услышала про смерть родителей.

Мне было страшно лететь в неизвестность.

Мои руки упали. А потом слегка подтянулись вверх. Я сама себя обнимала. В глазах появились непроизвольные слезы. И потерянность. Кончики губ опустились. Мой взгляд поник. Мне страшно смотреть на окружающий мир. Я хочу защитить саму себя от всего опасного, что скрывается в тенях. Но мне страшно поднять голову, а про защиту даже задуматься сложно.

Три щелчка.

— Ненависть.

Моя тетя. Ее отношение ко мне. К моей маме.

Вся она вызывала чувство раздражения и глухой ненависти. Мое тело выпрямилось. Потому что ненависть придает силы. Она не даст в обиду. Она даже может защитить. Мои губы сжались в плотную нитку. Глаза расширились. Голова чуть наклонилась. И взгляд получился исподлобья. Напряженный и ненавидящий. Моя поза вполоборота, а руки… они словно хотят сжаться в кулаки, но и не успели еще.

Ведь ненависть — это еще не открытая агрессия. Она внутри тебя. Она питает твой огонь ярости, но не пылает в открытую.

— Доверие.

Я доверяю своим друзьям. Арине, когда высказала свои идеи. Роме, когда предложила поработать над конкурсом. Денису, когда он поддержал меня в открытую в классе.

Открытие души. Я ничего не скрываю перед ними. Я открытая книга для них. У меня нет скрытых мотивов. Я есть я. И больше ничего.

Приподнимаю голову чуть выше и раскрываю чуть объятия. Мое сердце незачем закрывать. Ведь я доверяю миру. Моя жизнь не принадлежит мне. Она ваша. На вашей в воле.

Рот слегка приоткрывается, словно я готова вдохнуть в себя ветер веры.

И словно издалека глухой голос дает новую команду.

— Разочарование.

Когда Глеб решил отстоять свое право быть в паре со мной на выпускном балу. Я в нем разочаровалась немного. Я надеялась на его веру в меня. В мои чувства. Но он посчитал, что должен в открытую побороться с Матвеем.

Меня тогда кольнуло разочарование.

Пустота в глазах, где раньше была надежда. Опущенные плечи и голова. Словно меня всю придавило от осознания, что мое очарование было миражом. Я сама создала образ, который был неверным.

И это ощущения меня прибило.

— Любовь.

Глеб. Как он рассказывал мне о своих планах. Как он говорил о Люсе. Как он прикасался ко мне. Как любил.

Я увидела его словно он тут. Реальным и рядом со мной. Между нами не было моего выбора и желание состояться в профессии. А были только мы и наши чувства.

Едва заметная улыбка. Свет в глазах. Легкость в движениях. Ведь вокруг меня проявилась эта “любовь”. Я ею дышу. Живу. Она часть меня.

Щелчки камеры привели меня в чувства. Я слишком сильно улетела в свои воспоминания. И забылась.

— Печаль.

Смерть дяди Миши. Я его не смогла навестить. Проститься с ним в его последний путь. Ради меня он пожертвовал собой, а мне больно и стыдно.

Руки опустились. Я сутулилась. Напряглись немного мышцы лица, чтобы сдержать слезы. Которые накатывали от нахлынувших чувств. Ведь когда случилось горе,