Груз для горилл - Юрий Ячейкин.

Кристофер с горькой, безрадостной улыбкой вспомнил выразительное свидетельство севильского епископа Исидора: "У латинян несчетное число книг написал Марк Теренций Варрон[5]. У греков хвалят и славославят также Халкентера[6] за то, что он создал столько книг, что любому из нас не под силу даже переписать их своей рукой". Потеря времени – невозвратная потеря творений… Однако все-таки, если реально оценить неблагоприятные для серьезного творчества обстоятельства, он хотя и сделал немного по объему, все-таки достиг кое-чего: ввел в пьесу центральный образ – идею, вокруг которой вращается все действие, отбросил в диалоге рифмованный стих как менее гибкий по сравнению с "белым" стихом; он стал рифмовать лишь заключительные афористические концовки периодов. Эти новшества уже подхватили Томас Неш, Роберт Грин и молодой актер Вильям Шекспир, который очень успешно дебютирует в драматургии. Достаточно сравнить его "Эдуарда" и шекспировского "Ричарда III", чтобы убедиться в этом. А это хорошо, когда у тебя есть последователи, и, главное, понимающие. Это и самому тебе придает силы и уверенность, ибо свидетельствует, что ты – на верном пути. Но упаси боже самому остановиться на полдороге. Каждая находка должна получить свое дальнейшее развитие. Ныне

Как путешественник, край неизвестныйИдет он открывать.

[Кристофер Марло, "Эдуард II", акт V, сцена 7]

Шум внизу привлек его внимание. Горлопаны выкрикивали властно, по-хозяйски. Кристофер прислушался.

– Где он? – во весь голос спросил кто-то басовито. – Что молчишь? Я хочу услышать, как ты квохчешь, курица!

– О ком вы спрашиваете, господин? – это уже голос владелицы корчмы Элеоноры Булль, немного испуганной бесцеремонным и оскорбительным вторжением.

– А ты что, держишь по нескольку мышей в одной мышеловке? А ну, не болтай лишнего и веди нас наверх!

По деревянным ступеням громко затопотали ноги, но железо не звенело.

Значит, это не солдаты ее величества.

Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату разом ввалились трое.

Из-за широких плеч мужчин выглядывали испуганные глаза хозяйки, еще молодой и миловидной.

– Так и есть – вот он!

– Крис, дружище!

– Учти, парень, непрошеных гостей встречают не с пером в руке, а с кинжалом!

– Эй, хозяйка, вина и еды на стол!

– Не жалей мяса, потому что угощаешь волков!

– Гляди не нацеди вместо вина какой-либо кислятины, а то придется тебе лить слезы в кубок!

– Ну, Крис, теперь давай расцелуемся!

Пузатый толстяк Роберт Поули сгреб Кристофера в объятия, а Ингрем Фрайзерс – секретарь Томаса Уолсингема, племянник сэра Френсиса, а также Никол Скирс, давний агент Си-Ай-Си, обхватили их с боков крепкими ручищами, и они все вчетвером весело закружили в каком-то неповоротливом медвежьем танце, наступая друг другу на ноги.

Это неожиданное появление коллег по ведомству лорда Уолсингема утешило Кристофера. Он даже немного расчувствовался. Нет, есть все-таки на свете друзья, которые не забывают тебя в беде.

– Не ждал? – спросил упитанный Роберт Поули. Тяжело дыша, он швырнул на скамью кожаную сумку, расстегнул на животе камзол и уселся верхом на стул, будто на коня, вытирая платком лицо, покрытое потом.

Фрайзерс и Скирс тоже сели к столу, глядя на Кристофера с лукавыми усмешками, словно любуясь им и спрашивая: "Ну так что, видишь, какие мы?"

– Не скрою, я действительно не ждал вас, поэтому еще больше рад, – сказал Марло. – Однако, боюсь, нам придется отложить пирушку: меня ежедневно ждут не дождутся в канцелярии Тайного совета.

– К чертям канцелярию! – небрежно вымолвил Фрайзерс. – В случае чего мы все засвидетельствуем, что ты весь день находился под нашей надежной охраной.

– Это было бы великолепно – именно такой охраны недоставало мне в Нью-Гейте. Но, Ингрем, пока ваше свидетельство дойдет по бюрократической лестнице наверх, я уже снова как пить дать буду гонять по камере тюремных крыс.

– Не дрейфь, Крис, – снова подал голос Поули, успевший отдышаться. – Ха, тюрьма! Тюрьмы для того и строят, чтобы в них сидел кто-нибудь! Немного там посидеть и нам не помешает. Это я знаю по личному опыту. Впервые меня упекли в Маршалси – темницу для политических заключенных – по приказу самого шефа. А для чего? Чтобы дать возможность бежать и присоединиться к заговору Бабингтона, когда католические агенты намеревались освободить Марию Стюарт. И что же? Я до сих пор с удовольствием вспоминаю то время. Вина – море, жратвы – сколько пожелаешь, под боком – любовница. А мою жену даже к ограде не подпускали.

– Да здравствуют тюрьмы – единственные убежища от ревнивых жен! – выкрикнул Никол Скирс.

– Дельный тост! Что там возится эта фарфоровая кукла? Вероятно, боится разбить свои прелести! – нетерпеливо заметил Ингрем и мимоходом бросил Скирсу: – Ну-ка, Ник, разожги камин – с огнем уютнее и веселей.

Фрайзерс снял пояс с кинжалом и повесил его на спинку стула. Кристофер видел, что его неожиданные гости собираются и в самом деле отнять у него весь день.

– А второй раз я сел в тюрьму, – продолжал воспоминания Поули, – когда по моим спискам начали хватать заговорщиков. Само собой, схватили и меня, чтобы не вызвать никакого подозрения. Ведь агент должен быть засекреченным до конца акции, ибо ее развитие очень трудно предвидеть заранее. Ха! Тогда мне выпала высокая честь: я сел в тюрьму королей, пэров и лордов – Тауэр! О той акции у меня остался на память отличный сувенир – бриллиант Бабингтона. Со временем я заложил его в Париже, чтобы купить для Си-Ай-Си некоторые тайные сообщения испанского посла, дона Бернандино де Мендоса.

– Того, которого выставил из Англии сэр Уолсингем? – спросил Фрайзерс.

– Именно того самого, что принимал участие во всех заговорах в пользу Марии Стюарт, того, который чванливо сказал сэру Френсису, когда тот объявил его персоной нон грата: "Бернандино де Мендоса рожден не организовывать заговоры в странах, а завоевывать эти страны". Испанский лис знал еще тогда[7] о замысле прямой интервенции, уже одобренной папой римским.

– А бриллиант был оплачен? – вклинился в разговор Никол Скирс.

– Еще бы! Те документы стоили нескольких бриллиантов. Добавлю: с того времени мне не идет давнее прозвище "Джентльмен Безденежный". Все это Роберт Поули выговорил с таким уважением и почтением к себе, что остальные покатилась со смеху. А толстяк только удивленно моргал. С чего это они словно рехнулись?

В эту минуту хозяйка, молодая вдова бывшего корчмаря "Скрещенных мечей" Булля, вместе со служанкой внесла в комнату вкусно пахнущий котел, хлеб, тарелку с мелко нарезанным луком и редиской, а также корзину с бутылками и кубками. Жадный до еды, Поули сразу же поднял крышку котла и даже крякнул от аппетитного запаха картошки с бараниной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});