Аллоды. Игра в чертогах смерти - Дмитрий Казаков

Служанка вильнула похожей на две подушки задницей и умчалась в сторону кухни. Эльф остался сидеть, не снимая капюшона и осторожно разглядывая гостей постоялого двора.

Могучий храмовник, один из святого воинства, грызет свиную ногу так, что огрызки летят в стороны… орава мелких пушистых гибберлингов, от щебета и смеха которых звенит в ушах… несколько мастеровых с подпалинами на одежде, едят торопливо, прихлебывают пиво… купчина, такой жирный, что с трудом умещается на двух стульях, взгляд сальный, на толстых пальцах посверкивают перстни с драгоценными камушками…

И кто здесь те самые спутники, что пригодятся в походе на Асээ-Тэпх?

– Ваше вино, – сказала служанка, наклоняясь над столом так, чтобы Головешка мог заглянуть в вырез ее платья, где колыхались розовые груди. – Я принесла рыбы и хлеба, если желаете чего-то еще, то придется немного подождать, наши повара очень заняты…

– Не желаю, – сказал эльф, и она упорхнула к соседнему столу, где веселившиеся гибберлинги чуть не стояли друг у друга на голове.

Раньше, когда Головешка еще носил другое, нормальное имя, эти существа, слегка похожие на белых прямоходящих котов, были ему безразличны, сейчас же вызывали отвращение. Может быть потому, что они могли себе позволить беззаботно орать и скакать, не думая о том, как выглядят в глазах окружающих?

Ладно, в конце концов, ему сказано, что спутники должны сами его найти, так что нечего напрягаться!

– Провались все в астрал, – буркнул Головешка, и принялся за вино.

Мерзкое, конечно, но в той же Сиверии пивал вещи и похуже.

Расположившийся на возвышении у очага бард из канийцев ударил по струнам лютни.

– И плыли без волн и без ветра они, без света и тьмы отмеряя все дни! – затянул он.

Ну так и есть, песня о том самом походе в астрал, во время которого Головешка стал тем, кем стал.

Интересно, сколько этот уродливый козел с лютней попросит денег, чтобы заткнуться? Замолчать на весь вечер, или по крайней мере не вспоминать о том, что почти все именовали «подвигом»?

Можно сказать, что все, кроме одного бывшего эльфа.

Головешка отодвинул тарелку с недоеденной рыбой и мрачно огляделся.

Никто не спешил опознавать его, не подкатывал с предложением выпить за знакомство… Может быть, у него есть время развлечься, а то уже десять дней как толком не напивался и не веселился?

В этот момент дверь открылась, внутрь шагнули трое мужчин: куртки из кожи, что обычно носят наемники средней руки или стражники, обветренные суровые лица, на поясе у каждого нож и меч.

Служанка подскочила к ним, спросила что-то, а затем повела новых гостей к тому столу, за которым сидел Головешка.

– Ох, господин, простите нас, – затараторила она, всплескивая полными руками. – Все столы заняты, и…

– Пусть проваливают, – сказал эльф.

– Что? – девушка растерянно заморгала.

– Я не хочу, чтобы эти уроды сидели со мной, – раздельно проговорил Головешка. – Понимаешь? Пусть поищут себе место среди тех псов, что дерутся за кости под столами.

– Ты сумасшедший? – спросил самый высокий из троих, блондин с холодными голубыми глазами.

– А какая разница? – пожал широкими плечами второй, рыжий, как пламя костра. – Выкинем его, и вся недолга.

Третий не стал тратить время на слова, он просто ударил Головешку в ухо.

Если бы эльф не ждал именно такой атаки, его бы снесло со стула и шарахнуло о стену. А так он пригнулся, так что кулак лишь зацепил капюшон, и врезал в ответ, целясь противнику в живот.

Попал, и один из обладателей кожаных курток согнулся, утробно кашляя.

Рыжий и голубоглазый двинулись вперед, но Головешка уже вскочил на столешницу. Пнул в голову того, что подходил справа, но промахнулся, только задел светлые волосы, с трудом удержал равновесие.

А в следующий момент его так дернули за лодыжку, что земля вылетела из-под ног эльфа. Перед глазами мелькнул потолок, и он спиной хрястнулся о стол. На пол полетели осколки кувшина.

– Ну все, ты труп! – рявкнул, судя по голосу, рыжий, и тут же тон его изменился: – Кто это?..

Головешка сообразил, что в пылу драки с него слетел капюшон.

От удара голова зазвенела, точно пустой котел, по которому врезали поварешкой. Попытался перекатиться вбок, но его держали крепко, и от нового тычка хрустнули ребра, боль отдалась в спину.

– Во имя Тайны Воскрешения, остановитесь! – рявкнул кто-то так мощно, что под потолком колыхнулось тележное колесо, усаженное свечными огарками. – Немедленно!

– Да кто ты такой?.. – начал было голубоглазый, разворачиваясь. – Да ты…

– Это заблудшее дитя Света находится под моей опекой! – прогромыхали совсем рядом, так что башка Головешки зазвенела вновь.

Решив проморгаться, тот обнаружил, что глаза заливает непонятно откуда взявшаяся кровь. Сумев поднять руку и вытерев лицо, увидел, что раскатистый бас принадлежит тому самому могучему храмовнику, что отважно сражался со свиной ногой.

Величественный и грозный в своей рясе, с пылающими глазами и воинственно торчащей бородой, он вздымал над головой символ веры в жертву Тенсеса – вырезанную из дерева свечу, символическое изображение «искры», истинной сущности любого разумного существа.

И кончик ее светился белым огнем.

В «Канийской доблести» царила тишина, посетители хлопали глазами, наслаждаясь бесплатным развлечением.

– Я повторяю! – взревел служитель церкви. – Это дитя Света под моей опекой! Повелеваю вам оставить его в покое, иначе рискуете вы тем, что я вынужден буду обратить против вас всю мощь той силы, что дарована мне вышней силой…

– Потише, дядя, – сказал Головешка. – У меня от твоих воплей голова болит.

– А ты заткнись, исчадие! – рыкнул храмовник.

– Ладно, пошли, парни, – сказал рыжий, бросив на эльфа полный ненависти взгляд. – Встретимся если еще, вот тогда…

– Как пошли? – выдавил тот, которому досталось в живот. – Да я его!

– Уходим, – голубоглазый ухватил товарища за плечи, фактически потащил к двери. – Поужинаем в другом месте.

Храмовник опустил свечу, протянул руку и с такой легкостью сдернул Головешку со стола, будто тот вообще ничего не весил. Эльф покачнулся, но устоял, на пол шлепнулось блюдо с раздавленными в лепешку остатками жареной рыбы.

– Он за все заплатит, и за беспокойство тоже, – пообещал служитель церкви, обращаясь к служанке, что стояла, открыв рот и выпучив глаза, и к тощему мужику в фартуке, что выскочил из ведущей на кухню двери. – Но сначала мы с ним побеседуем! По душам!

Головешка хотел было намекнуть храмовнику, что тот много берет на себя, но ему не дали шанса даже открыть рот. Могучая пятерня вцепилась в рукав и поволокла за собой – в дальний конец зала, туда, где пряталась лестница, ведущая на второй этаж, к комнатам для постояльцев.