Кровожадные сказки - Бернар Кирини

Энцо Транастани (1890–1939): этот итальянец опубликовал десять книг, и все носят названия музыкальных произведений. Первый роман, опубликованный в 1911 году в миланском журнале, назывался «Струнный квартет № 1»; потом он написал «Сонату для фортепьяно ми-мажор», «Симфонию № 1», «Симфонию № 2», «Мессу си-минор», «Струнный квартет № 2 для двух роялей», «Концерт для скрипки, фортепьяно и виолончели» и «Симфонию № 3». «Меня не читают, — говорил он. — Меня играют».

Адольф Морсо (1855–1940): недолго входил в группу «Клуб гидропатов»,[7] где общался с Шарлем Иро и Альфонсом Алле,[8] приверженец и мастер «короткого формата», никогда не творивший на бумаге. Все его рассказы и повести (сколько их — неизвестно, ибо многие были утрачены) написаны на материалах, выбранных в строгом соответствии с сюжетом произведения: «Смерть пешехода» — на кожаном ботинке 46-го размера, «Любитель шоколадок» выгравирован на черенке десертной вилки, «По дороге на запад» нарисован на украденном на выезде из Парижа придорожном указателе, текст «Гейм, сет и матч» выжжен на раме деревянной ракетки. Пьер владеет одним из произведений Морсо, оно называется «Катрен уходящего времени» и высечено на крышке карманных часов. В конце 20-х годов Морсо уехал в Америку, там его поразила мания величия, он приступил к написанию большого романа на кабине двухмоторного бомбардировщика, но не закончил, насколько это известно литературоведам.

Малкольм и Кларенс Галто (1884–1945 и 1884–1955): эти англичане-близнецы родились в многодетной семье, все члены которой имели то или иное отношение к литературе. Братья написали в соавторстве несколько книг, пользовавшихся успехом у публики, но сегодня совершенно забытых. Манера их письма завораживала критиков: поскольку они всё делали вместе, понять, что вышло из-под пера Кларенса, а что написал Малкольм, оказывалось совершенно невозможно. Пьер знает наизусть много стихов из их сборника «Прощай, Северный Уэльс» и часто читает нам вслух, нимало не заботясь о том, что мы не понимаем ни слова по-английски.

Пьер-Александр Сковски (1919–1940): мать этого «раннего» во всех отношениях юноши была русской, отец — швейцарцем. В девять лет он сбежал из дома и четыре месяца бродяжничал по Европе, потом жандармы задержали его и препроводили под отчий кров. В тринадцать лет он увлекся биржевыми спекуляциями, заработал целое состояние и купил двадцать гектаров виноградников, которые — увы! — немедленно погубила филлоксера. В пятнадцать лет он уже был отцом двоих сыновей: первый умер сразу после рождения, убив свою мать, второй, отпрыск дамы бальзаковского возраста, родился без левой руки и был абсолютным идиотом. В шестнадцать лет Сковски составил автобиографию «Молодой человек, который торопится». За три года, с семнадцати до девятнадцати лет, он написал шесть романов, два из них — на русском, женился, развелся, провел полгода в тюрьме за мошенничество, перешел в католическую веру и лишился глаза, упав с лошади. В двадцать лет Пьер-Александр сжег все свои рукописи, написал их заново и снова сжег — уцелела только вторая версия «Молодого человека». Год спустя он пустил себе пулю в голову, нацарапав на краю стола предсмертную записку: «Я хорошо пожил; я старею. Я ухожу».

Франсиско Мартинес-и-Диас (1930–1981): этот испанец, бывший военный, начал писать, выйдя в отставку. Он был крайне медлителен и закончил всего одну книгу — «Истории, прочитанные перед зеркалом», сборник из двенадцати восхитительных историй в стиле Льюиса Кэрролла. «Это, конечно, не шедевры, — говорил Пьер Гулд, — но мне они очень нравятся. Больше всего меня восхищает условие, которое он выставил своему издателю: все экземпляры книги были напечатаны “шиворот-навыворот” и продавались с прикрепленным к суперобложке зеркальцем. Прочесть текст можно было только с его помощью, как и следовало из названия. У меня есть экземпляр этого раритета, вот только зеркальце потрескалось».

Николя Самбен, прозванный «Колен» (1910–1986): Пьер часто хвалится, что был одним из немногих людей, лично знавших этого овернца, который — тут мой друг поднимал указательный палец, призывая аудиторию к вниманию, — был подлинным автором «Обитаемых садов», романа, опубликованного в 1964 году Анри Кенелем. «Он был его литературным негром! Именно так! Кенель не написал ни одного слова!» Слушатели озадачены, они смущенно молчат, Пьер садится и заканчивает, на тон ниже: «Все это, безусловно, возбуждало бы куда сильнее, будь Кенель известным литератором».

Марселен Эшар (вторая половина XX века): этот бывший главный хранитель Центральной библиотеки XVIII округа провел пятнадцать последних лет жизни, пытаясь доказать, что Адольф Гитлер не умер. Он выпустил вестник «Критическая библиография источников о кончине Адольфа Гитлера, случившейся в его бункере 30 апреля 1945 года». В этом сборнике он проанализировал все находящиеся в открытом доступе документы по теме на французском языке и сделал вывод, что они ничего не доказывают. Эшар предполагал опубликовать аналогичные вестники на английском, русском, немецком и итальянском языках, изучив весь массив источников (в том числе американских), но так этого и не сделал. Жорж Перек пишет о нем в XLI и XCI главах своей книги «Жизнь. Способ употребления». Не удивлюсь, узнав, что они с Пьером Гулдом часто говорили об Эшаре.

Бенуа Сидони (1915–1958): друг Андре Бретона,[9] итальянский профессор. Они с Бретоном собирались писать в соавторстве книгу. В 1940-х Сидони сочинил с полдюжины порнографических рассказов — настолько скабрезных, что, по собственному признанию автора, при каждом новом прочтении его жутко тошнило. Публиковать рассказы Сидони не стал, опасаясь судебного преследования: он показал их нескольким сердечным друзьям, в том числе граверу-иллюстратору, но и тот после долгих раздумий отказался от работы. В конце жизни Сидони уничтожил свои рукописи, «пощадив» лишь короткий роман, считавшийся менее омерзительным, чем все остальные тексты. Впрочем, судя по отдельным пассажам, которые зачитывал нам Пьер, роман этот был вполне отвратительным.

Пьер Ларош де Мерикур (1918–1956): безупречный денди, выходец из добропорядочной семьи. В тридцать лет опубликовал сборник язвительных афоризмов и роман «Черные приливы». Этот позер и циник заявлял, что устал от жизни, не успев начать жить. «Мой первый крик? Такового не было. Я просто зевнул».

Бертран Сомбрелье (1918–1984): наследник большого состояния, родился в Корнимоне (Вогезы), никогда нигде не служил, без конца путешествовал и наслаждался жизнью. Литературного дарования у него не было, но он обожал общество писателей, дружил с Жаком Превером и Робером Кантерсом. В период с 1940 по 1962 год Сомбрелье составил серию «омонимографий»: это были биографии тезок знаменитостей, он печатал их за свой счет и передавал в книжные лавки, хихикая в душе над читателями, которых так ловко надул. Его перу принадлежат следующие произведения: «Жизнь Теофиля Готье», сапожника из Латта, что в Эро; «Жизнь Камбронна», коммерческого представителя из Ду; «Комментарии о жизни Рансе», которую многие восприняли как интерпретацию романа Шатобриана, хотя это было собрание двухсот афоризмов о жизни Мориса Рансе, мелкого промышленника из департамента Верхний Рейн; «Жизнь Ленина», посвященная Клеману Ленину, служившему на бельгийской железной дороге, члену Льежского отделения Коммунистической партии. В 1959 году он опубликовал две брошюры: «Маршал Жоффр» — о кузнеце Клоде Жоффре, родившемся в 1802 году и умершем в 1850-м в Компьене, и «Президент Пуанкаре» — о жизни Матье Пуанкаре, председателя оргпрофсоюза Корнимона в 1949–1956 годах. Последняя книга Сомбрелье увидела свет в 1975 году: «Бертран Сомбрелье о Бертране Сомбрелье». Это не автобиография, а рассказ о жизни его тезки, Бертрана Сомбрелье, хозяина маленького отеля в Пиренеях, куда автор часто уезжал на весь июль.

Квипроквополис

Недоразумения

(Как говорят йапу)

Перевод Е. Клоковой

Я решил загадку языка йапу в третий свой приезд в Амазонию. Я почти утратил надежду и готовился пополнить список неудачников, которые много десятков лет подряд ломали над ней голову, но так и не преуспели. Йапу стали своего рода легендой среди этнологов и лингвистов, чем-то вроде теоремы Ферма для математиков, пока один молодой гений не решил ее — по второму разу. Впрочем, сравнение не вполне корректно: никто никогда не сомневался, что Ферма действительно решил свою теорему, а значит, человек, равный ему по таланту, способен сделать это снова, тогда как многие исследователи не верили, что язык йапу в принципе поддается расшифровке. Так, великий голландский лингвист Вильгельм Гроос написал в одном из своих трудов, что особенности этого языка делают его несовместимым с правилами, общими для всех других языков, а посему йапу — народ, отличный от остального человечества. Гроос сомневался, что представители как западной, так и восточных цивилизаций сумеют постичь суть языка йапу. Американский этнолог Маргарет Маркер, побывавшая у йапу шесть раз между 1965 и 1974 годом, пришла к еще более радикальному выводу: никто не может понять язык йапу по той простой причине, что там нечего понимать, поскольку йапу — чистой воды сумасшедшие. «Подвергая их речь детальному разбору, — пишет Маргарет в последней главе книги “Говорить с индейцами”, — всегда вычленяешь в каждой фразе одну или несколько абсурдных нелепиц. И каковы бы ни были возникающие в связи с этим утверждением теоретические проблемы, следует признать: в большинстве случаев йапу несут чушь. Это племя безумно — индивидуально и коллективно».